Таковъ смыслъ основного принципа имманентнаго субъективизма о цѣли въ настоящемъ. Намъ осталось сдѣлать еще послѣдній шагъ и дополнить всѣ полученные выше выводы элементомъ времени, т.-е. понятіемъ человѣческой дѣятельности. Этимъ мы окончательно оградимъ дорогое намъ воззрѣніе отъ вторженія представителей жвачной философіи.

Цѣль? въ настоящемъ; изъ этого вовсе не слѣдуетъ, что прошлое намъ не нужно, а будущее не существенно. Моя жизнь объединена единствомъ сознанія, мое я сознаетъ себя въ прошломъ и предвидитъ свое будущее; каждый данный моментъ тутъ же дѣлается моимъ прошлымъ и тутъ же замѣняется будущимъ. Такимъ образомъ и съ прошлымъ и съ будущимъ мое настоящее связано самой тѣсной, самой неразрывной связью; я учусь у прошлаго и я творю свое будущее. Я являюсь въ то же время зве-номъ безконечнаго причиннаго и телеологическаго ряда; я являюсь въ каждый моментъ точкой пересѣченія причины и слѣдствія, средства и цѣли. А потому, хочу я этого или не хочу, но я являюсь неизбѣжнымъ звеномъ «красной нити прогресса», я не могу оторвать себя ни отъ прошлаго, ни отъ будущаго человѣчества.

Жизнь человѣчества не приводитъ ни къ какой объективной цѣли; и несмотря на это, все же человѣческая исторія есть не процессъ, а прогрессъ. Ошибка герценовской философіи исторіи, исправленная позднѣе Лавровымъ и Михайловскимъ, именно и состояла въ томъ, что Герценъ не считалъ историческій процессъ телеологическимъ, т.-е. не признавалъ его прогрессомъ, не оцѣнивалъ его съ точки зрѣнія своего субъективнаго идеала, а бралъ его только въ поперечномъ сѣченіи настоящей минуты [23]. Мы знаемъ теперь, что историческій процессъ неизбѣжно является телеологичнымъ, ибо иначе какъ sub specie teleologiae мы не можемъ, не умѣемъ разсматривать любой причинный рядъ, имѣющій звеньями проявленія жизни. Историческій про-цессъ есть безконечный телеологический рядъ; онъ является прогрессомъ, потому что мы оцѣниваемъ съ точки зрѣнія нашего субъективнаго идеала каждое звено этого ряда. «Прогрессъ есть постепенный (и безконечный) ростъ индивидуальности въ широту и глубину»? такими словами охарактеризовали мы въ дру-гомъ мѣстѣ нашъ субъективный идеалъ, оцѣнивающій и процессъ жизни человѣка и процессъ жизни человѣчества [24]. Связь этого взгляда съ требованіемъ широты, глубины и интенсивности субъективно-осмысленной жизни слишкомъ очевидна, чтобы останавливаться на ней подробнѣе.

А на этой почвѣ выясняется и та активность философіи имманентнаго субъективизма, о которой намъ приходилось упоминать на предыдущихъ страницахъ. Въ числѣ указанныхъ выше основныхъ цѣнностей человѣческой жизни были упомянуты цѣнности этическія; это наши субъективные идеалы правды-справедливости, идеалы, проводимые всѣми нами въ жизнь. Идеалы эти не общеобязательны этически; но чѣмъ дальше, тѣмъ больше становятся они общеобязательными психологически. Психологія подпольнаго человѣка, мы знаемъ это, иная; и пусть онъ остается при ней. Но для насъ она непріемлема, потому что противъ нея возстаетъ наше непосредственное чувство соціальности.

Чувство социальности? психологический фактъ. Чувство это можетъ быть болѣе широкимъ или менѣе широкимъ, иногда можетъ ограничиваться сознаніемъ человѣка своей связи съ нѣкоторой общественной ячейкой (семьей, родомъ, группой, классомъ), иногда расширяется до предѣловъ чувства единства съ космосомъ; но и въ томъ и въ другомъ случаѣ оно остается психологическимъ фактомъ, высшей реальностью. Это чувство выводитъ меня изъ границъ моего обособленнаго я; это чувство ведетъ меня къ обособленному ты; это чувство соединяетъ насъ въ общей борьбѣ за наши субъективные идеалы. Цѣль каждаго изъ насъ? въ настоящемъ, наша цѣль? полнота бытія; но именно во имя этой полноты бытія мы и будемъ бороться за будущее, за осуществленіе въ этомъ будущемъ нашихъ идеаловъ правды-справедливости. Однако это грядущее осуществленіе идеаловъ нисколько не осмысливаетъ объективно моей настоящей жизни, какъ это ошибочно предполагаетъ позитивная теорія прогресса; жизнь моя субъективно осмысливается только полнотой переживаній, въ томъ числѣ и переживаній процесса борьбы за осуществленіе моихъ идеаловъ правды-справедливости, во имя могучаго чувства социальности. Ибо борьба эта въ громадной степени увеличиваетъ полноту бытія, она безгранично расширяетъ кругозоръ моей жизни. Безъ этого чувства соціальности я неминуемо осужденъ на принятіе мучительной философіи подпольнаго человѣка, лишеннаго цѣлаго ряда драгоцѣнныхъ переживаній; съ этимъ чувствомъ моя жизнь становится богаче, полнѣе, шире, интенсивнѣе.

Еще разъ повторяю, однако: никакое грядущее блаженство будущихъ поколѣній не въ силахъ оправдать чью бы то ни было жизнь, придать ей объективный смыслъ и значеніе. Особенно настаиваю на этомъ потому, что здѣсь пунктъ расхожденія имманентнаго субъективизма и съ позитивной и съ мистической тео-ріей прогресса. Никакіе Zukunftstaat'ы, никакія райскія кущи не могутъ объективно осмыслить мое существованіе; оно имѣетъ только субъективный смыслъ, за-ключающійся въ полнотѣ моихъ переживаній. Иного смысла въ жизни человѣческой нѣтъ, не было и не будетъ.

Конечно, это «свирѣпѣйшая имманенція»… Кто не въ силахъ перенести ее, передъ тѣмъ разстилается широкая дорога въ область «кротчайшей трансценденціи» (выражаясь по аналогіи), дорога кроткой и умиротворяющей вѣры во всеблагого Бога или во всеблаженное Человѣчество… Скатертью дорога!

Вотъ основныя положенія и основные выводы того міровоззрѣнія, которое мы назвали имманентнымъ субъективизмомъ. Названіе это показываетъ, что, съ одной стороны, мы отказываемся искать смысла жизни въ области трансцендентнаго, отказываемся признавать нашу жизнь объективно-осмысленной, а съ другой стороны? что мы признаемъ за нашей жизнью субъективную осмысленность.

Но все это время мы молчаливо допускали? читатель, вѣроятно, это замѣтилъ? одну предпосылку, на которой теперь и должны остановиться; а именно, все время мы исходили изъ догматическаго принятия міра. Мы не доказывали, что міръ долженъ быть принятъ нами, потому что жизнь человѣческая субъективно осмы-слена; какъ-разъ наоборотъ: мы сперва молчаливо приняли міръ, а потомъ убѣдились въ субъективной осмысленности жизни. Иными словами: если жизнь обладаетъ субъективной осмысленностью, то міръ можетъ быть принятъ нами; но отсюда еще далеко до утвержденія, что онъ долженъ быть принятъ нами. Доказать этого нельзя; здѣсь логика безсильна; здѣсь опять область психологіи, а не логики.

Если бы жизнь имѣла объективный смыслъ, то тогда и только тогда была бы возможность оправданія мірового зла. Это прекрасно понимаютъ всѣ сторонники мистической теоріи прогресса. Они разсуждаютъ такъ: для того, чтобы міровое зло могло быть оправдано, жизнь человѣка и человѣчества должна имѣть объективный смыслъ, выявляющійся въ области нуменальнаго; слѣдовательно, жизнь имѣетъ объективный смыслъ… Почему «слѣдо-вательно»? Потому, что міровое зло должно быть оправдано? такова твердая вѣра послѣдователей мистической теоріи прогресса. Мы не обладаемъ этой вѣрой, а потому и выводы наши получаютъ совсѣмъ иное направленіе. Мы приходимъ къ мысли о субъективной осмысленности жизни, а отсюда и къ ясному сознанію, что міровое зло не можетъ быть оправдано.

Жизнь субъективно осмыслена; цѣль ея въ настоящемъ; цѣль эта и критерій субъективной осмысленности жизни заключается въ полнотѣ бытія. Все это прекрасно, но вотъ передъ нами трупикъ утонувшаго шестилѣтняго мальчика Василія, черненькаго и тихонькаго сына Василія Ѳивейскаго; вотъ другой мальчикъ, затравленный собаками звѣря-помѣщика; вотъ убитый камнемъ сынъ Человѣка, съ золотыми, какъ солнечные лучи, кудрями; вотъ передъ нами всѣ жертвы случайностей, суевѣрія, инквизиціи, Филиппа II; вотъ, наконецъ, всѣ ужасы нашихъ дней, нисколько не уступающіе ни Филиппу II, ни инквизиціи… Чѣмъ все это можетъ быть оправдано?? Ничѣмъ. Надо имѣть мужество прямо взглянуть въ глаза правдѣ и твердо идти до конца по пути «свирѣпѣйшей имманенціи».