Клим прищуривается и вокруг его глаз трещинками в старой кирпичной кладке собираются морщинки, уголки губ опускаются. Он не хочет вспоминать.

— Где твой дом? — спрашиваю я.

Клим не слушает, он продолжает:

— Вернее, он был. Был и остался. Без меня остался. Меня нет там, и я вряд ли вернусь туда. Понимаешь? Нет, не понимаешь. Я сам не всегда понимаю, что произошло. Вот смотри: я умирал. Да, я знаю, что в свою смерть редко кто верит. Но я видел, как вытекала кровь, и знал, что она вытечет вся до того, как мне помогут. Потому что помогать — некому. Совсем некому. Тот человек, что мог помочь мне, уже умер. У меня на глазах. Понимаешь? Не понимаешь. Нет Вики. Я не спас ее, не предупредил. Не успел, не смог. Я понимаю, что и не мог ничего сделать, уж слишком всё произошло внезапно. Но мне нет оправдания.

— Ты не прав, — говорю я. — Иногда обстоятельства выше нас.

— Выше — не выше, какая разница! Не в этом дело. Там, у моря, мы жили совсем не так, как должно. Каждый — сам по себе. Ближайших соседей знали только в лицо, встречались с ними редко — никого не заботило, чем занимаются люди вокруг. Иногда к нам приезжали туристы, и тогда кто-нибудь из нас становился гидом, проводником или кем-то еще. На время. Понимаешь, я мог бы крикнуть, позвать на помощь, но меня всё равно бы не услышали и не пришли. "Каждый сам за себя", — знаешь такую формулу?

— Так живут многие.

— Может быть. Но не здесь. Посмотри сам, Вася. Посмотри на монтажников, на шлюзовых, на энергетиков, на гланг, на кого угодно посмотри! Что ты увидишь? Нет равнодушных. Вы все — сообща, вместе. Вы — соратники. Так правильно.

— Ты думаешь, так было с самого начала? — невесело усмехаюсь я. — Когда начинали строить, все думали только о себе, о своем достатке, о своих деньгах, о премиях, выработке, штрафах и прочей ерунде! Почему изменилось? Я не знаю. Не уловить момента, когда человек думает лишь о себе и вдруг начинает думать обо всех. Чтобы не только ему лично было хорошо, но и другим — тоже. Это похоже на второе рождение.

Я пытаюсь вспомнить, как это происходило, и действительно не могу.

— Не все такие?

Я молчу. Размышляю.

— Не все, Клим.

— Сказать, кто пытался убить меня? Я его видел один раз на станции. И больше — ни разу, хоть и искал. Возможно, он опять переместился в мой мир. И что он делает там? Не знаю. Опять убивает? Перестраивает мир под себя? Стремится к власти? Тебе нужна власть, Вася?

— Зачем? Что с ней делать?

— Вот и я о том же. Как думаешь, почему тот человек убил Вику? Да, он боялся. Но ведь мы ему ничем не угрожали! Он мог спокойно уйти обратно, никто бы ему не помешал. Он мог бы уйти куда угодно. Направлений — тысячи, и все ведут в разные места. Понимаешь, я уже не хочу просто пристукнуть его, как увижу. Я понять хочу — зачем? Разобраться.

— Не будет он тебя слушать. Не встречайся с ним, Клим.

Клим вздыхает.

— Если бы в этой жизни что-нибудь зависело от нас и от наших желаний…

Ветер бил в окно холодной океанской водой. Стёкла, впаянные в частые свинцовые переплеты, гудели под напором шторма. Если присмотреться, то сквозь водяные потеки можно было разобрать черные скалы, зеленовато-белесые гребни волн, и кружащую над волнами птицу с чудным фиолетовым опереньем. Совершенно чуждую здесь, в яростном буйстве мира двух оттенков.

Пэм в очередной раз попыталась определить, что за птица мечется рваным лоскутом над водой, не в силах ни сесть, ни улететь дальше от скал. Прищурила глаза, уткнулась лбом в холодное стекло, еще мгновение, и она узнает… Птица мелькнула и пропала. Как всегда.

Девушка с досады стукнула по переключателю, и видовое окно сменило картинку на показ наружного пространства.

Привычный надоевший ландшафт, на который уже невмоготу смотреть. Слепящий день. Под сиреневым небом белый песок, отражающий солнце. И человек, неторопливо идущий к станции.

Пэм моргнула. Человек не исчез, неторопливо приближаясь к входу и оставляя продолговатые следы на мелком песке, почти сразу оплывавшие. Судя по тому, что белая пыль только начала оседать на одежду, шел он не так давно. Шляпа с обвисшими полями, жилет, штаны до колен — всё светло-коричневое — вполне гармонировало с пустыней. Пэм автоматически посмотрела на параметры внешней среды. Нет, конечно, тридцать пять градусов — не такая уж и высокая температура. Содержание кислорода — семнадцать процентов. Азот, ксенон, углекислота. Микроорганизмы. Жить можно. Даже без особых проблем, если имеешь стандартный спас-набор. Только мужчина ничего не нес. Ни в руках, ни за спиной.

Девушке очень сильно захотелось переключить окно обратно на бушующий океан, чтобы отгородиться от того, что не может быть никогда. Пэм прекрасно знала, что она — единственный человек на планете. Что смена прибудет только через неделю. Что посадка чужого корабля не прошла бы незамеченной.

Человек. Откуда он взялся? Что ему нужно? Кто он?

Заверещал контролер, и Пэм вздрогнула.

— Внимание! К станции приближается биологический объект, подлежащий идентификации. Пожалуйста, включите определитель, — Пэм нажала на сенсор. — Спасибо.

Тут же по стеклу побежала строка: "Видовое самоназвание — человек разумный. Пол — мужской. Возраст — 35 стандартных лет. Идентификационного номера не имеет. Данные о последнем местопребывании — отсутствуют. Общая угроза — средняя. Принятие решения — на усмотрение ответственного работника".

— Впустить, — сказала Пэм.

Дверь открылась перед мужчиной, и он вошел.

Два небольших помещения между тамбур-шлюзом и диспетчерской человек прошел не останавливаясь, что показал датчик перемещений. Прошел и без стука, словно к себе домой, открыл дверь.

Ростом он был чуть ниже Пэм. Поля шляпы скрывали глаза мужчины в тени, отчего девушке захотелось вдруг присесть, чтобы выяснить, куда тот смотрит. Но Пэм не поддалась искушению, а даже наоборот, выпрямилась, чуть подавши вперед грудь, что всегда производило на мужчин эффект щелчка, привлекающего внимания. Так и теперь: гость приподнял голову, уставившись сначала в вырез комбинезона, а потом перевел взгляд выше, на лицо.

Лицо мужчины Пэм не понравилось. Точнее, не лицо, а выражение на нем. Уж слишком уверенно чувствовал себя гость, снисходительно разглядывая и ее саму, и место, куда попал. Ни извинений, ни вопросов. Ничем не обоснованное превосходство.

Мужчина перевел взгляд на пустынный пейзаж за окном, и Пэм неосознанно нажала на переключатель, возвращая окно к показу бушующего моря. Любезно улыбнулась и тут же возвратила губы в привычно-сжатое состояние.

— Ты кто?

Пришелец что-то невнятно пробормотал, и Пэм поспешно защелкала кнопками переводчика на манжете. Не то, не то… "Поиск соответствий"… "Анализ фонетических групп"… Наконец, высветилась надпись "Готов к работе", и Пэм еще раз задала тот же вопрос: "Ты кто?"

Гость сказал. Переводчик затрещал и, подражая голосу мужчины, ответил:

— Меня зовут Вадим. А тебя?

— Памела, — ответила Пэм и сразу перешла к интересующим вопросам: — Что ты здесь делаешь?

Мужчина пожал плечами.

— Гуляю… Нельзя?

— Можно. Только не везде. Закрытая зона.

— Понимаю, — отозвался Вадим, блуждая взглядом по стенам и кривя губы в подобии улыбки. — Неплохо у вас тут, да?

— Кому как, — Памелу уже начал раздражать незваный гость.

— Да, кому как… Это у тебя что? — он ткнул пальцем в видовое окно.

— Картинка.

— Нравится?

Памела повела плечом и нехотя сказала:

— Под настроение.

— Прекрасное настроение, — Вадим широко улыбнулся и повернулся спиной к Пэм. — Чем занимаешься?

— Я тут работаю.

— Это понятно. Кем же?

— Неважно. Что ты делаешь здесь? Кто ты такой? — Памела вернулась к первым вопросам, которые Вадим практически проигнорировал.