В аэропорту Син провожала меня в окружении людей в черных плащах, больше смахивавших на гангстеров. Я знал, под каждым из их плащей — смертоносный пулемет, который тошнит смертью, и каждому из них мною дана сила пересекать стены, обманывать радары, одним взглядом разрывать сердце противнику. Я оставлял Син в надежном окружении — надежном от людей, а с духами я и сам как-нибудь управлюсь. Со мной летели только хранитель и старый мой московский знакомый Ваня, решивший было однажды стрельнуть себе в горло. Он возмужал за этот год, смотрел по сторонам умирающим от голода волком, готовым умереть скорее, чем принять из рук людей на трапезу падаль.

— Зачем вы летите самолетом, сэр Дэй, если можете за долю секунды оказаться в России? — спросил было третьего дня Ангус Айрем.

— Мне нравятся самолеты… И открою тебе секрет: я не хочу больше волшебства. Я вызвал на себя гнев…

— Бога?

— Если бы… Гнев неодушевленных тупых сил, стропил вселенной, гадких маленьких вонючек. Но они несутся сюда с небывалой скоростью, разыскивая Даэмона. Теперь никто не может мне помочь, а волшебство только отбросит их. Но не уничтожит. А ведь я теперь знаю, как победить — не пользуясь своими силами сам, я вынуждаю их не пользоваться своими. Поэтому волшебство кончилось, Ангус Неглупый. Я должен принять власть над людьми, но не хитростью. И не тем, что можно назвать хитростью. Победить вонючек можно только загнав их во владимирский синхрофазатрон — всех разом. Там я открою им себя — но не раньше. Поэтому мы принимаем вид обычных странников, так они нас не увидят. Я верю, юная Фортуна от меня без ума и не допустит… Я бросил щит, Айрем. Мы даже не берем с собой в самолет пистолеты, хотя я без труда мог бы сделать их невидимыми. Но не хочу и все. Мы поднялись по трапу и я взглянул на аэропорт лондонский в последний раз. В небе было облачно, на город ложилась неровная тень и ветер, внезапно кинувшийся на меня, словно предупреждал: опомнись. Или просто хотел показать врагам, где Даэмон. Кто его знает… Я раскрыл какой-то журнал, но не в силах читать откинулся назад и закрыл глаза. И тогда вспомнил милых моих фей, фантастические надзвездные сады, невыносимые песни звучащие там… И, казалось, заснул…

— Властитель! Прошу вас, проснитесь!

— В чем дело? Я же просил не называть меня этим глупым именем!

— Мне тревожно, Даэмон, — воскликнул хранитель, — так тревожно, как никогда. Они объявили посадку — но прошло не пять часов, а только три. Это никак не может быть Москва.

— Может, у тебя часы встали?

— Часы — на панели входа. Но я и так могу понять, что мы летели меньше.

— Фирма?

— Аэрофлот.

— Кто покупал билеты?

— Я, — сказал Ваня и посмотрел прямо на меня. Нет, он не предатель.

— Молодцы, — сказал я. — Я же снял с себя защиту, полагаясь на волю волн. Но если это и конец мой, то конец достаточно смешной.

— Я готов захватить самолет — решительно сказал Ваня, — и готов его вести. Даже без пушек я повышибу мозги пилотам и выброшу их с трапа. Пассажиров — в заложники.

— А куда потом? — полюбопытствовал я.

— Да хотя бы в Багдад, — сказал он неуверенно.

— Не суетись. На тебе и на престарелом лорде защита осталась, ее нет сейчас только на мне. Но предупреждаю: я скорее самоубийством кончу, чем сдамся. Я не терплю боли, лучше сразу — конец. Старик испуганно смотрел по сторонам, не зная, что сказать. Я чувствовал, он совсем обезумел. Стюардессы, проходя мимо наших мест, казалось, подозрительно косились на нас. Ну и влипли… Самолет садился, а Ваня все пытался проконсультироваться у меня, как пользоваться Силой. Он хотел перебросить нас в Москву за мгновение.

— Не сможешь, — сказал я тихо и печально, — у тебя бритва-то есть?

— Ножик острый! — жизнерадостно воскликнул он — и тут понял, зачем мне бритва.

— Нет, Даэмон! Этого не может быть, — он заплакал.

— Минск, — замогильным голосом сказал старик, — я так и знал.

— Сколько у нас времени?..

— Пока самолет вырулит по посадочной, пройдет минуты четыре. Пять…

— Где они будут нас ждать?

— Я думаю, у трапа — чтобы не рисковать напрасно…

— Даэмон, — зашептал Ваня, — я могу принять ваш образ? Эта идея была внезапна, как гром. Действительно, я-то наделил его силой терять обличье, таять в воздухе, привидиться кем и чем угодно…

— А я? — мне такое умение не было сейчас дано…

— Мы просто завяжем вам лицо шарфом, как простуженному. Ваня, закрой глаза! — старик бросил в воздух несколько мрачных резких слов.

— Что с ним будет?..

— О, все нормально! — уверенно отвечал наивный юноша, — я смогу расстаять и скрыться от них, как только опасность для вас минует.

— Нет, — раздался внезапно голос хранителя, непреклонный, — они ищут Даэмона, а нам надо действительно довезти его до Владимира. А за одной опасностью могут быть другие. Ваня поднял глаза, преданно взглянул на меня, как тогда…

— Я понял, хранитель… я готов.

— Ничего ты не готов! — вмешался я, — вот еще ерунду какую повыдумывали.

— Он должен умереть, — сказал хранитель, — тогда они поверят, что убили вас и мы сможем спокойно добраться до России. Не могу понять только, кто их предупредил. Мне стало противно. Какая грязь…

— У нас есть люди в Минске?

— Да, — сказал старик торопливо, — но не неволь меня, Даэмон. Я отвечаю за твое прибытие во Владимир, мне и командовать здесь. Да, у нас есть люди в Минске, но мы к ним не пойдем. Самолет вырулил к павильонам, и я сразу увидел внизу несколько служебных «Волг» и вокруг них — безликих тварей в ушанках. На меня как дохнуло мерзостию и страхом…

— Это белорусский КНБ, — тихо выдохнул хранитель. В воздухе что-то неслышно качнулось…

— Мир прах у ног твоих, Обреченный призрак, — вдруг сказало мое отражение напротив, и, вскочив, успело увернуться от моих рук, я хотел его задержать. Теперь уже не догнать, понял я, а отражение быстро пошло к дверям. Справа подгоняли трап, а голос в динамиках только теперь сообщал, что из-за плохих климатических условий мы совершили внеплановую посадку в Минске.

— Они могут досмотреть салон, и тогда его жертва — напрасна, — сказал я. Старик сжал мою руку до боли и ничего не ответил. Секунды тянулись невыносимо долго, типы в ушанках внизу заволновались. Стюардесса удивленно посмотрела на Ваню, а он ответил ей:

— Это — за мной. Я не хочу задерживать самолет. И бесстрастно шагнул вниз по трапу. Они обступили его снизу — мне казалось, я слышал, как щелкнули наручники. Пойдут ли наверх? Будут ли проверять спутников Дьявола? Весь салон смотрел на нас с хранителем, не отрываясь. Старик подсунул мне острый нож, а я хватил таблетку наркотика, случайно забытую мной в сумке. Надо же, как кстати. Они сажали Ваню в первую машину. Первая тронулась. За ней вторая. Все?.. я опустил голову, не желая больше смотреть. Что угодно, только скорее. Но время зло тянулось. Я ничего не соображал, пока не почувствовал, что самолет трясет на взлете. Старик вздохнул:

— Наверное, это все. Я плакал; в иллюминаторе таял минский аэродром, самолет разгонялся, взяв курс на Москву.

— Я убью их всех, — едва тихо сказал я сквозь слезы. Навек потерянная душа, рванувшаяся вперед меня в бездну, стояла перед глазами. Наверно, я запомню его таким на века, а каким он был раньше — уже никогда не увижу.

— Ты познал то, чего тебе недоставало, — тихо сказал хранитель. — Ты стал сильнее. Даэмон, ты познал ненависть.

Нет, не все… Спустя минут десять я почувствовал, как на мою плачущую особу с недобрым прищуром уставилась стюардесса, тварь поганая. В Москве она сообщит (или уже сообщила), и в Шереметьево спектакль повторится, только уже без Вани.

— Дедушка, — сказал я весело хранителю, как всегда в мгновения обреченные радостный и наглый, — the story is lasting now, don't you know?

— С тобою уже ничего не случится сегодня, черный принц, — сказал он спокойно, — Ваня спас тебя. Мы должны вернуться в Минск, где нас сейчас не ждут. В логово.