После наводнения наёмники притихли, и Ферраре стало легче ладить с ними. На привалах и во время остановок на ночлег в отряде царили мир и спокойствие. Ничто не предвещало беду…

…День начался обычно: встали до рассвета, выехали с первыми проблесками зари. Не спешили. По извилистой горной дороге двигались ленивой трусцой. Внезапно позади кареты раздались вопли ярости, брань, шум падения и топот скачущего во весь опор всадника. Конрад насторожился: ему почудился голос Дингера.

— Ублюдки передрались, — пробормотал Феррара и, приоткрыв дверцу, крикнул форейтору: — Останови!

Слуга-грек перекрестился. Итальянец бросил ехидный взгляд на Конрада:

— Хасан с кем-то повздорил.

Карета остановилась, и Феррара, схватив шпагу, выскочил наружу. Конрад и слуги последовали за ним. В утренних сумерках они увидели Хасана и Дингера, стоящих друг перед другом на краю обрыва. В руке турка блестел кинжал, австриец был вооружён тесаком. Лошади, оставшиеся без наездников, отбежали от дороги. Гнедую один из наёмников поймал за повод, но к свирепому Султану никто не решился приблизиться. Чёрный как ворон конь Дингера стоял поодаль, фыркая и встряхивая гривой.

Наёмники молча окружили дерущихся. Никто не сочувствовал никому из противников. Никто не пытался удержать их. Схватка волновала наблюдателей не больше, чем драка бродячих собак.

Рука Феррары тяжело легла на плечо Конрада.

— Не вмешивайтесь, ваша светлость, — тихо предупредил ювелир. — Поздно и бессмысленно. Они не остановятся.

Конрад знал, что это правда. Он стиснул зубы, чтобы сдержать крик отчаяния. Потерять Дингера и остаться одному среди чужих, не внушающих доверия людей в незнакомой стране было для него страшнее, чем погибнуть в бурном потоке. Чувствуя себя одиноким и бессильным, он забыл о тех, кто незримо сопровождал его, не покидая ни днём, ни ночью. Его страстное желание убить Хасана они восприняли как приказ.

Противники двинулись друг на друга. Внезапно Хасан споткнулся, словно под ноги ему подкатилось бревно, и упал прямо на Дингера, с размаху напоровшись на его клинок. Крик боли и возгласы изумления разбудили в горах бешеное эхо. Феррара приблизился к раненому, наклонился над ним и отнял у него кинжал. Дингер отошёл и вытер окровавленный тесак пучком травы. Наёмники оживлённо болтали, обсуждая драку.

Конрад отвернулся и медленно побрёл к карете. Беда, которая только что угрожала ему, отступила, оставив в его душе болезненный след. Тёмной волной поднялась давно забытая неприязнь к Ферраре.

В полумраке кареты Конрад немного успокоился. Для ненависти к ювелиру у него не было причин. Скорее уж Ферраре следовало сердиться из-за потери наёмника. Но пока Хасан оставался в живых, опасность для Дингера не миновала. Не стоило надеяться, что хвастливый и глупый австриец сообразит при случае перерезать горло раненому, а значит, сделать это предстояло Конраду. Он не боялся того, что задумал. Хозяин обязан защищать своих слуг. В ярости он ударил кулаком по краю сидения. Чёртов Дингер! Надо же было ему затеять драку!

Вскоре возвратился Феррара со своим греком. Выглянув в окно, Конрад увидел итальянского слугу на лошади Хасана. Наёмники были уже в сёдлах. Поганец Дингер держался подальше от кареты.

Тронулись. Конрад спросил о Хасане.

— Я оставил его, — сказал Феррара. — Везти его не на чем, а ехать верхом он не может. Когда доберёмся до постоялого двора, попросим, чтобы за ним отправили людей. Драку затеял Дингер: он сбил Хасана с лошади. Я давно чувствовал, что между ними назревает новая ссора. Может и к лучшему, что всё закончилось быстро.

Наёмники с удивительным равнодушием отнеслись к потере одного из своих спутников. К концу дня о нём все забыли, в том числе и Феррара.

На ночлег остановились в большой деревне. Конрад нашёл Дингера в конюшне, где тот снимал седло с усталого Султана. Слуга окинул мальчика недружелюбным взглядом, всем видом показывая, что не расположен к разговору. Следовало оставить его в покое, но Конрад был слишком рассержен.

— Как ты мог? Я просил тебя не связываться с Хасаном. Если бы ты был ранен, Феррара бросил бы тебя на дороге так же, как его!

Слуга молча отвернулся и начал обтирать спину лошади. Конрад подошёл ближе. В этот момент произошло невероятное: Дингер ударил его, отшвырнув к двери. Конрад настолько удивился и растерялся, что не знал, как ответить на эту выходку.

— Ты в своём уме? — спросил он, с трудом поднимаясь на ноги. Он ушиб плечо и локоть, но почти не ощущал боли. Ему не верилось, что всё это наяву.

Дингер взглянул на него с презрением.

— Я служил барону Норденфельду и его сыну. Теперь у меня новый хозяин — Феррара. Пока он платит, я буду охранять его, но мне наплевать на голландского мальчишку, которого он везёт с собой.

Замок поднимался из бурных волн: мрачные прямоугольные башни, увенчанные грубыми конусами шпилей. Горизонт закрывала стена дождя. Ветер рвал кроны прибрежных деревьев. Прибой шумел тревожно и угрожающе.

— Шато де Шильон, — сказал Феррара. — Древняя крепость. Скоро мы будем на месте.

Конрад с восторгом глядел на пенные валы.

— Что это за море?

— Это озеро, ваша светлость. Вода в нём пресная, но, как видите, штормы здесь тоже бывают.

Конрад привстал, вглядываясь в даль. На горизонте шёл корабль. Не лодка с прямым или треугольным парусом, какие часто мелькали на реках Моравии и Австрии, а двухмачтовик с округлыми бортами, высоким бушпритом, двумя ярусами парусов и длинными вымпелами, развевающимися по ветру. Такие корабли Конрад видел до сих пор только на рисунках и гравюрах. Он следил за крылатым чудом, скользящим в тумане, и вдруг ощутил себя в ином времени, на много лет старше. Там не было ни Феррары, ни Дингера, ни пана Мирослава. Не было ни Норденфельда, ни Хелльштайна, но был корабль — этот или подобный ему, и море, пенящееся у его бортов.

— Что с вами? — спросил Феррара.

Конрад молча улыбнулся. Он не хотел верить в то, что ему приоткрылось будущее. Слишком непохоже оно было на его мечты.

Через день прибыли во владения друга Феррары. Дом, построенный в стиле барокко, был окружён лесом и этим напоминал Норденфельд. Хозяин, смуглый пожилой толстяк, обрадовался гостям. Глядя, как он обнимается с Феррарой, Конрад заметил, что они похожи, словно братья, но объединяли их не узы родства, а воспоминания об очень страшных событиях.

Конрада поселили в уютной, красивой комнате, окна которой выходили на розарий. Густой тёплый запах роз смешивался с запахами травы и прогретой летним солнцем земли. В доме стояла тишина. В маленьком ухоженном саду пели птицы. Было приятно бродить по его аллеям среди фруктовых деревьев и цветов.

На прогулках Конрада сопровождали итальянец и грек. В последние дни путешествия он постоянно общался с ними и наконец-то запомнил их имена. (Из наёмников этой чести удостоился только Хасан, да и то лишь потому, что повздорил с Дингером.)