Для проведения такой работы, в скором времени, была создана техническая база в Берлине и Дрездене — склады, команды (из немцев) для изготовления ящиков для книг, их упаковки, маркировки и подготовки эшелонов для перевозки в Советский Союз. В дальнейшем мама организовала подготовку крупными немецкими специалистами библиотечного дела научных работ по библиотековедению и библиографии для советских библиотек.
Непосредственные решения о вывозе книг до начала июня 1945 года принимало Военное командование советских оккупационных войск в Германии. С начала июня 1945 года, т. е. со времени образования Советской военной администрации в Германии (СВАГ), являвшейся в 1945–1946 годах верховным органом власти в Советской оккупационной зоне Германии, книги вывозились по ее приказам. Принципы получения репараций от Германии были определены еще на Крымской конференции 1945 года. Согласно этим принципам Германия обязана была возместить ущерб, причиненный ею союзным странам, в натуре, а не в денежной форме. Соглашением предусматривалось, что репарационные поставки в Советский Союз должны состоять из конкретных видов имущества Восточной Германии, оккупированной советскими войсками.
Хотя конкретно книги и не указывались в ряду предметов репарационных поставок, но для западных союзников возмещение потерь советских библиотек было понятным. Тогда мир был потрясен человеческими жертвами, материальными и культурными потерями, понесенными Советским Союзом. Такова была реальная историческая обстановка в 1945–1946 годах в период вывоза книг из Германии в Советский Союз. Во всяком случае, так тогда ее понимали. Мама была мудрым человеком и понимала, конечно, что можно посмотреть на вывоз книг из Германии и с другой стороны — книги не могут быть трофеями, не могут быть предметом репараций. Но интересы страны, победившей в войне ценой невероятных потерь, были выше всего.
Основной принцип при отборе книг для вывоза в Советский Союз, как у Маргариты Ивановны, так и у высших военачальников в Восточной Германии, заключался в том, что вывозимые книги должны восполнить наши потери во время войны, но и культурное наследие немецкого народа должно быть сохранено. Маргарита Ивановна понимала, что книги будут нужны Германии для восстановление ее культуры, разрушенной фашистами. И когда московское руководство намеревалось вывезти крупнейшую библиотеку Германии — Немецкую библиотеку (Deutsche Bűcherei) в Лейпциге — она доказала нежелательность этого, объясняя свою позицию тем, что Немецкая библиотека в Лейпциге является национальным культурным достоянием, необходимым немцам для возрождения, и нуждается в незамедлительном восстановлении. По инициативе мамы два миллиона книг этой библиотеки, эвакуированные в сельскую местность в районе города Хемниц, в связи с англо-американскими бомбардировками, были собраны летом 1945 года. И уже в ноябре 1945 года Немецкая библиотека в Лейпциге была вновь открыта. Это была первая научная библиотека, вновь открывшаяся в Германии после войны. И немецкие библиотечные деятели понимали, что Маргарита Ивановна сохранила Deutsche Bűcherei для Германии и были благодарны ей. Мама говорила: "Почему немецкие библиотекари хорошо ко мне относятся? Да потому что я сохранила им Deutsche Bűcherei".
Но другое культурное достояние Германии и Лейпцига — Немецкий музей книги и шрифта (Deutsches Buch-und Schriftmuseum), в котором находилась всемирно известная коллекция первопечатных книг, в том числе один из самых лучших экземпляров первой печатной книги — "42-строчная Библия" Иоганна Гутенберга (1452 год), был отправлен самолетом в сопровождении Д.Н.Чаушанского в начале октября 1945 года в Москву в ГБЛ. Мне довелось в сентябре 1945 года вывозить эту коллекцию в Берлин для отправки в Москву и держать ящик с Библией в руках.
Девятнадцать ящиков с коллекцией книг Немецкого музея книги и шрифта были эвакуированы из Лейпцига в начале 1944 года и спрятаны в подвале башни старинного фамильного замка Рауэнштейн, близ местечка Лангефельд в Рудных горах. Этот замок принадлежал Готфриду фон Гердеру, правнуку немецкого философа Иоганна фон Гердера, друга И.В.Гёте. О местонахождении этих реликвий сообщили в советскую военную комендатуру сами Гердеры. Сделали они это после ухода американских войск из этого района и занятия его советскими оккупационными силами в соответствии с Тегеранским соглашением. Таким образом, американцам свой подвал с музейными книгами Гердеры, видимо, не открывали, хотя скрыть их было, очевидно, непросто.
Я прибыл в замок Рауэнштейн из Берлина на трех грузовых машинах с тремя солдатами-водителями. Барон и баронесса фон Гердер очень приветливо нас встретили. Это были на редкость приятные в обращении пожилые люди. Их деликатность и изысканность поведения, особенно баронессы, подкупали. Мы довольно быстро извлекли из совершенно сухого подвала замка по-немецки добротно сделанные ящики с книгами и разместили их на машинах. Я, конечно, понимал ценность этого необычного груза. Ведь когда меня посылали за ним, то сказали — там находится Библия Гутенберга. А еще до войны в школе нам говорили, что Днепрогэс построили на гутенберговскую Библию, то есть на деньги, полученные за принадлежавший России экземпляр Библии Гутенберга, проданный большевиками американцам. Но, все равно, я не представлял, как понимаю это в настоящее время, что книги в ящиках из подвалов замка по сути были бесценны. Мы везли их по Германии без какой-либо охраны, получили без всякой описи.
За чашкой кофе после погрузки Гердеры рассказали, что ящики с книгами были привезены к ним в январе 1944 года. Сложили их в подвале замка до окончания войны. Вывезли из Лейпцига, спасая от англо-американских бомбардировок. В скором времени могли придти американские или советские войска, и владельцам замка надо было решать, что делать с сокровищами, хранившимися в подвале. Они прекрасно сознавали высочайшее культурное значение этой музейной коллекции, и будущая ее судьба очень волновала их. По их словам, никаких указаний от германских государственных учреждений они не получили. Самостоятельно принять решение, что делать с не принадлежавшими им национальными ценностями, было трудно. Однако супруги приняли решение — передать оказавшиеся у них книги и рукописи не американцам, а советским (русским, как они говорили) войскам, которые должны были заменить американские части в Саксонии и Тюрингии летом 1945 года. Аргументировали они это следующим образом (говорила в основном баронесса):
Первый путь — передать коллекцию американцам — это был бы самый простой и безопасный для семьи Гердер выход из создавшейся ситуации. Коллекцию вывозят американцы, а вместе с ней и они уходят от русских войск на Запад, как и поступила практически вся немецкая аристократия, высшая буржуазия и большая часть интеллигенции. Минимум риска для жизней владельцев. Но этот путь, по их словам, был опасен — коллекция могла бы "уплыть через океан" в США, рассеяться там по частным каналам и пропасть навсегда для Германии.
И Гердеры, как они утверждали, не сообщили американцам о спрятанных в замке сокровищах.
Второй путь — передать собрание Лейпцигского музея русским. Такой вариант они и выбрали. Почему? Они считали, что, во-первых, Россия является близким соседом Германии, обе страны имеют глубокие вековые политические и культурные связи, и русские в конце концов, по гуманитарным соображениям, сами передадут коллекцию Германии. Если этого не случится, заметила баронесса, возможен и военный реванш со стороны Германии и возврат германских культурных ценностей силой. — Баронесса Гердер сказала об этом со смущенной, почти извиняющейся улыбкой. Понять ее было можно. Ведь прошло всего четыре месяца после окончания войны, когда еще некоторые немцы не могли и думать о военном реванше. Еще не произошла атомная бомбардировка японских городов, не состоялся Нюрнбергский процесс, и немецкий народ не принес покаяния за фашистские злодеяния. В те первые послевоенные месяцы я не мог себе представить, что немцы смогут так открыто и серьезно осудить свое прошлое и построить демократическое общество, поняв, что мир лучше войны, что мирное развитие страны дает во всех отношениях, в том числе и в экономическом развитии, много больше, чем военные завоевания. И послевоенные пятьдесят лет подтвердили для Германии эту истину. А в то время теории социальных революций, реванша, неизбежности войн через каждые 20 лет (срок подрастания нового поколения в воевавших странах) делали перспективу новой войны вполне реальной.
