Неотступно шли они по нашим следам до самой Москвы, где мы растворились в хитросплетении улиц и миазмов и они тоже, казалось, отступили. Ушли — выжидать.

— Потери наши минимальны, Даэмон. Пора начинать все по-настоящему.

Я взглянул ему в лицо, надломленной усмешкой искривив то, что было в зеркале напротив. Темный бархат портьер дышит неслышно, кто там, кто?.. Я ведь знаю…

А еще пришли двое. Сказали — странники, но мне ведомо, откуда они. Первый — невзрачный на вид тип в сером плаще — странно подумать, он весь будто из другого совсем времени… Второй — высокий, с перевязанным глазом, звать его Амаль Осман, говорят, он страшный маг.

— Брат Люцифер, — спросил первый, — скажи, долго ль нам ждать?

— Совсем не надо; начинайте, — ответствовал я.

— Позволь тогда оставить тебе вот это, — он положил на пол сверток, не касаясь моих рук, — оно поможет тебе добраться туда, куда ты хочешь.

Я едва не рассмеялся. Откуда ты, дылда сатанинская, знаешь, куда я хочу?

Когда я ехал в Таллинн с Даэмоном, помню, оставлял родной город в смутном ожидании, ожидании не поймешь чего. По радио — «Трансильвания беспокоит», на лицах молодых друзей — злые усмешки… И чего им всем надо? Потом Даэмон стремительно исчез и пришлось мне добираться домой одному, в скуке и унынии. Но дома, где не был я недолго, все было пугающе незнакомо. Это я почувствовал еще на Комсомольской площади, будто в воздухе что-то сгустилось недоброе. А ведь он здесь, подумалось мне. Я уже знал от знакомых, что Даэмон играет в свою страшную игру. Более того — рассказывали (слухами земля полнится), что его пытались задержать в Белоруссии и он уходил потаенными тропами, как в фэнтези дешевой (фу, ненавижу). И еще говорили, будто в окрестностях Могилева он занялся воскрешением мертвых — делом недозволенным смертному. Будто он вызвал неупокоенные привидения двух… Раздался удар с неба, издалека. Налетели духи злые, аки птеродактили, но ему дано было их сжечь. Ему многое теперь давалось, он и сам, думаю, удивлялся. Вот какое чудо ходячее получилось из моего театрального знакомца. Мне еще хотелось увидеть его друга, этого бой джорджа, но он, говорили, совсем исчез.

Даэмона оказалось найти невозможно. Общие знакомые говорили о нем, кто-то видел в окрестностях Сухаревой башни (говорят, там вроде «Некрономикон» зарыт), другие не видели нигде. Но все знали — он в Москве. На Бронной собирались юные глупые сатаники, милиция раз взяла да удумала их разогнать пинками — но тут оказалось, детишки умеют огрызаться. Стрельба в центре стала событием номер один в крикливой прессе, а следущее свое действо они уже провели беспрепятственно.

Я был там и видел, как несколько тысяч старомодно пошло наряженных молодых людей с мрачным взором прошли маршем по Бронной в сторону Площади Восстания — да так быстро, что за ними не угнаться. Оператор CNN, стоявший рядом и снимавший это диво дивное, сказал мне: в России появилась новая забава. Нет, сэр; возразил я, тут что-то совсем другое, это игра всерьез, не знаю еще, почему. Только кажется мне, этим не кончится. Ведь над той стороной, где скрылись они, долго еще вился над землей непонятной природы туман, словно насмешка надо всем, что устойчиво стоит. Как сейчас помню — милиция обнаружила в районе проспекта Вернадского огромный склад сатаников, кучу оружия, только атомного недоставало. Те перешли на нелегальное положение и слали в газеты насмешливые пресс-релизы: мы только готовимся еще, грядет вам час возмездия. А Даэмон, говорили мне, одел на запястье Знак, тогда как они уподобились ему и прямо посреди враждебного им дня носили на руках его бардовые повязки. Я заметил, с каждым днем их становилось все больше. Несколько мудозвонов-рокеров объявили своим вислоухим фанатам, что Сатана в мире уже, и они, стало быть — с ним. Начались непонятные концерты и Горбушку сотряс мощный смерч молодых сатаников. Было это осенью …года, а Даэмон все не объявлялся. Только злые силы уводили его прочь дальше от Москвы — на восток, где в лесах черные маги построили сооружение, похожее на синхрофазатрон. Где-то у селения Кимры, где раньше обретались древние кельты и где нетронутыми сохранились их волшебные холмы.

Са-та-на! — прозвучало в воздухе, и я не скажу, чтобы народонаселение испугалось. Но и не смеялось. В одной из демократических газет я прочитал, что все это — выходки доморощенных фашистов, в патриотической же было написано, что молодежные шабаши в Москве устраивают злобные сионисты. Но дальше ругани дело не шло. Пока.

Но я знал, под Кимрами стоит ОМОН, ОМСДОН и еще много чего. Власть нюхом чуяла опасность всем основам — а значит, прав я был, не просто молодые придурки время убивают. Всегда казалось мне, что на Кремль работают серьезные эксперты в этой области, и, видит небо, я не ошибся…

А в этом самом небе было пронзительно пусто.

— Ты ли это, друг мой Елизарий?

— Я. Но теперь имя мне другое, и я первый над тысячей в воинстве Его.

— Садись, что бы там ни было.

Он сел в углу, настороженный:

— Думаешь, зачем пришел?

— Полагаю, сам все скажешь.

— Ну да, наверное, скажу. Ты ведь знал Его?

Я кивнул утвердительно.

— Отчего же…

— Отчего же, хочешь спросить, я не с вами — триумфаторами уличных стычек?

Елизарий поморщился. Мой тон его явно не устраивал, но он пересилил себя:

— Дело совсем не в них. Они первые начали, вообще-то. Меньше всего Ему надо превращать все в балаган.

— А по-моему, он уже получил балаган.

— Так ты не веришь в Него? — голос так хотел звучать зловеще…

— Видел и верю. Я видел, как все начиналось… ну почти, можно сказать, видел. Он несет силу, это несомненно. Ну и что?

— Тебе этого мало? Или ты упиваешься здесь тем, что заменяет жизнь?

— Совсем нет. Но встать в ряды оболтусов потому только, что у них теперь новый повод для буйства нашелся — не кретин на сцене и не московский «Спартак»…

— При чем это здесь? Ты мне врать пытаешься.

— Отчего бы и не врать?

— Я пришел к тебе, как к другу. В прошлом — другу. И хочу, чтобы ты понял (они все еще ничего не знают) — идет большая смута. Пойми, я не шучу.

— Я догадывался и догадываюсь. Завтра вы начнете двигать звезды…

— Он — начнет.

— А я был наблюдателем по началу. И, знаешь, предпочту им остаться.

— Ты знаешь, где Джордж? — зашипел Елизарий, как примус в приморском кемпинге.

— Улетел. Ваши же говорят — улетел.

— Он милосерден к этому… Даэмон так добр к нему, если б не он, мы давно бы изловили этого самозванного бога.

— Такого же самозванного бога.

— Не неси ерунды. Даэмон нужен нам, каждому атому наших тел нужен. А тот… он просто так, он никому не нужен. В этих самых карнациях я ничего не понимаю и не желаю. Увижу — прикончу, и весь разговор.

— А ко мне-то зачем пришел?

— Проведать. И предупредить: если появится тот, сразу ко мне. Я тебя не прошу и не приказываю даже — просто надо так сделать.

— Тот придет не ко мне. Это вам надо его ждать, у себя, в потайных берлогах. Один раз он к вам уже приходил…

— Ну это — когда было… Мы ждем. Но тебя я предупредил.

— Тебя Даэмон послал? Где он?

— Ты высокого о себе мнения. Меня послал я сам, и то для тебя — большая честь. После всего, что я от тебя услышал.

— Елизарий, кончай валять дурака. Я же тебя знаю прекрасно, ты — пошляк, падкий на все эти дела. Ты «Агату Кристи» слушал. Ты мне тут архонта не изображай.

— Глупо. Все глупо, что говоришь. Сегодня еще можно смеяться, завтра… завтра уже не смешно будет.

— Репертуар Сильвера, Елизарий. Читал «Остров сокровищ»: те из вас, кто смеются сегодня, завтра позавидуют мертвым?

— Сильвера, хоть мыши иерихонской. Плевал я на твой репертуар. Я нынче чувак серьезный, с пистолетом хожу (он именно так и произнес — с ударением на «о»).

Вид Елизария был безумный и беспомощный. Если такой орудует у него над тысячей, дела Даэмона плачевны. Он сам может и умеет столы в воздухе вертеть, но вот ребята его — явные недоноски.