“Безусловно. Бог обязательно станет субъектом истории — с тем, чтобы ее, историю, завершить ”.

Ср.: “ История творится словом и делом святых. А политика в той ее части, которая соприкасается с проявленным действием Бога и святых, становится священной политикой. Чтобы еще больше заострить сказанное, чтобы показать, что речь идет не об отвлеченных символах и легендах, а о конкретной политической практике Бога на земле, формирующей Историю, имеет смысл ввести термин агиополитика ”, — пишет Егор Холмогоров (“Бог как субъект истории” — “Апология”, 2005, № 5, июль <http://www.journal-apologia.ru> ).

Наталья Иванова. До свиданья, Таня. Конспект судьбы. — “НГ Ex libris”, 2005, № 37, 6 октября.

“В письме Эдмонду Уилсону от 23 февраля 1948 года (за год с небольшим до рождения Татьяны Бек) Владимир Набоков писал: „Отличительными признаками русской интеллигенции (от Белинского до Бунакова) были дух жертвенности, горячее участие в политической борьбе, идейной и практической, горячее сочувствие отверженному любой национальности, фанатическая честность, трагическая неспособность к компромиссу, истинный дух ответственности за все народы…” Интеллигентский кодекс чести, так четко (и вроде бы — между прочим) обрисованный Набоковым, что на букву „б” надо бы добавить еще и Бек, был адекватен личности и поведению Татьяны. Со всей амбивалентностью этого кодекса она совпадала — и всю нелегкую противоречивость, разрывность его несла в себе, в своей душе, в своих уме и сердце. Не выдерживала порою — и обрушивалась с упреками как бы самой себе. Крестница Александра Меня, дочь Александра Бека, поэт и прозаик, последовательница Слуцкого и Самойлова, любимица детей и студентов, интеллигент, настигнутый этим качеством — интеллигентностью — и в жизни, и в смерти”.

Александр Кабаков. От невозвращенца к выживленцу. Беседу вела Елена Елагина. — “Дело”, Санкт-Петербург, 2005, 24 октября <http://www.idelo.ru>.

“Первый и последний раз в жизни (в 1999 году) я написал текст по заказу — для „Клуба-2015”, где молодые бизнесмены, озабоченные судьбами России, болтали что-то несусветное и приглашали у себя выступать всяких людей. И меня пригласили. Я им что-то смешное сказал, а они же как дети — их насмешить очень легко. Помню, Хакамада просто покатилась со смеху. А сказал я всего-навсего: „Русский богатырь Илья Абрамович Муромец”. После этого они мне заказали написать негативный сценарий развития России на ближайшие 20 лет. Я написал продолжение „Невозвращенца” — „Приговоренный. Невозвращенец-2” — об окончательном распаде не только России, но и всего мира на микроскопические национальные образования с партизанской войной всех против всех. Париж там разделен стеной на восточный и западный, как раньше был разделен Берлин. Левый берег Сены, правый. По переплывающим стреляют. Довольно страшная повесть. Там герой „Невозвращенца” — он же герой „Приговоренного”, но только уже старик — едет получать Нобелевскую премию за своего „Невозвращенца”. Знают этот текст мало”.

“Мало ли чего я сторонник... <…> Я считаю, что монархия лучше, чем демократия. Честно сказать, я демократию не люблю, но при этом считаю ее неизбежной. Нравится она мне или нет, это не имеет значения. <…> Мне на самом деле почти всё не нравится. Машины новые не нравятся — старые были красивее. Одежда новая не нравится: я считаю, что настоящие мужчины кончились тогда, когда перестали носить головной убор в любое время года, когда перестали носить трость и галоши”.

Юрий Каграманов. Запад есть Запад, Восток есть Восток. О “столкновении” цивилизаций. — “Главная тема”, 2005, № 6, июль — август <http://www.gt-msk.ru>.

Среди прочего — интересные цитаты из школьных учебников, официально утвержденных в Саудовской Аравии и по возможности распространяемых в других странах.

См. также: Юрий Каграманов, “Ворон к ворону летит” — “Континент”, № 125 (2005) <http://magazines.russ.ru/continent>; среди прочего — “„Без Бога жить скучно”, — говаривал соловецкий старец Иероним. Эту фразу можно перевернуть: с Богом жить интересно — даже когда земные дела получают самый дурной оборот”.

Дмитрий Калихман. “Тихий Дон”: превратности судьбы романа. — “Посев”, 2005, № 7, 8.

Опять — Ф. Д. Крюков.

Олег Костанди. Книги предвидения. К проблеме источников повести Михаила Булгакова “Роковые яйца”. — “Вышгород”, Таллинн, 2005, № 3-4 <http://www.veneportaal.ee/vyshgorod>.

Интертекстуальность. Уэллс. Газеты 20-х годов.

Владимир Крупин. Бог всем судья. — “Литературная Россия”, 2005, № 41, 14 октября.

“Помню послевоенный рынок, года 1951-го. Вот продают лапти. Продавец, показывая качество товара, наливает в любой (!) продаваемый лапоть воды. Лапоть не протекает. Так вот, этот продавец лаптей тысячекратно нравственнее любого заокеанского и европейского бизнесмена. И он, как Лазарь, уже возлежит на лоне Авраамовом, а всякие фонды, фирмы, совместные предприятия, господства-товарищества с неограниченной безответственностью шествуют в ад…” (“Нашли дураков”).

Валентин Курбатов. Бодрствующий во мраке. — “Подъем”, Воронеж, 2005, № 9.

“Кажется, мы уже никогда не узнаем, как читать Андрея Платонова”.

См. также: “Но самая крупная величина ХХ века, несомненно, равная и Гоголю, и Достоевскому, — это Андрей Платонов”, — говорит Игорь Золотусский в беседе с Владимиром Бондаренко (“России нужны великие люди”. — “День литературы”, 2005, № 10, октябрь <http://www.zavtra.ru> ).

Валентин Курбатов. Нечаянное воспоминание, или Дневник одной старой поездки. — “День и ночь”, Красноярск, 2005, № 9-10, сентябрь — октябрь.

Об Астафьеве.

Борис Кузьминский. Гордый VIP Соленое Ухо. “Золото бунта”, роман Алексея Иванова. — “ GlobalRus.ru ”, 2005, 28 сентября <http://www.globalrus.ru>.

“Все, что в силах была испортить питерская „Азбука”, она испортила. В оригинале (то бишь в вордовском файле) многочисленные диалектизмы и жаргонизмы, а также большинство топонимов сопровождались ударениями; издательство сочло нужным эти ударения снять, а корректор Лазарева запамятовала, что при перегонке на верстку акцентированные „о” превращаются в „у”, — и образовалась лажа. Оформление кондово-популистское, помесь советских иллюстраций к „Песне про купца Калашникова” с постером фильма „Крик”. <…> Напрасно автора заставили придумывать другое название, а исходное сделали служебным, через снобистское „или” на титуле. „Вниз по реке теснин” звучит заманчиво, как стихотворная строчка, и подчеркивает метафизический содержательный пласт, который в произведении — главный. „Золото бунта” недалеко ушло от „Сокровищ валькирии” и „Мести Бешеного”, читатель со старта ориентирован на костюмный триллер о кладоискателях, герою же заглавный пугачевский клад — до фонаря, он за иными, нематерьяльными ценностями охотится”.

“Убежден: и „Чердынь”, и „Теснины” по жанру — вовсе не исторические романы, а фэнтези. Реальность таежного фронтира эпохи Ивана Грозного, якобы скрупулезно воссозданную в „Сердце пармы”, воссоздать на самом деле нельзя: слишком мало дошло до нас письменных свидетельств, предметов быта и произведений искусства. Какую бы тень на плетень ни наводил Иванов в беседах с журналистами, весь пармский мир, кажущийся таким детализированным, он большей частью, конечно, нафантазировал. Вогульский язык, технология магических практик, языческие орды верхом на боевых лосях — не археологические реконструкции, а эффектные эстетические конструкты. Попробуйте вживую взгромоздиться на лосиную спину — этот рогоносец не верблюд и не лошадь, на нем не погарцуешь. Так в фэнтези и полагается: чем убедительней вымышленная, невозможная ни в ньютоновой, ни в эйнштейновой вселенной действительность, тем лучше выполнена задача”.