„Но этимъ дѣло не кончилось. Успокоившись, жители начали хладнокровно обдумывать всѣ случившіеся факты во время этого тревожнаго времени и громко начинаютъ дѣлать выводы объ истинной причинѣ пожаровъ и объ истинномъ поджигателѣ. Я не могу назвать его, не могу передать того, что говорятъ почти всѣ въ городѣ, Я скажу только, что, по мысли одного горожанина, собирается капиталъ (собрано уже болѣе 300 руб.) тѣмъ свидѣтелямъ, которые не побоятся явиться куда слѣдуетъ и уличить настоящихъ поджигателей (настоящихъ подчеркнуто въ корреспонденціи). Замѣчательно еще и то, что самые исправные взносы въ губернское казначейство подушной подати поступали изъ уѣздовъ, наиболѣе пострадавшихъ отъ неурожая и голода. Какія у насъ на Руси бываютъ странности!“

Вотъ и все, что авторъ можетъ сказать о тревогахъ города лѣтомъ. Онъ можетъ только повторить съ корреспондентомъ: какія у насъ на Руси бываютъ странности!

Къ декабрю въ городъ съѣхались всѣ дѣйствующія лица романа и всѣ строители земской желѣзной дороги. Противъ всякаго ожиданія, противъ ожиданія даже самыхъ горячихъ оптимистовъ постройки желѣзной дороги земствомъ, — первый опытъ, постройка землянаго полотна дороги, былъ оконченъ весьма успѣшно. Несмотря на то, что не мало сдѣлано было промаховъ со стороны неопытныхъ дворянъ-подрядчиковъ, что они не имѣли возможности, благодаря экстренной постройкѣ, заблаговременно заготовить матеріалъ, продовольствіе и пріискать хорошо знающихъ свое дѣло конторщиковъ, табельщиковъ, десятскихъ, старостъ и тому подобныхъ; несмотря на то, что губернская земская управа не мало стѣсняла строителей частыми требованіями отчетовъ и разныхъ свѣдѣній о рабочихъ и о ходѣ работъ, а изъ Петербурга три раза пріѣзжали высокопоставленныя лица, встрѣчи, проводы и ревизіи которыхъ тоже отнимали не мало времени; несмотря на то, что рабочій кормился отлично и, положительно, не былъ обсчитанъ ни на одинъ грошъ, — дворяне-подрядчики всетаки заработали на первыхъ же порахъ довольно порядочныя деньги. Да, дворяне-помѣщики оказались очень и очень недурными подрядчиками, и они имѣли полное право быть довольными и веселыми, когда, подведя итоги, пріѣхали къ декабрю почти всѣ въ С-искъ.

Но не только строители земской желѣзной дороги и дѣйствующія лица этого романа, а и почти все дворянство губерніи пріѣхало къ этому времени въ городъ, такъ какъ въ декабрѣ должны были происходить, такъ называемые, дворянскіе выборы, т.-е. избраніе на новое трехлѣтіе губернскаго и уѣздныхъ предводителей дворянства. Городъ сильно оживился. Гостиницы были переполнены пріѣзжими; магазины и погреба торговали очень бойко; извощики на-расхватъ разъѣзжали по городу и появилось много красивыхъ троекъ, пріѣхавшихъ вмѣстѣ съ ихъ владѣльцами изъ помѣщичьихъ усадьбъ; въ театрахъ почти ежедневно давали представленія, устраивались концерты и маскарады при постоянно полномъ сборѣ публики, въ аптекѣ не успѣвали приготовляя зельтерскую и содовую воду, а модистки и швеи по цѣлыя днямъ и ночамъ слѣпили свои глаза надъ шитьемъ для барышень и барынь нарядныхъ платьевъ изъ самыхъ пестрыхъ и самыи убійственныхъ для глазъ матерій.

Всегда и вездѣ барышнямъ и барынямъ предстоитъ много работы ножками, язычками, глазками и улыбочками во время рождественскихъ праздниковъ; всегда и вездѣ барышни и барыни заказываютъ для себя много, очень много роскошныхъ нарядовъ передъ рождественскими праздниками; всегда и вездѣ предъ рождественскими праздниками для модистокъ и швей настаетъ нескончаемая «спѣшка». Но когда съ рождественскими праздниками совпадаютъ еще и празднества по случаю окончанія дворянскихъ выборовъ, когда съѣзжаются въ городъ всѣ женихи, всѣ невѣсты и вся аристократія губерніи, когда каждой барышнѣ и барынѣ приходится соперничать и выдерживать конкуренцію съ барышнями и барынями почти всей губерніи, когда каждая изъ нихъ старается показать себя во всемъ блескѣ ума, граціи, красоты, знанія свѣта и приличій его, такъ какъ каждая изъ нихъ льститъ себя надеждою и имѣетъ наиболѣе шансовъ именно въ это время пріобрѣсть мужа, друга дома, друга для души и сердца и т. д.,- о, тогда модистки и швеи должны безпощадно слѣпить свои глаза, чахнуть грудью, уродовать спину, ноги и руки надъ шитьемъ но цѣлымъ днямъ и ночамъ нарядныхъ платьевъ изъ самыхъ пестрыхъ и самыхъ убійственныхъ для глазъ матерій.

Бѣдненькія швеи и модистки! Многіе великіе поэты и мыслители вдохновлялись вами, пѣли сжимающія душу скорбью пѣсни въ честь вашего терпѣнія и вашей безкорыстной любви, издавали обливающіе сердце кровью стоны при видѣ вашего бѣдственнаго житья, кричали помрачающія умъ проклятья при видѣ вашего убійственнаго труда, не оплачивающаго даже вашей скудной пищи и жалкой одежды и заставляющаго васъ впасть въ развратъ и умирать въ раннемъ возрастѣ отъ чахотки; но вы сами не поете этихъ пѣсенъ, вы не слыхали этихъ вздоховъ и проклятій. Нѣтъ, вы смотрите на себя какъ на необходимыхъ и вполнѣ законныхъ спутниковъ прогресса и цивилизаціи общества и, когда слѣпите ваши глаза надъ шитьемъ изъ самыхъ пестрыхъ и самыхъ убійственныхъ для глазъ матерій нарядныхъ платьевъ для барышень и барынь, вы не поете «Пѣсню о рубашкѣ» Томаса Гуда, какъ не поютъ барышни и барыни, щеголяющія въ изготовленныхъ вами нарядахъ, «Сонъ леди» того же Томаса Гуда! Нѣтъ, когда глаза ваши слѣпятъ всевозможные цвѣта нарядныхъ матерій, когда нагнутая надъ работой грудь ваша мучительно ноетъ, когда руки и ноги ваши деревенѣютъ отъ однообразнаго сидѣнья по цѣлымъ днямъ, — вы не поете «Пѣсню о рубашкѣ», а грезятся вамъ сладкіе сны: вотъ кончилась четырнадцати-часовая работа, вы, измученныя, встали изъ-за нея, лѣниво расправляете одеревенѣлые члены, испускаете тяжелый вздохъ больной груди и хотите поскорѣе лечь въ жесткую постель, чтобы забыться и заснуть; но вдругъ вы вспоминаете, что семи-рублевое жалованье давно уже забрано вами за мѣсяцъ впередъ, а прачка требуетъ денегъ, а башмаки скоро будутъ совершенно негодны, а скромненькое и хотя сколько-нибудь приличное воскресное платьице уже сильно обносилось, а въ театрѣ сегодня маскарадъ, такъ много наѣхало въ городъ красивыхъ и богатыхъ мужчинъ, а вы еще такъ молоды и недурны собой, такъ вамъ хочется поразнообразить вашу тоскливую и тяжелую жизнь, — и вы не ляжете послѣ работы спать, а поскорѣе умоетесь, одѣнетесь по-праздничному, кокетливо причешете волосы, приколите голубенькій бантикъ къ груди (она чахоточна, но еще молода и красива) и побѣжите въ маскарадъ. О, какъ тамъ будетъ весело! Васъ приглашаютъ танцевать, за вами ухаживаютъ, приглашаютъ ужинать, усиленно просятъ пить вино….

Бѣдненькія швеи и модистки! Вы и потомъ, послѣ такъ пріятно проведенной ночи, почти не спавши, сидя за работой съ болью въ головѣ, съ мучительной усталостью во всемъ тѣлѣ,- вы и тогда не запоете «Пѣсню о рубашкѣ», какъ не запоютъ «Сонъ леди» барышни и барыни, когда онѣ, снявъ роскошные наряды, оставшись въ ночныхъ блузахъ изъ тончайшаго голландскаго полотна, отдѣланныхъ кружевами и прошивками, торопятся лечь въ мягкую постель, чтобы тоже забыться и заснуть послѣ шума, блеска, шепота, таинственныхъ рукопожатій, поэтическаго кокетства, умныхъ шутокъ, блестящихъ побѣдъ и т. д. и т. п., что составляетъ жизнь баловъ и вечеровъ. Нѣтъ, вы и тогда… Но Богъ храни васъ, бѣдненькія швеи и модистки! Кто изъ насъ, пишущихъ и читающихъ мужчинъ, не былъ обязанъ вамъ многими веселыми часами въ свои молодые годы, во времена студенчества? Но кто станетъ читать романъ, исполненный вашимъ убійственно-однообразнымъ житьемъ, вашими подавленными стонами, вашими тихими слезами и вашими кроткими, всепрощающими молитвами при ранней смерти отъ чахотки?…