Владимир Аристархович выпутался из гамака, на ощупь дотянулся до двери, открыл ее и выглянул в коридор. Горели оранжевые лампы аварийного освещения. Директор чертыхнулся и ударил по кнопке общего сбора.
По идее, должна была включиться сирена, замигать потолочные плафоны и строгий женский голос попросить всех срочно явиться в рабочую каюту директора. Ничего такого не произошло. Широков опять чертыхнулся, забормотал: "личная связь, личная связь", вернулся в спальню и отыскал телефон. Нажал опцию "звонок всем" и хрипло произнес:
— Немедленно… кх-хм… повторяю, немедленно всем начальникам служб прибыть ко мне. Особенно — главному энергетику. У нас проблемы.
Владимир Аристархович посмотрел на экранчик и недовольно поджал губы: у половины ответственных руководителей телефоны были выключены. Оставалось надеяться, что оповещенные разбудят остальных по дороге.
Собрались довольно быстро — каждый понимал, что без энергии станция долго не протянет. Разумеется, первые вопросы предназначались главному энергетику. Тот держал трубку у уха, постоянно отвлекался на телефонные разговоры, но всё же успевал кратко отвечать на вопросы собравшихся:
— Если плазмы нет — это неисправность. Какая — выясним и устраним.
— Что аппаратура показывает? — директор еле удержался от зевка.
— В том-то и дело, что ничего. Всё исправно. Быть такого не может. Удар был четко зафиксирован. И это при всей вашей хваленой противометеоритной защите! Куда попал камешек — я не знаю. И вы не знаете. Никто не знает. Надо вылезать наружу, искать место и смотреть. Потом — чинить. До этого момента активировать плазму запрещаю. Да и не получится. А того умника, который пытался запустить реактор после срыва плазмы, я лично отправлю чинить корпус станции без скафандра!
— Ну, Юрий Палыч… — протянул начальник смены.
— Никаких Юрий Палычев! — главный энергетик аж подлетел над сиденьем. — Выговором не отделаетесь!
— Но ведь свет всем нужен. Без него не наработаешь ничего. Да и жизнь без электричества несколько проблематична…
— Есть аккумуляторы, — отрезал главный энергетик.
— Надолго ли их хватит… — пробормотал директор и опять чуть не зевнул.
Влетел запоздавший начальник оранжереи. Комбинезон в частичках земли, волосы мокрые и всклокоченные. Не обращая внимания на недовольные высказывания о засорении атмосферы, он подплыл к директору, взглянул на него страдальческим взглядом и начал:
— Владимир Аристархович! Проблема у меня. Вот вы спросите — какая проблема, а я так и скажу. Такая проблема. Очень важная проблема…
Директор поморщился и сказал:
— Не тяни, Рувим. Какая еще проблема?
— Такая проблема. Очень важная… — заметив, что директор набирает побольше воздуха в легкие, Рувим заспешил. — Цветы я выращиваю для Наташи Германовны. А у вас свет гаснет. Непорядок. Что с цветами будет?
— Господи, Рувим. Какие цветы?
— Для Наташи Германовны, говорю. Бутоны уже завязались, а теперь пропадут. Очень плохо.
— Ты вообще о чем? Вот у нас проблемы. Реактор полетел. Это проблема. А что твои цветы-то? Плюнуть и растереть.
— Э-э-э, не говорите так. Цветы что — я еще выращу. К празднику хотел, но можно и в другой день подарить. Вот вы спросите — к какому празднику. Так я вам отвечу. Такому празднику. Женский день…
— Рувим!..
— Так ведь не только цветы без света погибнут. Другие растения — тоже. А растения — это кислород на станции. У нас запасы какие? Я не знаю — какие у нас запасы. Вот и пришел спросить. Может быть — маленькие запасы. Хотя, может, и большие…
Потапов потянул Рувима за рукав, избавляя Широкова от говорливого оранжерейщика и тихонько сказал:
— Всё, Рувим, иди, иди. Проблему ты правильно обозначил, только помолчи. Или если поговорить хочешь — найди себе собеседника… Да кого угодно. Только в коридоре, — главный инженер заметил в дверях монтажника Сергеева и крикнул ему: — Василий, зайди! Ты по штатному где сейчас должен быть?
Сергеев махнул рукой товарищам и ловко присел рядом с Потаповым.
— У шлюпок эвакуации. Чтобы, дескать, за людьми следить, когда команду дадут.
— Там и без тебя справятся. Вот что, Сергеев, Поговори с Рувимом, а? Спасу от него нет. Ну, я тебя прошу…
Василий поджал губы, повернулся к оживившемуся начальнику оранжереи и кивнул. Рувим тут же заговорил:
— Знаете, Василий, как тяжело в оранжерее? А тут еще свет гаснет. Растениям плохо, людям плохо. Мне плохо. Наташе Германовне тоже плохо будет. А вы говорите, проблемы нет. Есть проблема. Большая…
Сергеев зло посмотрел на главного инженера и промолчал. Попросило начальство — надо выполнять. А свое недовольство можно будет потом высказать. Да, сидеть на собрании и слушать разговоры начальства оказалось не интереснее, чем дежурить у аварийных капсул. К тому же, голос Рувима действовал на редкость усыпляюще. Сергеев должен был заступить на смену только через восемь часов, а сейчас у него в самом разгаре был ночной отдых. И зачем только его подняли? Спал бы и спал. За это ж не заплатит никто: какая тут выработка?
Василий повертел головой, высматривая — кому бы передоверить Рувима, и первым узрел появление напарницы.
— Муж-жи-ки! — процедила Наталья, едва войдя в каюту. — Ну, всё как обычно: сидят, обсуждают! Нет, чтобы делать!
— Что делать? — индифферентно откликнулся Потапов.
— Что-что?! Что-нибудь! Не сидеть же!
— Наталья Германовна, успокойтесь, пожалуйста.
— Он меня еще успокаивает… — Наталья уперла руки в бока и заколыхалась: магнитные подошвы держали хорошо, но остойчивости в невесомости не способствовали. — Вот сама пойду и исправлю!
— Куда, Наталья Германовна? — главный инженер подпустил в голос немного ехидства.
— Куда надо, Потапов!
Наталья развернулась, выскочила в коридор и размеренно забухала по пластиковой дорожке.
— Наталья Германовна! — официальным голосом потребовал директор. — Вернитесь! Наталья Германовна! У вас нет допуска к работе с реактором! Наталья Германовна!! Вы не сможете попасть в операционный зал — двери всё равно заблокированы!
Наталья обернулась на повороте, приостановилась и со смешком процитировала:
— "…При аварийной ситуации персонал имеет возможность и право вручную разблокировать двери для проникновения в помещение…"
— Наталья!..
Девушка шагнула и скрылась за поворотом. Увещевать непослушную монтажницу было поздно, и директор забормотал себе под нос нечто нелицеприятное о поведении подчиненных.
Потапов прислушался, ухмыльнулся и сказал:
— Да ладно вам, Владимир Аристархович. Никуда она не попадет — ребята остановят. Думаете, зря мы охрану выставили? Так что прогуляется до ближайшего поста, поругается там и вернется.
Наталья была далеко не дурой и прекрасно понимала, что охрана ее к реактору не пропустит. Поэтому направилась к ближайшему шлюзу. Там она собиралась выйти за пределы станции и добраться на скутере до операционного зала вышедшего из строя термоядерного реактора. Что там делать, — она еще не решила, но полагала, что на месте уж сообразит. Встречу с мужем она никак не планировала. Тем не менее, на полдороги Наталья натолкнулась на Матвея.
— Ты куда? — спросил он подозрительно.
— Куда-куда? По делу. Куда ж еще?! Мы ж тут работаем, а не как некоторые — в командировки приезжаем.
Аварийные лампы внезапно мигнули раз-другой, и муж с женой вжали головы в плечи.
— Видишь, что творится, — кивнула Наталья, выпрямляясь. — И ничего не говорят. Значит, ситуация не под контролем. Значит, нужно выяснить и исправить. Всё очень просто.
— Просто? Ты, что ли, исправлять собралась? Не смеши!
— Мужчинам свойственно недооценивать женщин. Ясно? Просто по факту того, что она женщина. А чтобы оценили — нужны доказательства. Подтверждение, так сказать, тому, что мы можем справляться с работой ничуть не хуже вас. И даже лучше.
— Вроде бы не время доказывать, Наташ. Тревогу же объявили. Сам директор — по телефону.
