Кто тайну разгадалъ?? Разумѣется, Ѳ. Сологубъ; и «тайна» эта, какъ намъ извѣстно, заключается въ томъ, что «все? Я. И все, что есть, то? Я», что «въ каж-домъ духѣ, въ каждомъ тѣлѣ, все? Я. И все лишь только Я»,? какъ мы слышимъ отъ Ѳ. Сологуба въ той же «Литургіи Мнѣ». Еще опредѣленнѣе и энергичнѣе исповѣдуетъ намъ свою вѣру Ѳ. Сологубъ въ своей «книгѣ совершеннаго самоутвержденія»? «книга» эта умѣщается на четырехъ страницахъ? озаглавленной «Я» (см. «Золотое Руно», 1906 г. № 2). Большинству читателей эта «книга», по всей вѣроятности, совершенно неизвѣстна, а потому мы приведемъ изъ нея выдержки, тѣмъ болѣе, что въ нихъ выяснится оправданіе міра Ѳ. Сологубомъ съ точки зрѣнія его солипсизма. «Благословенно все и во всемъ,? провозглашаетъ нашъ авторъ,? въ неизмѣримости пространствъ и въ безпредѣльности временъ, и въ иныхъ обитаніяхъ, здѣсь и далече, и жизнь, и смерть, и расцвѣтаніе, и увяданіе, благословенны радость, и печаль, и всякое дыханіе,? ибо все и во всемъ? Я, и только Я, и нѣтъ иного, и не было, и не будетъ»… Любопытно это «ибо» въ устахъ солипсиста: когда онъ къ человѣческимъ страданіямъ подходилъ отъ внѣшняго міра? онъ ихъ проклиналъ, такъ какъ видѣлъ ихъ безсмысленность; теперь, излучая все изъ своего «я», онъ все благословляетъ, ибо? все и во всемъ Я… Въ этомъ? первый актъ самоутвержденія и пріятія міра, какъ эманаціи «я». Дальше: «Я создалъ и создаю времена и пространства, и еще иныя, безчисленныя обители. Во временахъ явленія помѣстилъ Я, и всѣ явленія? Мои… И всякая мечта Моя воплощена, ибо она? Моя. И нѣтъ внѣ Меня бытія, ни возможности бытія. Всякое помышленіе? во Мнѣ, и всякое явленіе? отъ Меня и ко Мнѣ, ибо все и во всемъ? Я, и только Я, и нѣтъ иного, и не было, и не будетъ»… Только непонятная скромность помѣшала нашему автору сказать еще опредѣленнѣе: все? Ѳедоръ Сологубъ, всякое явленіе? отъ Ѳедора Сологуба и къ Ѳедору Сологубу, ибо все и во всемъ? Ѳедоръ Сологубъ и только Ѳедоръ Сологубъ, и нѣтъ иного, и не было, и не будетъ… Но странное дѣло: «все? Я»? это звучитъ гордо; а стоитъ только раскрыть скобки, какъ гордыя фразы начинаютъ звучать курьезно… Но если все есть Ѳедоръ Сологубъ и Ѳедоръ Сологубъ есть все, то слѣдовательно и всѣ мы? только состоянія сознанія Ѳедора Сологуба? Казалось бы, что нашъ авторъ сперва даетъ именно такой отвѣтъ: вѣдь мы слышали отъ него? «я одинъ въ безбрежномъ мірѣ, я обманъ личинъ отвергъ»; и теперь въ своей «книгѣ» онъ повторяетъ? «раздѣленные и многообразные лики? всѣ они только личины Мои»… Но доходить по этому пути до крайнихъ выводовъ Ѳ. Сологубъ все же не рѣшается. Все есть? Я, попрежнему утверждаетъ онъ, но кромѣ того есть и «непостижимая Тайна Моя, Тайна о томъ, что не-Я»… «И если есть жизнь иная… о, безликая Тайна Моя! Ты? Моя, но Ты? не Я. Тайна Моя, Ты? Отрицаніе Мое»… Въ противоположности между Я и Ты Ѳ. Сологубъ ищеть теперь объясненія всему злу, существующему въ мірѣ, всему мѣщанству, всей передоновщинѣ; этой идеѣ по-священа его статья «Человѣкъ человѣку? дьяволъ» (см. «Золотое Руно», 1907 г., № 1). Тутъ все дьяволъ мутитъ, расщепляя единое Я на милліоны различныхъ «ты»; при единомъ Я все такъ ясно, такъ понятно, а при тысячахъ тысячъ «ты»? вся стройность міропониманія разсыпается и передъ нами снова безсмысленная жизнь, требующая оправданія. Тутъ все дьяволъ мутитъ: Ѳ. Сологубъ совершенно убѣжденъ въ этомъ. Когда Ѳ. Сологубъ утверждаетъ, что Я во всемъ и все во Мнѣ, то ему слышится смѣхъ мѣщанства: «глупыя сказки! Я? Іоаннъ, и жена моя? Марія. Вотъ тамъ родственники и друзья наши, Лазарь и Марѳа, и другая Марія, и третья. И Лука. И Клеопа. И другихъ такъ много. И все разные… Лука любитъ лукъ, а Клеопа? персики»… Вотъ это-то и есть козни дьявольскія: «узнаю стараго, злого врага… Дьяволъ смѣется надо Мною, лѣпитъ злыя, искаженныя хари, и отводитъ Мои глаза.? Вотъ, говоритъ онъ, Лука, а вотъ Клеопа, а гдѣ же ты?? Гдѣ же Я? Такъ… предо Мною раскрывается противоположность: необходимое единство Мое и злобное, случайное Мое разъединеніе… Дьяволъ прячется подъ уродливыми, слѣпленными имъ харями, и визжитъ, и хохочетъ, и гнусныя придумываетъ слова, издѣваясь надъ Моею вѣрою, надъ Моимъ откровеніемъ, надъ Моимъ страстнымъ зовомъ. Тысячеголосый вой подъемлетъ онъ вокругъ Меня, и дразнитъ Меня милліонами красныхъ языковъ, покрытыхъ бѣшеною слюною. Вопитъ подъ неисчислимостью уродливыхъ масокъ:

— Ты? глупый и смѣшной, Иванъ Иванычъ!

— Я лучше тебя.

— Я здѣсь самый главный, а не ты.

— У меня больше денегъ, чѣмъ у тебя.

— У меня есть любовница, очень дорогая.

— Можетъ быть, и ты хочешь быть такимъ же хорошимъ, какъ я? Ну, что же, состязайся.

— Жизнь? борьба.

Кривляются, орутъ. Ну васъ къ чорту!

Да они отъ чорта и есть. Ихъ чортомъ не испугаешь. Развѣ вы не видите, какіе они плоскіе и сѣрые? Всѣ черти? плоскіе и сѣрые.

Всѣ люди? неужели всѣ?? плоски и сѣры. Люди? черти. Неужели и вправду черти?

Да, насколько они? не-Я.

Дьявольскую злобу питаютъ они другъ къ другу. Они придумываютъ одинъ о другомъ страшныя, тяжелыя, черныя слова, которыя прожигаютъ душу до дыръ. Они куютъ цѣпи, тяжкія, какъ свинецъ смерти, и липкія, какъ мерзкая паутина злого паука. Они берутъ въ свои руки того, кто случайно слабъ, и бьютъ его долго и безпощадно… Дѣвушку поймаютъ на площади, оголятъ, нагайками бьютъ, животъ разорвутъ, до смерти замучатъ. Загонятъ людей въ домъ и сожгутъ. И пляшутъ вокругъ пожарища, внимая дикому вою сожигаемыхъ. Какая адская мука? горѣть живьемъ въ дьявольскомъ огнѣ земного мучительства! Кто же мучительствуетъ? Человѣкъ или Дьяволъ? Человѣкъ человѣку? Дьяволъ»…

Извиняюсь за длинную цитату, но она очень характерна. Если отвлечься отъ того горделиваго юродства, которое, вопреки всѣмъ намѣреніямъ автора, сквозитъ въ каждой строкѣ его «самоутвержденія» и часто дѣлаетъ Ѳ. Сологуба дѣйствительно высоко-комичнымъ тамъ, гдѣ онъ хочетъ быть глубоко-трагичнымъ, то во всемъ вышеприведенномъ мы встрѣтимъ типичное рѣшеніе знакомыхъ уже намъ вопросовъ съ точки зрѣнія сологубовскаго солипсизма. Все зло міра? въ случайномъ и кажущемся разъединеніи; надо преодолѣть очевидность множества и увѣровать въ непреложность своего единства съ міромъ; надо не разсуждать, а вѣрить. Надо вѣрить, что и Лука, и Клеопа, и всѣ милліоны людей? только «личины», только безвольные автоматы, и что только мое «я» истинно, нераздѣлимо и едино. Въ царствѣ этихъ личинъ? зло, насиліе, страданіе; но все это только фатаморгана, козни дьявола. «Въ дьявольскомъ огнѣ земного мучительетва» горятъ и страдаютъ маріонетки, разыгрывающія нелѣпый діаволовъ водевиль; но я, Иванъ Иванычъ, этого міра не принимаю, болѣе того? я не признаю его реально существующимъ. Существую только Я [4].

Все и во всемъ? Ѳедоръ Сологубъ и только Ѳедоръ Сологубъ: мы не хотимъ утверждать, чтобы именно такова была скрытая мысль нашего автора. Весьма возможно, что для того и пестритъ онъ такъ этими личными мѣстоименіями съ прописной буквы, чтобы подчеркнуть общее значеніе этого единичнаго «я»; возможно, что онъ желаетъ только внушить своимъ слушателямъ, какъ каждый изъ нихъ долженъ относиться къ своему «я»: совершенное самоутвержденіе? задача каждаго и всѣхъ. Но если и таковъ взглядъ Ѳ. Сологуба, то онъ еще сгущаетъ тѣ противорѣчія, изъ которыхъ соткано все творчество этого автора. Какъ? Каждый можетъ примѣнить къ себѣ это сологубовское Я? «Каждый»? а значитъ и Клеопа и Лука? Но вѣдь это именно то разъединеніе, то раздѣленіе, отъ котораго Ѳ. Сологубъ бѣжалъ къ солипсизму! Вѣдь это снова возвращеніе къ тому міру дѣйствительности, который можно не принять, но уже нельзя не признать! И опять съ прежней силой возникаютъ старые карамазовскіе вопросы, опять міровое зло является не фата-морганой, но реальнымъ фактомъ, отъ котораго не зачураешься никакими словами; не «личины», а реальные, живые люди «горятъ живьемъ на дьявольскомъ огнѣ земного мучительства»… Если же отъ этихъ выводовъ Ѳ. Сологубъ укроется на вершинахъ послѣдовательнаго солипсизма и объявитъ, что все есть Ѳедоръ Сологубъ и Ѳедоръ Сологубъ есть все, то и это не подвинетъ ни на одинъ шагъ рѣшеніе карамазовскихъ вопросовъ. «Благословенно все и во всемъ,? утѣшаетъ насъ Ѳ. Сологубъ,?…ибо все и во всемъ? Я, и только Я, и нѣтъ иного, и не было, и не будетъ»… Очень благодарны, благодаримъ покорно, но отъ такого утѣшенія отказываемся, такъ какъ логика такого утѣшенія намъ кажется очень подозрительной… Благословенно все и во всемъ, ибо все и во всемъ? Я; но если это «все» включаетъ въ себя и міровое зло, съ которымъ не можетъ примириться Иванъ Карамазовъ, то не отвѣтитъ ли послѣдній обратной фразой: проклинаю все и во всемъ, проклинаю и самое Я. И если даже я, Иванъ Карамазовъ, только состояніе сознанія какого-то всеобъемлющаго Я (будь то Господь Богъ или Ѳедоръ Сологубъ? безразлично), то и въ такомъ случаѣ я не принимаю окружающаго меня міра. Я проклинаю его.