Остин помог мне завернуть стол в одеяло и запихнуть его в кузов, где уже лежали ковры и посуда.

— Удачно прошел вечер? — спросил он, отойдя в сторону, чтобы стереть с лица пот бейсболкой.

— Неплохо, — сказала я. — Купила симпатичные ковры и посуду, и дешево, но то, ради чего приезжала, приобрести не получилось. Зато у меня было прозрение.

— Сегодня моя очередь за рулем, — сказал Остин. Я с сомнением приподняла бровь.

— А ты годишься для этого?

— Пока нет, но две чашки кофе меня спасут.

Я была только счастлива уступить ему руль. Всю дорогу, пока мы не выехали из города, Остин молчал.

— Что за прозрение? — спросил Остин, когда мы оказались на шоссе.

— Что? А, прозрение. Я прозрела, что трачу слишком много денег на Малберри-Хилл, когда фабрика висит на волоске.

— Разве это твоя проблема?

— Конечно, не моя. Но мне не по себе оттого, что можно выкинуть десять тысяч долларов за какой-то комод.

— Ты столько потратила? — с тревогой в голосе спросил Остин.

— Нет, но запросто могла потратить вчера. Но я этого не сделала. И знаешь, что я поняла? Что, когда у меня мало денег, дизайн получается творческий, более изобретательный. Ты меня понимаешь?

Остин кивнул:

— Конечно. Со мной так же бывает, когда полно роскошных цветов. Тогда всего труднее придать им достойный вид. К тому же при таких исходных данных любой бы справился. Но дай мне необычную упаковку, немного дикого винограда, лаконоса, сухоцветов с чужого двора, и тогда я получаю от работы настоящее удовольствие.

— Значит, я не сумасшедшая?

— Только в том смысле, что ты можешь заработать куда больше денег, потратив куда больше денег Уилла. И непохоже, чтобы он был против того, чтобы ты так поступала.

— Я знаю. Я просто так не могу. Знаешь, тот стол, что я купила в Саванне, — он-то и принес мне больше всего удовольствия за всю поездку. И я не могу дождаться минуты, когда сяду за эскизы и нарисую холл таким, каким хочу его видеть. Еще надо подобрать к нему зеркало…

— Я тебя понял. Ты пристрастилась к покупкам по дешевке, верно?

— Ты попал в самую точку, — сказала я. — Мы можем даже не заезжать в Новый Орлеан. Я думала поискать там кровать в хозяйскую спальню — такую, как захотела бы Стефани. Я могла бы даже найти то, что надо, в антикварном магазине на Мэгэзин-стрит, но цены там астрономические.

— Мы не поедем в Новый Орлеан? — Остин был раздавлен. — Но ведь ты обещала.

— Ладно, но только на одну ночь. Боюсь, больше ты просто не выдержишь.

Остин облегченно вздохнул.

— Обещаю, что буду пай-мальчиком до этой самой ночи. Я сам хочу сберечь себя для Нового Орлеана.

Он дружески похлопал меня по коленке.

— Почему бы тебе не вздремнуть? Я разбужу тебя, когда подъедем к Бирмингему.

— Никакого сна, — сказала я, зевая. — Я должна почитать… Когда я проснулась, мы стояли на заправке посреди пустыни.

Остин заправлял машину, одновременно сверяясь с дорожной картой.

— Который час? — спросила я.

— Начало четвертого.

Выйдя из машины, я зашла на заправке в туалет, и когда я выходила оттуда, заметила, что Остин складывает мобильный телефон.

— Где мы? — еще раз спросила я, зевая. — На подъезде к Бирмингему?

— Не совсем, — сказал он.

— А точнее нельзя?

— Мы уже в Алабаме, но не на подъезде к Бирмингему. Мы сделали маленький круг. Мы в Уэдоуи.

Я заморгала.

— Почему это название мне что-то говорит?

— Потому что Уэдоуи, штат Алабама, — родина Дарвиса Кейна.

Возле заправки стоял автомат с колой. Я купила диетическую колу и вернулась к машине.

Остин стоял возле машины и молчал. Я ждала, пока он что-то скажет, он, в свою очередь, ждал, пока что-то скажу я. Остин сдался первым:

— У Дарвиса Кейна в Уэдоуи живет сестра. Ее зовут Долорес Эйкерс. Она намного старше Кейна. Я подумал, что она может знать, как нам найти ее брата. По телефону я говорил с ее дочерью. Она сказала, что мать спит, но если мы подъедем минут через пятнадцать, она сможет нас принять.

— И что она нам расскажет?

— Не знаю, — спокойно сказал Остин. — Я говорил только с се дочерью. Зовут ее Белла. И ее не назовешь болтушкой. Говорит, что никогда в жизни не встречала своего дядю. Но Уэдоуи совсем недалеко от шоссе. Я подумал, что стоит сделать этот крюк.

— Ладно. Раз уж мы сюда приехали, посмотрим, что из этого выйдет.

Остин выглядел разочарованным.

— Почему ты не спросишь меня, как я ее отыскал? У меня на это, кстати, две недели ушло.

— Не буду спрашивать, — сказала я, глядя в окно. Следующие пятнадцать минут мы ехали по Уэдоуи. Смотреть там было не на что.

Наконец, следуя указаниям, нацарапанным Остином на салфетке, мы заехали в самый глухой район городка с унылыми, выкрашенными желтым, бетонными коробками домов. Перед домами на парковке стояли машины — немного и все сильно потрепанные. В последнем подъезде дверь была открыта, и пожилая дама в ярко-зеленых шортах и футболке яростно сметала грязь на ступеньки.

Мы подошли, но она продолжала мести. Вокруг нас взметнулось облако пыли. Мы остановились перед входом.

— Миссис Эйкерс? — поинтересовался Остин.

Пожилая дама явно нас не слышала. Она стала мести с еще большим ожесточением. Мне пришлось отступить и прикрыть лицо от пыли.

На крыльцо вышла другая женщина. Она выглядела несколько моложе и была одета в такую же футболку бейсбольного клуба и голубые джинсы. На голове у нее была бейсболка. Она подхватила пожилую даму под руку и закричала ей в ухо:

— Мама, перестань. У нас гости.

Старушка посмотрела на меня и Остина. Лицо у нее было землисто-бледным. Короткие седые волосы торчали в разные стороны.

— Вы кто?

— Остин Лефлер, — сказал Остин и протянул женщине руку. — А это моя подруга Кили Мердок.

— Я не знаю никого по имени Остин, — заявила пожилая дама, повиснув на метле. — И Кили тоже не знаю.

— Они не отсюда, — сообщила ей дочь. — Они приехали из Джорджии. Хотят расспросить тебя о твоем брате Дарвисе.

Старуха подозрительно прищурилась:

— А что у вас к нему за дело? Зачем он вам понадобился?

— Ну… — неуверенно начал Остин. Очевидно, Нэнси Дрю не приходилось иметь дела с кем-то столь несговорчивым, как эта дама. Он покашлял и сделал вторую попытку: — Может, мы пройдем в дом и поговорим там?