— Тридцать три!
— Тридцать три?! Ты что-то путаешь, Оля. Только что было… вот… сколько, Толя? Примерно…
Василий выдохнул.
Опустился было в кресло, но тут же поднялся на ноги:
— Вот таким образом!
Упражнение освежило старшего лейтенанта. Его молодое лицо зарделось румянцем. Казалось, ни одно мышечное сплетение, ни один сосуд в его теле не остались незадействованными.
— Молодец, сынок… — похвалила Василия мать, с улыбкой оглядываясь на мужа и дочь.
— Стараемся! А вот еще вспомнил… — Теперь Корнеев все видел ясно, и случаи, еще пять минут назад беспокойно крутившиеся перед глазами, выстроились в ряд, ожидая своей очереди. — Случай был…
— Ой, сынок… — вздохнула Анна Геннадьевна. — Поздно уже…
— Детское время! — попытался Василий пошутить. — У нас этих случаев — тьма! К примеру, на заряжании-разряжании оружия! Да-да! Каждый раз…
— И папа с работы, и я…
— Хорошо, хорошо! — согласился Василий, отступая. — Сдаюсь! На боковую — значит, на боковую!
— Поезд утром?
— Семь тридцать!
— Рано…
— Ничего! Не согнемся!
— Дай-то бог… Дай-то бог…
— Что ж… Спать?
— Да, спокойной ночи, сынок…
— Спокойной!
Постелили Василию в кухне.
На раскладушке.
— О-ох… — вздохнул он, коснувшись головой подушки. — Хорошо…
Получалось, он только и ждал этого момента и, если бы мог, поторопил бы и отца, и мать, и сестру. Растянуться всей своей громадиной и не двигаться больше — предел мечтаний! Одно ясно — ни руки, ни ноги он не поднимет! Это точно!
“Однако… — подумал старший лейтенант, с рассеянной улыбкой глядя в потолок. — Как она накрутила… Прямо иди и копай себе яму… и зарывай сам… и без возражений… Тогда… тогда всем будет спокойней… Все будут довольны… Вот наш Васечка… Да… Сорок дней… Давайте поплачем… Ой-ёй… Цветочки… Веночки… Телеграммка…”
Не смыкая глаз, Корнеев лежал долго.
Все прислушивался, как бьется сердце, и находил, что оно не в пример другим часам и минутам трудолюбиво, с необыкновенным тщанием, добросовестно раскачивает кровь от ушей до кончиков пальцев.
Пусть бы работало потише, позволив ему закрыть глаза хоть на час, чтобы поутру с новой силой возобновить старания.
Потише!
Ближе к полуночи Василий смежил веки. Дышал он ровно и тихо, пребывая, как могло показаться, в мире и блаженстве. Как и подобает спящему, ноги его были вытянуты; руки покоились вдоль тела. Никто и ничто не нарушало его покоя.
Но вот неожиданно открылась дверь.
Не зажигая света, чтобы не беспокоить дорогого гостя, удобно устроившегося под одеялом, Василия посетили отец, мать и сестра, черными тенями расположившись вокруг него.
“Что это они?!” — без недовольства и попыток привстать спросил себя старший лейтенант.
— Мы на минутку… — услышал он голос и решил, что с ним по-прежнему говорит мать. — Ты спишь?
Василий ответил не сразу:
— Нет… Не сплю…
— Хорошо… Мы на минутку…
— Да…
— Недолго…
— Да…
Немного помолчали.
“Ну что они?!” Глаза Василия слипались.
— Помню, — заговорила вдруг Анна Геннадьевна, — в день Васечкиного рождения солнышко светило ярко-ярко, тепло-тепло… Целые сутки ждали… Вот как вечером привезли меня… И ночь, и утро, и день ждали… А вечером наконец дождались… Дождались… — Голос был певуч и мягок. — Да… в половине восьмого появился… В муках, конечно, в муках… Тяжело… Да… И вот дождались… Дождались… Васечка? Сынок?
Василий не ответил.
— Ну все тогда… — вздохнула Анна Геннадьевна. — Целуйте брата и… сына…
Неожиданно все трое придвинулись к Василию и по очереди поцеловали его в лоб, прижимаясь губами так сильно, что вдавливали голову старшего лейтенанта в подушку. Это было тем более неожиданно, что прежде никому на ум не приходили подобные церемонии.
Молча, с холодеющим сердцем Василий принял поцелуи. Но когда на его лоб легла рука, вздрогнул и невольно подался вперед, навстречу этой руке, не сводя с нее глаз.
— Ну все… Не будем Васечке мешать… Пусть отдыхает… Вася? Спишь?
— Он спит, мамулечка…
— Да, пусть отдыхает… Ну все… Все…
И дверь тихо закрылась.
Теперь-то Василий мог насладиться сном по праву, не отвлекаясь на размышления и никому не нужное ночное бодрствование.
Ему приснился…
Приснился черный бесконечный строй, который каждую новую секунду пополнялся сбегавшимися отовсюду военнослужащими. Они то и дело пропадали на бегу и будто рассеивались, но уже в следующее мгновение появлялись опять в своем ряду и охотно, как-то по-детски радуясь, откликались.
— Корнеев! — зачитывал список старший офицер. Он был заметен главным образом благодаря своему громадному росту. — Корнеев!
— Я! — отозвался Василий, удивляясь, что находится в строю, а не перед ним, как полагал секунду назад.
— Ваше предписание! Где оно?
— Должно быть, товарищ полковник… — замялся старший лейтенант. — Должно…
— Должно — не значит есть!
— Товарищ полковник…
— А личное дело ваше? Непонятно! Прибывшие дела все находятся у меня, а вашего дела… Корнеев!
— Я!
— Вашего дела я не вижу!
— Товарищ полковник…
— Вашего личного дела у меня нет! Где оно?! Все есть, кроме вашего! Вот… Коржов! Подгорный! Антюхов! — Был слышен шелест страниц толстого журнала полковника. — Ермолаев!.. Ермолаев!
— Я! — услышал Василий голос за своей спиной.
— Ставлю в пример! Молодец! Молодец, Алексей!
— Служу Отечеству!
— В пример! А вот Корнеев… Корнеев!
— Я!
— Семь шагов вперед!
— Есть!! — И Василий прошел строевым шагом, развернулся через левое плечо и замер, вскинув подбородок.
— Значит, Корнеев… С вами мы будем разбираться… А пока… Пока… Ждите… Вас вызовут… Все ясно?
— Так точно!! — Василий взял под козырек и отошел к крыльцу казармы.
— Батальо-о-о-он!! — меж тем громыхнул полковник. — Смир-р-рно!! Слушай мою команду! Батальо-о-о-он… Нале-е-е… во!! Повзводно! Шаго-о-ом… марш!!
Шеренги двинулись, сохраняя равнение.
— Корнеев… Васечка… — вдруг услышал старший лейтенант. — Корнеев…
— Кто это?! Кто зовет меня?!
— Корнеев…
— Кто?! Кто это?!
— Он здесь… Наш Васечка…
— Совсем молоденький…
— Ой, мои подруженьки…
Голоса сменились тихим, неторопливым шепотом, доносящимся откуда-то сверху. Точно кто-то стоял над ним и ласково говорил с ним, утешая и его, и себя.
Но вскоре и этот шепот начал слабеть, оставлять Василия, сменяясь тишиной, предлагавшей — возможно ли такое?! — безропотно смириться со своим положением и насладиться им.
— Кт… Кхм… — Василий попытался возразить, крикнуть, но язык словно присох к нёбу.
— Наш Васечка…
Корнеев изогнулся, забил руками:
— Как жалко… Жалко…
Что-то тяжелое навалилось на него, затрудняя дыхание.
Два-три коротких вздоха — и Василий замер.
— Васечка…
Он вытянул перед собой дрожащие пальцы и… открыл глаза.
Тот же потолок, те же стены.
За окном уже рассвело.
“Пора… Пора…” — подумал Василий и медленно поднялся на ноги, потому что не привык залеживаться в постели. Начал собираться и собрался, как всегда, быстро.
