Невысокого роста, кругленькая, веселая и общительная, Лида нравилась многим нашим холостякам, однако она отдала предпочтение Ивану Максимче.

— Прохлопали невесту, — подшучивал над нами майор Донин.

Правда, не все истребители «ловили ворон», как неосторожно заметил начштаба. На самолете Виктора Куницына оружие заряжала Нина Зинченко — Лидина подруга. Скромная, красивая девушка. Не раз мы замечали, как после посадки Куницын подолгу задерживается у машины, беседуя с Ниной.

— О чем вы там воркуете, Куня? — подтрунивали ребята.

— Как — о чем? — у Виктора розовеют щеки. — Надо же доложить, как работало оружие…

Позже Виктор и Нина поженились. Всем полком мы справляли комсомольскую свадьбу, на которой и мне довелось исполнять песни. Фронтовая дружба, рожденная в боях, навсегда соединила их дальнейший путь.

Милые наши девушки! Сквозь дымку времени я и теперь вижу Шуру Мягкову, Катю Баранову, Лиду Зубкову, Нину Зинченко, Зину Цветкову, Лену Марьясову, Веру Повницу… Мотористки, оружейницы, парашютоукладчицы, связистки… Пусть не обидятся, что я больше рассказываю о летчиках. Многие подробности о службе рядовых и сержантов с девичьими именами унесло неумолимое время. Но в памяти осталось главное: на своих скромных постах они были настоящими воинами, отлично служили Родине в годину тяжких испытаний. Большое спасибо вам, дорогие подруги, славные дочери героического советского народа.

Апрель 1945 года. Мы увлечены «свободной охотой». Противник маневрирует резервами внутри Курляндского «котла». Мы наносим удар за ударом по дорогам Тукумс — Кулдыга, Салдус — Либава, Кулдыга — Салдус. Атакуем, как правило, с малых высот, маскируясь лесами, складками местности. Громим скопления войск, поезда, позиции артиллерии. Работаем крыло в крыло со штурмовиками. Потери противника растут с каждым днем. Мне за эти дни удалось уничтожить три самолета врага — ФВ-190, Ю-88, Ю-52, три локомотива, несколько железнодорожных вагонов, пять зенитных пушек, склад с боеприпасами и боевой техникой. Немалый урон противнику нанесли и мои товарищи: Алексей Рязанов, Илья Шмелев, Михаил Погорелов, Валерий Шман, Виктор Куницын. С особым упорством дерутся и молодые летчики, наша славная смена.

Неудержимое продвижение советских войск вперед по территории, где гремят очищающие бури, вдохновляет нас на ратные подвиги. Наша армия несет народам освобождение, и мы гордимся этим.

Перед нами задача — не давать врагу передышки ни на один день, перемалывать его живую силу и технику, не выпустить его с Курляндского полуострова. Удивительна логика войны: еще вчера Гитлеру было выгодно держать здесь свои дивизии, но сегодня он пытается оттянуть их на помощь столице «третьего рейха», агонизирующей в предсмертных конвульсиях. Громить врага, не выпустить его отсюда — в этом теперь наша непосредственная помощь частям, сражающимся в Берлине, штурмующим его улицы и кварталы.

И вот пал Берлин. Советские войска встретились с американскими частями на Эльбе. Гитлеровская армия доживала свой недолгий разбойничий век.

Несмотря на безвыходное положение, фашисты огрызаются, бросаются в контратаки, готовые на разные авантюры. Однако наши дивизии с нерушимой последовательностью срывают все планы врага, сжимают кольцо окружения, методически уничтожают его живую силу и технику.

5 мая перелетаем на аэродром Вайноде. Не успели приземлиться последние истребители, как противник открыл огонь из дальнобойной артиллерии. Снаряды накрывают площадь аэродрома квадрат за квадратом. Гитлеровцы, видимо, решили истратить остатки своих боеприпасов, чтобы потом легче было удирать.

Повалился на крыло один Як-9, упал, обливаясь кровью, механик самолета Г. И. Севастьянов.

Слышится команда:

— Все к командиру полка!

Николай Иванович Миронов собран, сосредоточен.

— Внимание, товарищи! Слушайте обстановку. По данным разведки, фашисты оттягивают свой самолетный парк на западные аэродромы Курляндского полуострова с целью сохранить группировку авиации и переправить ее в нейтральную страну. Самолеты, спасаясь от плена, могут подняться в любую минуту. Больше всего их базируется на аэродроме Сирава. Необходимо блокировать фашистское гнездо, уничтожить все самолеты, если летчики не сдадутся. Штаб нашей воздушной армии разработал четкий план блокирования аэродрома. В назначенное время над ним будут дежурить и истребители других полков. Поэтому мы поддерживаем с ними теснейшее взаимодействие, оказываем друг другу всевозможную помощь.

7 мая вылетели всем полком. Мне приказано возглавить общую группу. Действительно, на Сираве сосредоточено множество авиационной техники, готовой к эвакуации. Самолеты размещены таким образом, что каждый имеет возможность выруливать на взлетную полосу, как только поступит команда.

Делаем над аэродромом несколько кругов. В воздухе все спокойно. Но вот с северной стоянки взмывает в небо транспортный самолет и берет курс на запад. Подхожу к нему и покачиваю крыльями, показывая, что лететь запрещено. Не подчиняется.

Слышу по радио голос Валерия Шмана:

— Товарищ командир, следует проучить фашиста, чтобы другим неповадно было.

— Валерий, прикрой! Я с ним сейчас «поговорю».

Устремляюсь в атаку. Даю по фашисту длинную очередь, и он, оставляя дымный след, падает на окраине аэродрома Сирава.

Это был последний, тридцать третий по счету, лично сбитый мною фашистский самолет, а еще восемь уничтожено при моем участии в групповых боях.

Целый день блокируем осиное гнездо. Наши воздушные бойцы кружат над Сиравой без перерыва. Лишь небольшой группе вражеских машин удалось удрать. Недобитые асы искали для себя новых хозяев.

Вечером 8 мая до нас дошли слухи о подписании в пригороде Берлина акта о безоговорочной капитуляции фашистской Германии. Долго не расходились и не ложились спать — ждали официального сообщения. Хотелось быть всем вместе, ведь такая огромная радость! Тем более, что радость эта — общая! Разговаривали возбужденно, громко смеялись, шутили. Угомонились лишь после приказа командира: «Отбой! Всем ко сну!» Понятно, боеспособность летчика — прежде всего. От врага, пребывающего в состоянии агонии, можно ждать всего. Спать долго не пришлось: проснулись от усиленной стрельбы. Вокруг нас трещали очереди из автоматов, пулеметов, где-то в стороне били зенитки, осколки их снарядов сыпались на крыши домов и на поле аэродрома. Вначале не все поняли, в чем дело, однако догадаться не составляло особых трудностей. Кто-то воскликнул:

— Салют победе!

— Конец войне!..

Спешим на улицу, разряжаем в воздух свои пистолеты, включаясь в общий салют. В небе то и дело вспыхивают осветительные ракеты, заливая мерцающим светом летное поле, прилегающий к нему лес, капониры и самолеты. Темноту ночи густо прорезают трассы светящихся пуль, разрывы зенитных снарядов. Такого фейерверка не приходилось видеть никому из нас. Стихийный, неорганизованный, он сливался в беспорядочное, но могучее море огня. Огонь этот рассыпался, искрился, сверкал и переливался по всему фронту, выражая радостный душевный порыв советских воинов.

До самого утра никто уже не ложился спать, ожидая сообщений из Москвы. Командир полка и его заместитель по политической части нетерпеливо дежурили у телефона, связывались со штабом и политотделом дивизии, прислушивались к настроенному на Москву радиоприемнику, из которого без перерыва лились победные марши.

Победа! Наконец-то она пришла — выстраданная и долгожданная, омытая слезами народа, окропленная кровью его лучших сыновей и дочерей. Мы обнимались и целовались, пели песни и танцевали, смеялись…

Конец войне! В это трудно поверить. Как бесконечно долго она тянулась, как неимоверно устали от нее люди планеты. Фашисты, терзавшие всю Европу, сеявшие страх во всем мире, под нашими сокрушающими ударами сложили наконец оружие.

Противник безоговорочно капитулировал. На Курляндском полуострове по всему периметру для сдающихся назначены пункты сбора.