Моавитян подвела самонадеянность. И невежество. Смешиваясь с местными грунтами, вода становится красной. Как только рвы наполнились водой, союзники начали подпрыгивать на месте от радости, размахивать шанцевым инструментом и издавать гортанные крики.

Моавитяне увидели эту возню, услышали крики и металлический лязг… А вода была красной. Они решили, что враги сошли с ума от жажды и пускают друг другу кровь. Решили включиться в процесс.

Эта ошибка им дорого обошлась. Утомлённые солнцем союзники обрушились на моавитян со всей своей благородной яростью. Они расстреливали врагов из луков, рубили мечами, топтали волами, бодали козами и обливали презрением.

Моавитяне побежали. Союзники устремились за ними, выводя из строя моавитские источники водоснабжения, засыпая поля камнями, срубая все деревья и разрушая города и веси. Осталась лишь моавитская столица Кир-Харешет.

Союзные пращники подвергли столицу артиллерийскому обстрелу, да так, что она разрушилась.

Моавитский царь собрал из остатков своего войска группу в 700 удальцов и попытался пробиться с ними к едомскому царю.

Видимо, хотел ему отомстить за то, что тот неправильно вёл евреев по пустыне — так, что они не заблудились. Но его кровожадный замысел не удался — евреи были начеку и не дали друзей в обиду.

Тогда побеждённый монарх впал в отчаяние, схватил своего первенца — сына, заволок его на крепостную стену (которую только что разрушили еврейские пращники) и сжёг пацана. Живьём.

Союзники ахнули и «вознегодовали». От такой жестокости дрогнуло сердце даже у Елисея, который накануне скормил медведям четыре десятка ребятишек.

Коалиция отступила, не в силах смотреть на это зверство. Война закончилась ничем. Как говорится — победила дружба.

Елисей одумался, вспомнил, чей плащик на его плечах болтается, и решил — пора делать добро людям, как юные тимуровцы и прочие положительные персонажи.

Первое доброе дело было так себе — помог вдове откупиться от кредиторов — с помощью колдовства. Само дело очень напоминает то, как Христос превратил на свадьбе воду в вино.

Второе доброе дело было действительно добрым. О нём нужно сказать поподробнее. Пророк частенько покупал хлеб в одной и той же булочной. Хозяин и хозяйка его заприметили.

Как теперь говорят, он стал постоянным клиентом. Брэнд — великое дело. Хозяйка, которая отвечала за брэнды, ибо она стояла за прилавком, пока хозяин булку испекал, вышла на мужа с коммерческой инициативой.

— Знаешь, муженёк, надо бы как-то нашего постоянного клиента отметить — да так, чтобы он и думать о конкурентах забыл.

— Что ты предлагаешь, солнце моё?

— Давай пристроим ему флигелёк — пусть останавливается у нас переночевать. Попить, покушать, поспать, туда-сюда — много ли человеку для счастья надо?

Сколько нужно для счастья пророку, хлебопёк не знал, но флигелёк срубил — из ливанского кедра. Теперь пророк задерживался у них на денёк-другой, прежде чем продолжить свои пророческие похождения.

Спал во флигельке, а слуга его — на пороге, свернувшись клубочком. Да, у пророков тоже бывают слуги, а вы, как думали?

Вообще-то, Елисей не был идиотом. Когда тебе пристраивают флигелёк — жди продолжения. Чтобы не ждать, пророк решил форсировать события. Послал слугу за хозяйкой — сразу после сытного ужина. Хозяйка явилась, не запылилась (а очень даже наоборот).

— Ты звал меня, божий человек?

— Я тут размышлял на досуге — какие всё-таки душевные люди живут у нас в Палестине. Человечищи! Ты столько добра для меня сделала, добрая самаритянка, даже не знаю, как благодарить тебя.

— А не надо меня благодарить. На моём месте каждый поступил так же.

— Не скромничай. Я-то знаю, что почём, всякого повидал. Ты скажи-ка мне, любезная, чем тебе помочь? У меня сейчас период альтруизма, так что, ты лови момент. Может, долги надо вернуть, или ещё чего? Пока я добрый, а то у меня и «медвежьи» времена случаются.

— Всё у нас хорошо, урожаи высокие, зерна навалом, народ наш хлеб любит. Чего ещё просить? Вот только…

— Что «только», душа моя?

— Не дал нам бог детей, а я ребёночка хочу.

— Что ж ты молчала, милая? Это как раз по нашей, по пророческой части. Сто процентов гарантии. Ни одного сбоя со времен исхода.

За этим у нас не заржавеет — в следующем году готовь колыбельку. Господи, делов-то! А я то думал, у тебя действительно проблемы.

«И женщина стала беременной, и родила сына на другой год…»

Шло время. Ребёнок рос. Однажды у него сильно заболела голова. И он умер. Мамаша первым делом отнесла ребёнка во флигелёк и положила трупик на постель пророка. Вторым делом она поехала к самому Елисею и рассказала ему о том, что приключилось.

Елисей пытался оживить ребёнка с помощью своего слуги Гнезия (Гиезия) и волшебной палочки, но ничего не получилось. Пришлось делать всё самому. Лёг на мальчика и прижался губами к его губам. Мальчик ожил. Вот такие дела.

Третьим добрым делом Елисея стало насыщение людей во время голода. Этот приём тоже напоминает христово деяние — у озера. Одни говорят, что евангелисты списали подвиги древних пророков, чтобы придать Христу веса.

Но есть и такие, которые считают, что библия писалась от конца к началу, а значит, подвиги Елисея списаны у Христа.

Сирийцы, многократно «покорённые» израильтянами, опять оказались свободным народом, достаточно могущественным для того, чтобы грабить соседей.

Самым выдающимся сирийцем времён Елисея был главный военачальник сирийского царя. Вершиной оперативно-тактического искусства этого полководца стал пошлый киднэппинг.

Сирийцы украли с израильской территории маленькую девочку, которую принудили стать слугой жене какого-то Неемана.

Кто такой Нееман, мы не знаем, зато нам известно, что он болел проказой. Скорее всего, он и был тем самым выдающимся полководцем. Девочка была не простой, а очень мудрой.

Моя полы и вышивая крестиком, она не переставала рекламировать госпоже пророка из Самарии, которому проказу снять — раз плюнуть. Ну, может быть, два раза. И лицо полководца опять станет милым и привлекательным.

Нееман пошёл посоветоваться к своему царю. Нельзя ли ему, царскому стратегу, пройти курс лечения в лечебном заведении сопредельного государства, с которым они находятся в состоянии перманентной войны? Царь почесал затылок.

— Иди, что с тобой делать? Хоть ты и совершал набеги на израильские земли, но глядеть на твою прокажённую рожу сил никаких нет. Не в лепрозорий же тебя запирать!

Напишу я израильскому царю письмишко и попрошу посодействовать твоему излечению. Неужели ему самому нравится воевать с таким уродом?

Нееман затарился деньжатами — взял с собой 6 тысяч сиклей золота, 10 тысяч талантов серебра, одежонки от Армани — 10 коллекций, и поехал в Самарию.

Приехал, истребовал у царя аудиенции и вручил ему депешу от сирийского монарха. «Излечи моего человечка, дружище. Не могу на эту рожу больше смотреть».

Царь прочёл письмо и впал в отчаяние. Он заламывал руки, катался по земле и, наконец, порвал на груди тельняшку. На две части.

«Я не господь бог и не Эскулап. Что мне теперь делать? Ведь обидится на меня сирийский царь за такое пренебрежение к его просьбам, опять войну начнёт».

Елисей узнал о происшедшем и послал к сирийскому гостю своего слугу. Того самого.

— Приходи к Елисею, мил человек. Тогда и узнаешь, есть ли в Израиле народная медицина.

Сириец поехал в гости к Елисею. Остановились у крылечка. У ступенек их встречал слуга пророка.

— Мой хозяин велел передать тебе: пойди, помойся в Иордане — семь раз.

Стратег оторопел.

— Я помыться и дома мог. Слава богу, сирийские реки почище еврейских будут.

Слуга вмешался в процесс.

— Тебе трудно помыться, барин? От тебя не убудет. Вдруг поможет?

«Барин» пошёл к реке. Вошёл в воду по пояс, зажмурился и начал окунаться, отфыркиваясь как морж. Слуга на берегу считал омовения. После седьмого раза сириец вышел на берег — гладкокожий, словно младенец.