Другим источником богатства Феррары была торговля. Ему принадлежал корабль, совершавший регулярные рейсы в Левант.

В просторном, роскошно обставленном доме Шлика Феррара чувствовал себя очень уютно и больше походил на хозяина, чем на гостя. Вальяжно развалившись в широком кресле, инкрустированном позолоченной резьбой, он рассказывал о своих путешествиях. Заметив, что Мирослав ещё не успел достаточно освоить голландский язык, чтобы вести на нём непринуждённую беседу, венецианец перешёл на верхненемецкий.

Жизнь Феррары изобиловала событиями. Он был превосходным рассказчиком и большим циником, но, как ни странно, слияние этих качеств делало его ещё более интересным собеседником. Что-то изменилось в сознании Мирослава после знакомства с ним. Словно стёрлась грань, разделяющая привычные понятия добра и зла.

Гостеприимное семейство Шликов жило на широкую ногу. В их доме собирались чешские эмигранты. Балы, пышные застолья и развлечения напоминали светскую жизнь в Праге и Брно. Вышколенные слуги, приехавшие в Голландию со своими господами, чешская речь и музыка, обстановка дома, словно перенесённого взмахом волшебной палочки с берегов Влтавы на берега Амстел, вызывали у гостей ностальгию. Молодёжь, знавшая Чехию только по рассказам родителей да из книг, привезённых ими, вздыхала о далёкой прекрасной стране, куда нет возврата бедным изгнанникам. Мирослав оказался в центре внимания. Ему завидовали напоказ. Однако тосковать о стране синих озёр и зачарованных лесов эмигранты предпочитали в свободной от иезуитов Голландии.

В этом обществе, на вид благопристойном и солидном, процветали разврат и безбожие. Неудивительно, что Феррара нашёл здесь своих почитателей. Мирослав стал одним из его самых прилежных учеников. Ему не хотелось возвращаться на родину, в старый мрачный замок, где заправлял его суровый отец. Из Чешских земель доходили слухи об унижениях, которым император подвергал своих подданных-протестантов. Вацлав считал, что Мирославу перед отъездом следует заручиться поддержкой могущественного духа, который будет охранять его не только в дороге, но и дома.

Неожиданно пришло письмо от пана Густава. Отец сообщал о своей болезни и приказывал Мирославу немедленно возвращаться домой.

— По-моему, ты скоро станешь богачом, — заметил Вацлав, узнав об этом.

Последнюю неделю перед отъездом Мирослава друзья провели весело и много пили. Обоим везло в карточной игре. По совету Вацлава, Мирослав заказал модному живописцу свой портрет.

— Повесишь его в библиотеке, когда станешь хозяином замка, и будешь вспоминать о Голландии и наших приключениях, — сказал Вацлав. Сам он одевался в траур, прощаясь со своей свободой: родители, обеспокоенные его распутством, решили женить его, и день свадьбы был уже назначен.

В эти последние дни, проведённые в гостях у Шликов, Мирослав совершил самую большую ошибку в своей жизни: обвенчался с вдовой морского офицера, родители которой, испанские евреи, когда-то уехали из Мадрида в Амстердам, спасаясь от инквизиции. У неё был ребёнок. Мальчишке с густой и волнистой, как у матери, тёмной шевелюрой и зелёными голландскими глазами, доставшимися в наследство от покойного отца, несказанно повезло: его отчим был одним из самых богатых и знатных людей в Чешских землях. Мирослав обожал свою далеко не юную супругу и мечтал о долгой и счастливой жизни с ней в Хелльштайне.

Вилема Шлика едва не хватил удар, когда он узнал о том, что натворил его гость. С большим трудом ему удалось убедить Мирослава оставить жену в Амстердаме и возвращаться одному, чтобы подготовить отца к знакомству с невесткой и внуком. В тайне Шлик надеялся, что дома молодой человек забудет о своём браке и женится на девушке, предназначенной ему.

Вернувшись на родину, Мирослав уже не застал отца в живых, так что каяться ему было не перед кем. Невеста не дождалась его — вышла замуж. Став владельцем имения, он скоро понял, что учение Кальвина плохо влияет на его судьбу. Все его соседи и знакомые были католиками. Мирослав уехал в Прагу и принял католическую веру. Его голландская жена была кальвинисткой. Теперь он не мог вызвать её к себе, но совесть не позволяла ему бросить несчастную женщину. Он писал ей и иногда посылал деньги.

В Праге он встретил Августу Венцеславу фон Норденфельд. Ему не пришлось долго добиваться её, но, несмотря на лёгкость победы, Мирослав дорожил этой женщиной больше, чем самой лучшей из тех, которые были у него прежде. Мысль, что Августа может охладеть к нему, приводила его в ужас. Барон Герхард ничего не подозревал: его жена была осторожна. Через несколько месяцев Норденфельды уехали в своё имение в Моравии. Мирослав писал Августе, но то ли его письма не доходили до неё, то ли она не могла на них отвечать. Наконец от одного из друзей он узнал, что она умерла при родах. Её ребёнок выжил.

— Он Норденфельд! Он Норденфельд, будь он проклят! — в безумном горе бормотал Мирослав, сидя в своей комнате в пражском доме. — Боже мой, она изменила мне!

Мысль была нелепая, и он сам понимал, что это так. Его законная супруга и пасынок жили в Голландии, а он оплакивал чужую жену и мечтал увидеть её сына.

Он выяснил, что мальчик родился через полгода после отъезда Норденфельдов из Праги и был крещён именем Конрад — по просьбе матери. Её любимым поэтом был Конрад Вюрцбургский. Герхард фон Норденфельд, ни разу в жизни не державший в руках ни одной поэтической книги, не мог отказать жене в её предсмертном желании.

Сомнение охватило Мирослава: Конрад — было его второе крёстное имя. Он заподозрил, что мальчик его сын. Августа хотела, чтобы ребёнок напоминал ей о её возлюбленном. Страсть к куртуазной поэзии была сказкой для обманутого мужа.

Мирослав вернулся в Хелльштайн, носил траур по Августе и пьянствовал в обществе своих шляхтичей. Он нанял людей, чтобы они докладывали ему обо всём, что происходило в Норденфельде. Ему стало известно, что барон Герхард плохо обращается с младшим сыном и собирается отдать его в монастырь. Мирославу пришло в голову похитить Конрада и увезти в Голландию, чтобы со временем предъявить его светскому обществу Моравии в качестве своего пасынка и ввести в права наследства вместо сына давно нелюбимой женщины.

Впервые увидев Конрада, владелец Хелльштайна понял, что осуществит свой замысел, даже если для этого ему придётся убить Герхарда и сровнять замок Норденфельд с землёй. Он не предполагал, что мальчик так красив и так похож на Августу.

И вот теперь, когда, благодаря глупости Герхарда, Конрад оказался в Праге, а барон не знал об этом, что-то тревожило Мирослава. Быть может, разговор с Феррарой, которого он посвятил в свой план и просил о помощи. Венецианец сомневался в успехе. По его убеждению следовало непременно поговорить с Конрадом и рассказать ему всё. Мальчишке, которому месяц назад исполнилось девять лет? Что поймёт этот белокурый ангелок? Пусть думает, что его увозят в Баварию. Меньше будет слёз.

От Феррары Мирослав узнал о смерти своей жены в Амстердаме. Её осиротевшего сына приютил дальний родственник. Четыре года разницы между ним и Конрадом не смущали Мирослава. Тем лучше, значит, совершеннолетие наступит для Конрада на четыре года раньше, и он возвратится на родину, чтобы радовать любящего отца своим присутствием в Хелльштайне. Даже если барон Норденфельд, по чистой случайности, доживёт до этих дней, он вряд ли узнает сына, пропавшего много лет назад.