Оставалось убедить Феррару взять Конрада в Голландию и заботиться о нём до тех пор, пока он не сможет вернуться. Такая помощь заслуживала большой награды. Мирослав не скупился. Феррара должен был получить корабль водоизмещением не менее трёхсот пятидесяти тонн, построенный для него в Зандаме. Кроме того, содержание, образование Конрада и хлопоты, связанные с его превращением в сына испанской эмигрантки и лейтенанта голландского флота, стоили недёшево.
Первая беседа с Феррарой не удовлетворила хозяина дома. Гость осторожничал. Задача казалась ему невыполнимой. Барона Норденфельда он никогда не видел и не представлял, на что тот может решиться, узнав об исчезновении своего единственного наследника.
Феррара рассказал Мирославу о бегстве Дингера. Не было никаких сомнений, что подлец уехал тайком.
Эта новость не слишком обеспокоила Мирослава. Обокрав и покинув Конрада, Дингер не явится к его отцу с благородным намерением сообщить о похищении мальчика, и даже попавшись на каком-нибудь злодеянии, не осмелится заявить, что служил барону Норденфельду.
И всё же Феррара считал, что о Дингере забывать не стоит. Зная о пророческом даре гостя, Мирослав приказал усилить охрану дома. С Феррарой он договорился встретиться в библиотеке, чтобы ещё раз обсудить все условия, и ждал его, поглядывая на свой портрет — тот самый, что когда-то привёз из Голландии. Ему казалось, что он видит бесспорное сходство между собой и Конрадом, хотя человек, не посвящённый в тайну их родства, вряд ли заметил бы что-то общее между ними, кроме характерных национальных черт. В жилах обоих смешались германская и славянская кровь.
Вошёл Феррара. Свой пышный и яркий дневной наряд он сменил на чёрный костюм с белым жабо, который носил в Амстердаме.
— Я согласен, — сказал ювелир по-голландски. Дела, касающиеся Конрада, они обсуждали на этом языке, который не понимал никто из прислуги. — Но, сударь, вы действительно считаете, что Конрад не должен знать о вашем замысле?
— До тех пор, пока не окажется за пределами Чехии и Моравии.
Феррара с сомнением покачал головой.
— Это очень рискованно. Мальчик не настолько мал, чтобы не понять, что мы его обманываем.
— Безусловно. Поэтому вы отправитесь с ним в Баварию. Он будет ехать в своей карете, в сопровождении своих слуг. Я дам вам в помощь Светелко и ещё человек пять. В дороге, если понадобится, наймёте других. От людей Норденфельда постепенно избавитесь.
— Всё это весьма напоминает похищение. Уверены ли вы, сударь, что ваш сын пожелает ехать со мной дальше, узнав, что его путешествие не оканчивается в Баварии?
— Уверен. Мой сын явился ко мне сам, бросив свою свиту. К тому же, господин Феррара, я надеюсь на ваш дар убеждения. В Амстердаме о вас рассказывали чудеса. Думаю, что человек, говорящий с древними богами, сумеет заставить ребёнка подчиниться родительской воле.
Феррара улыбнулся, дивясь безрассудству и настойчивости Мирослава. Как видно демон, вселившийся в Конрада, искал для своего подопечного более сильного защитника и покровителя, чем барон Норденфельд.
Так оно и было, только выбор развенчанного бога пал не на Мирослава.
Лёжа в запертой комнате, Конрад думал о побеге и возвращении в Норденфельд. Он больше не сомневался в том, что Лендерт убит. Других слуг, вероятно, ожидала та же участь.
Конрад понимал, что Мирослав лжёт, обещая усыновить его. Никакая сила не заставила бы Герхарда отказаться от своего пусть не любимого, но единственного сына. Наследник Норденфельда остался бы наследником Норденфельда, даже если бы Герхарда убили. Опекуном Конрада в этом случае должен был стать брат Августы-Венцеславы, который любил своего маленького племянника и не доверил бы его судьбу чужому человеку.
Вспоминая о заточении в Хелльштайне, путешествии под охраной людей пана Мирослава, бегстве от якобы взбунтовавшихся слуг и въезде в Прагу в карете Феррары с плотно задёрнутыми занавесками на окнах, мальчик проклинал свою доверчивость. Его похитили и прятали, а он воображал, что находится в гостях! Оставить его у себя Мирослав мог только одним способом: держа взаперти под неусыпным присмотром тупых и послушных холопов. Сумасшедший моравский вельможа нашёл себе игрушку и развлекался, пытаясь развеять скуку, но рано или поздно он должен был пресытиться родительской любовью, и что тогда ожидало Конрада, ведал один Бог.
— Приведите Дингера, — умолял мальчик духов-защитников. — Помогите мне бежать!
Ночью он несколько раз просыпался и выглядывал в окно. Густой мрак окутывал улицу. Никакого движения не было заметно под стенами дома. За рекой кричали петухи. На рассвете зазвонили колокола. Гулкие и протяжные — торжественные, лёгкие и серебристые — радостные медные голоса звучали со всех сторон, перекликаясь между собой. Конрад замер прислушиваясь. Перезвон колоколов тревожил его, как зов из заоблачного мира.
Днём Мирослав потребовал Конрада к себе. Хозяин дома ждал в просторном зале. Там же находился Феррара и ещё один человек — маленький, худой, невзрачный, одетый, как все слуги Мирослава, в белую рубаху и коричневые кожаные штаны. Он держал две рапиры.
— Надеюсь, сын мой, вы уже имеете некоторое представление о фехтовании, — сказал Мирослав. — Якоб будет вашим учителем. Начинайте, а мы с господином Феррарой посмотрим.
Невзрачный человечек без поклона, точно равному, подал наследнику Норденфельда рапиру. После ночи, проведённой в полубреду напрасного ожидания и страха, Конрад ненавидел весь мир, и поединок с непочтительным простолюдином был ему под настроение. Он напал на Якоба, как на смертельного врага. Фехтмейстеру, не ожидавшему такой прыти от ребёнка, пришлось обороняться всерьёз. Мирослав и Феррара с удивлением наблюдали за ними. Обоим пришла в голову одна и та же мысль, но ни тот, ни другой, не высказали её вслух: мальчик был вспыльчив и озлоблен. Кто-то долго и старательно обучал его драться насмерть, не щадя противника, как дерутся на поле боя.
— Остановитесь! — приказал Мирослав. Конрад словно не слышал его. Якобу пришлось выбить рапиру из руки ученика. Конрад вскрикнул от боли и гнева. Клинок со звоном отлетел в сторону.
— Кто обучал вас фехтованию, сын мой? — спросил владелец дома.
— Мой слуга Лендерт.
— Тот голландец? Я помню его. Он был весьма храбр…
Предостерегающий взгляд Феррары удержал Конрада от безумной попытки немедленно выяснить судьбу пропавшего слуги.
— Что ж, теперь вашим учителем буду я. — Хозяин дома взял у Якоба рапиру. Конрад поднял свою и, глянув в тусклые, неподвижные, как у змеи, глаза Мирослава, внезапно понял, что он пьян.
Урок был долгим и мучительным. Мирослав не знал жалости и не привык щадить тех, кто от него зависел. Снова и снова он заставлял Конрада повторять одни и те же приёмы, не давая ему передышки, причиняя боль. В пылу схватки он с такой силой толкнул мальчика, что тот не удержался на ногах. Мирослав холодно рассмеялся: