— Кили! — воскликнула Глория, бросившись навстречу Уиллу Махони, чуть не сбив меня с ног. — Привет, — сказала она, хватая посетителя за руки так, словно то были не руки, а настоящее сокровище. — Меня зовут Глория Мердок. Пожалуйста, простите моей племяннице грубость. С недавних пор у нее разбито сердце и к тому же с утра она всегда не в настроении.

Глория одарила Махони своей коронной улыбкой на сто мегаватт.

Тетя Глория никогда не была красавицей в общепринятом смысле этого слова, даже в свои лучшие годы, то есть в семидесятые. Разумеется, она и сейчас не блистала красотой, но у нее было одно мощное секретное оружие — ее улыбка. Глория умела улыбаться так, что мужчинам хотелось снимать перед ней шляпы, даже если вместо шляп на их головах были потрепанные бейсболки. Ее улыбка заставляла женщин приглашать Глорию на ленч и делиться с ней самыми сокровенными секретами. Собаки прекращали лаять, а дети — плакать благодаря одной лишь тетушкиной улыбке. Глория знала, в чем се сила, и беззастенчиво этим пользовалась.

— А вы, конечно, Уилл Махони, — сказала она и подмигнула.

— Вы знаете, кто я такой?

— Конечно. Я хотела поговорить с вами вчера вечером, но потом все пошло… ну, в общем, вы и сами знаете. Кили, — обратилась ко мне Глория, непринужденно сменив тему, — мистер Махони приобрел фабрику по производству бюстгальтеров. Я перевела взгляд с Махони на тетку и обратно.

— В самом деле? Махони кивнул:

— Всё скопом, включая патентованный проволочный каркас. Фабрика «Лавинг кап интимейтс», или лиф-завод, как его все называли в городе, был основан Джейкобом и Дорой Кричевскими — украинцами по происхождению, приехавшими из Бруклина, которые вообще-то хотели организовать производство абажуров здесь, на Юге, еще до того, как грянула Великая депрессия. Никто не знал, почему они обосновались в Мэдисоне, но факт остается фактом: Кричевские осели здесь основательно. Местные старожилы говорили, что Дора, пышнотелая украинская красотка, просто отчаялась найти средство для усмирения своего необъятного бюста, пока однажды решение не пришло к ней само. Она натягивала шелк на проволочный каркас, и тут ее осенило, что можно применить тот же метод, комбинируя проволоку и конский волос, для производства бюстгальтеров. Джейкоб, любивший мастерить на досуге, не слишком охотно взялся за проектирование такого рода изделий, но все же взялся. И не зря, ибо в итоге попал в историю дизайна нижнего белья.

В один прекрасный день «Лавинг кап интимейтс» вошла в число десяти самых крупных в стране предприятий по производству бюстгальтеров. Каждая девочка препубертатного возраста, живущая на Юге, мечтала, что в один прекрасный день она сможет приобрести свою первую скромную картонную коробочку и приобщиться к «Лавинг кап интимейтс».

Где-то на чердаке дедушкиного дома, я уверена, все еще валяется и мой первый бюстгальтер, сшитый на этой фабрике, если не ошибаюсь, модель «Лавинг кап» называлась «Ферст блаш» — «Румянец стыдливости», специальная модель для девочек-подростков. И в этой модели я проходила все мои девические годы.

Однако примерно в году восьмидесятом «Лавинг кап» потерял популярность даже у своих былых почитательниц. Компания несколько раз переходила из рук в руки, и, насколько я знаю, к настоящему моменту фабрика производила только минимум изделий, причем практически вся продукция отправлялась в страны третьего мира, туда, где женщины не могли позволить себе приличного белья, скажем «вандер бра».

— Насколько я понимаю, вы собираетесь произвести полное переоборудование? — одобрительно сказала Глория. — Расширить производство, нанять больше рабочих. Вы нам словно Богом ниспосланы.

— Если вы так хорошо вошли в курс моих дел, то вы, должно быть, знаете и то, что я приобрел Малберри-Хилл?

Улыбка Глории чуть потухла.

— У нас очень маленький город. Слухи распространяются быстро. А Малберри-Хилл многим горожанам представляется важным памятником прошлого.

Уилл предупреждающе поднял руку.

— Позвольте мне сэкономить ваше время, мисс Мердок. Я знаю, что до вас, вероятно, дошли слухи о том, что я собираюсь сровнять дом с землей? Не скрою, я действительно об этом думал. Но я изменил свое решение.

— Называйте меня Глория, — сказала тетя. — Что ж, славно. Значит, дом продается?

Уилл покачал головой:

— Нет. Дом принадлежит мне. Глория торжествующе потерла руки.

— Отлично. — Она кокетливо посмотрела на Махони. — Полагаю, он требует приложения рук.

Уилл ответил Глории таким же взглядом. У него это тоже неплохо получалось.

— И в этом, думаю, вы обе могли бы мне помочь. Я хочу, чтобы Малберри-Хилл снова стал чем-то особенным. Чем-то… потрясающим.

— Мы дизайнеры по интерьеру, а не волшебники, — вставила я.

— Кили! — осадила меня Глория. — Будь хорошей девочкой.

— У меня уже есть подрядчики, — сказал Махони. — Есть архитектор и бригада строителей. Они уже приступили к работе. — Уилл взглянул на часы. — На самом деле, сейчас они должны по плану сносить летнюю кухню на заднем дворе.

Махони посмотрел на меня, и взгляд его карих глаз показался мне слишком пристальным.

— Что мне надо, так это дизайнер по интерьеру. Я видел фотографии ваших работ в журналах. Я не слишком в этом разбираюсь, но мне понравилось. Дом за городом, конезавод…

— Морганс-Хаус? Ферма Барнетт-Шоулз? Вы видели фотографии в октябрьском выпуске «Веранды»? Как мило с вашей стороны упомянуть об этой работе. Трудиться на Моргана было одно удовольствие. Он нас во всем поддерживал и был открыт для новых идей.

— И еще он богат, — вставила я. — Ферма Барнетт-Шоулз — проект на два миллиона долларов. Вы уже прикинули, какую сумму готовы потратить на Малберри-Хилл?

— Я думаю, что смогу заплатить столько, сколько потребуется. Мы начнем на пустом месте, можно сказать, с нуля. Ничего из своего теперешнего скарба в Малберри-Хилл я переносить не хочу. Вы видели, в каком состоянии дом?

— Не совсем, — сказала Глория. — Особняк пустовал слишком долго, я не была в нем, кажется, с детства. Вы ограничены временными рамками? К какому сроку вы хотите, чтобы дом был готов?