Зимой 1940–1941 годов уже началась подготовка к двадцатилетию Библиотеки. ГЦБИЛ считалась большим культурным достижением советской власти, и намечалось широко отметить этот юбилей. Снова заговорили о новом здании. Обсуждалась возможность награждения Библиотеки. И вдруг началась война.
Военные годы
Объявление о войне застало меня в Барвихе. Мне позвонил Василий Николаевич, который вместе с Адрианом был в городе, т. к. сын сдавал экзамены за 10-й класс, и сказал, что началась война. Буквально через час-два мне позвонили из ЦК партии, чтобы я немедленно приехала. Но выехать в Москву было трудно. По нашей Усовской железнодорожной ветке поезда сразу были отменены. Моя персональная легковая машина была тотчас мобилизована, и я не знала, как добраться до Москвы. Помог работник ЦК партии В.А.Федосеев, который отдыхал в барвихинском санатории и захватил меня на своей машине в город, прямо в ЦК партии, где я тут же попала к заведующему отделом агитации и пропаганды Поликарпову. Он знал меня еще по Наркомпросу, и я довольно часто бывала у него по библиотечным делам. Поликарпов сразу же мне предложил работу на радио, но я категорически отказалась, сумев доказать, что мне нецелесообразно бросать Библиотеку. Тогда он дал задание Библиотеке стать антифашистским центром контрпропаганды. Главная задача — сбор материалов для контрпропаганды для воинских частей и Политического управления (ПУРа) Красной Армии. В помощь Библиотеке была дана довольно большая группа студентов старших курсов Института иностранных языков. К тому времени у нас уже была составлена библиография "Антифашистские писатели". Буквально со следующего дня началась активная работа по обеспечению ПУРа материалами контрпропаганды, которые бригаде сотрудников Библиотеки и студентов Института иностранных языков удавалось найти (например, мы нашли высказывание Геббельса "Пушки вместо масла"),
С первых же дней войны Библиотека превратилась в своеобразный штаб пропаганды антифашистской литературы, отвечая на бесконечное количество запросов со всех сторон. Когда фронт приблизился к Москве, в Библиотеку стали поступать для перевода документы, захваченные в боях. Мы их быстро переводили. Особенно много приходило материалов, написанных готическим шрифтом. Как известно, до войны в наших школах готический шрифт не изучался: немецкий язык преподавался только с латинским шрифтом. Столкнувшись с готическим шрифтом, наши офицеры не могли прочесть текст. Библиотека старалась помочь военным овладеть немецким языком скоростным методом. Для этого была составлена брошюра "Грамматический минимум. Немецкий язык. ГЦБИЛ, 1941 г." Этот краткий, необходимый для военного времени учебник был размножен на ротаторе и разослан во многие воинские части.
За все годы Отечественной войны Библиотека ни на один день не закрывала своих дверей. Все было подчинено помощи фронту. Помогали Генштабу и Главному политуправлению Красной Армии, подбирали материалы для Совинформбюро, переводили немецкие документы и листовки, доставленные с фронтов, обучали командиров читать тексты, написанные готическим шрифтом, и делали многое другое, что было нужно.
Библиотека готовилась к бомбардировкам Москвы. Мы ведь находились в центре города, рядом со зданием Моссовета, и понимали всю опасность нашего положения. У меня сохранилось Распоряжение по ГЦБИЛ от 8 июля 1941 года об организации пожарной команды и ее обязанностях.
В августе 1941 года сотрудниками Библиотеки был потушен пожар, возникший от попадания зажигательной бомбы во время одного из налетов. Спасла Библиотеку от пожара 70-летняя заведующая хранением Ю.А.Александрова, сбросив с церковного купола зажигательную бомбу. В июле 1941 года лучшая часть нашего книжного фонда (редкие книги, коллекция "ДИН", другие ценные коллекции) была эвакуирована вместе с ценностями из музеев Москвы в город Хвалынск Саратовской области. Книги сопровождали три наши сотрудницы. Позже, в связи с приближением фронта к Сталинграду, книги и музейные ценности были перевезены за Урал.
В июне 1941 года приехал в Москву Жан Ришар Блок. Я познакомилась с ним в начале 1930-х годов, когда он приезжал на Первый съезд Союза советских писателей. Это был чудесный человек, исключительно милый, приятный, умный собеседник, доброжелательный, умеющий слушать и говорить, отзывчивый. Мы вели много интересных разговоров о литературе, о жизни. Мы с ним подружились с первой встречи, поэтому сразу по приезде он зашел ко мне в Библиотеку. Блок рассказал, как последним поездом, уже под чужой фамилией, проехал всю фашистскую Германию, рассказывал об ужасах оккупации во Франции. Тогда же он рассказывал, что Ромен Роллан, хотя и живет в Везлее и не арестован, но напротив его дома расположились гестаповцы, которые следят за каждым его шагом, что Ролланы не пользуются абсолютно никакой немецкой помощью, хотя те всячески стараются их ублажать. Бедный Роллан ужасно мерз и старыми газетами топил камин для того, чтобы как-то согреться. Мария Павловна ездила в Париж за продуктами. По рассказам Ж.Р.Блока мы впервые узнали, что такое война. А вскоре грянула и у нас война. Блок скоро уехал, но в 1942 году вернулся обратно в Москву, работал на радио для Франции. Он ночами выступал по подпольному радио для французского движения Сопротивления, поднимал дух французов. Его голос был известен во Франции. В те годы он часто выступал в Библиотеке, всегда соединяя читаемую тему с сегодняшним днем. Много материалов присылали ему подпольщики Франции. Как-то он зачитал письмо одного бойца Сопротивления, написанное перед казнью, — зал был потрясен. Затем это письмо было опубликовано в одном из наших журналов.
Как только Париж был освобожден, Жан Ришар Блок одним из первых вернулся во Францию. Перед отъездом он передал нашей Библиотеке много материалов того времени. Я была на его проводах в гостинице "Националь". Вечер был и радостный, и грустный. Блок, с одной стороны, радовался, что ему можно вернуться в свободную Францию, но ему было очень жаль покидать Москву.
Вскоре по возвращении Жан Ришар Блок умер, по-моему, в 1947 году. Я с ним переписывалась до конца его дней. Письма его, а их было много, сохранились. Должны быть в архиве Библиотеки. В 1944 году перед отъездом во Францию он написал: "Когда я расскажу во Франции, что я видел в Советском Союзе, поверят ли мне? Да, отныне поверят, ибо был Сталинград, были несравненные подвиги Советской Армии. Ну, а чтобы ограничиться Библиотекой иностранной литературы, где я пишу эти строки, скажу, что я не знаю ничего равного ей во всем мире. Маргарита Ивановна сумела превратить ее в не имеющую себе равных — в культурный центр…"
Вдова Ж.Р.Блока, Маргарита, прислала в Москву его посмертную маску. Маска эта и сейчас хранится в Библиотеке. Я поддерживаю дружбу с семьей Блок и по сей день. Недавно в Советском Союзе были его сын Мишель и дочь Клод. Я осталась и до сих пор в дружеских отношениях с Маргаритой Блок. К сожалению, она очень стара, вероятно, уже не так долго ей осталось жить. Когда я бываю в Париже, я обязательно к ней захожу, чему она всегда рада. А живет она в Париже как раз напротив Национальной библиотеки. Мне удалось на радио найти несколько магнитофонных записей Блока военных лет и записей вечеров его памяти в Библиотеке и выслать ей в Париж.
16 октября 1941 года я вместе с мужем была вынуждена уехать из Москвы. С 1939 года я была членом партии и, конечно, представляла, что со мной будет, если немцы возьмут Москву. К этому времени большинство сотрудников Библиотеки были эвакуированы. Мы выехали в Саратов, куда ранее были вывезены наши дети и Анна Ивановна. Пятилетняя Марианна находилась под Саратовом в эвакуированном туда из Москвы детском саду Наркомпроса. Анна Ивановна там же работала, а Адриан жил у моей подруги Муси Минкевич. Когда мы с мужем приехали в Саратов, нам дали маленькую квартиру в общежитии Саратовского государственного университета, и мы опять оказались все вместе. Огромную поддержку и помощь мне оказали мои саратовские друзья — Муся Минкевич и директор Научной библиотеки Университета Вера Александровна Артисевич[25], с которой я познакомилась в конце 1930-х годов на одном из библиотечных совещаний в Москве. Наша дружба особенно окрепла в Саратове во время войны и продолжается по сей день.