— Моего слугу?!

— Почему бы и нет? Зная, как Лендерт предан вашей светлости, пан Мирослав, очевидно, хотел, чтобы он помог приготовить и обставить для вас покои, ведь кому как не любимому слуге знать вкусы своего господина?

Феррара чувствовал, что не убедил мальчика, но в этот момент в корчму вошли Светелко и Ян, а с ними несколько слуг, среди которых был избитый наёмник. Конрад отступил к стене, с тревогой следя за ним. Правая рука наёмника была перевязана грязной окровавленной тряпкой. Он сел за стол, тяжело опёрся на него локтем и вперил мрачный взгляд в стоящих у стойки людей. Феррара что-то произнёс довольно жёстким тоном. Наёмник нехотя встал и вышел.

— Чёртовы нехристи! — пробормотал Дингер, с презрением глядя ему в спину.

— Нехристи? — удивлённо переспросил Конрад.

— Конечно! Болтают по-турецки.

— Откуда ты знаешь, что именно по-турецки?

— Как откуда, ваша светлость? Уж турок-то я на своём веку повидал немало, и повоевать с ними довелось.

Конрад несмело тронул Дингера за руку.

— Не уходи от меня, я за тебя боюсь…

— За меня, ваша светлость? С чего бы это?

— Он убьёт тебя.

— Как бы не так! — Дингер потрепал своего маленького господина по голове. Конрад молча стерпел эту фамильярность. Старый солдат был теперь единственным близким ему человеком.

— Покажи мне кинжал — тот, который ты у него отнял.

Дингер вынул из зажима на поясе свой трофей.

— Дай мне! — Конрад отобрал у австрийца кинжал с причудливым узором на рукояти.

— Зачем он вам, ваша светлость?

— Какая тебе разница? Будет моим.

Кроме Феррары и его спутников, в корчме были и другие постояльцы, поэтому господам пришлось удовольствоваться одной свободной комнатой, где им накрыли завтрак. К удивлению Феррары и Светелко, Конрад потребовал, чтобы Дингер сел за стол вместе с ним, а значит и с ними тоже, поскольку отделиться от своевольного мальчишки у них не было возможности. Светелко попытался воспротивиться этому безобразию, но Феррара, который успел достаточно близко познакомиться с маленьким Норденфельдом, шепнул пажу Мирослава:

— Сударь, если вам дорог душевный покой, ни в коем случае не вмешивайтесь.

Наглый Дингер не испытывал ни малейшей неловкости в обществе благородных господ. Он с большим аппетитом отведал всего, что стояло на столе, и отпустил несколько ехидных замечаний по поводу местной кухни, которые не рассмешили никого, кроме Конрада.

Оплачивать пирушку пришлось Ферраре и Светелко, так как их младшему спутнику платить было нечем. Где его деньги, Дингер не знал, а наследнику барона Норденфельда заботиться о подобных вещах не приходило в голову.

Но главный сюрприз ожидал ювелира и пажа впереди.

Во время завтрака Конрад как бы невзначай спросил об избитом наёмнике: правда ли, что этот человек — иноверец.

— Нет, ваша светлость, — сказал Феррара. — Родился он где-то на Босфоре, но давно уже принял христианство и жил в Голландии до тех пор, пока не нанялся ко мне. Теперь ему приходится много путешествовать.

— Меня удивило, что ваши люди не захотели помочь этому бедняге, когда Дингер и Ханзель напали на него. Избиение чужого слуги оскорбительно для его господина. Я прошу у вас прощения, сударь.

Феррара улыбнулся.

— Благодарю, ваша светлость, но не стоит беспокоиться о таких мелочах. Мои люди — всего лишь наёмники, которым я плачу за то, чтобы они охраняли меня в дороге. Я им не хозяин, и их жизни мне не принадлежат. К тому же мне показалось, что это Хасан напал на вашего форейтора и получил по заслугам.

— Его имя Хасан?

— Да, ваша светлость, так его звали до крещения. Он и сейчас предпочитает своё прежнее имя новому, христианскому.

— Он совсем не понимает по-немецки?

— Прекрасно понимает, — усмехнулся Светелко. — Особенно при виде оружия.

— Хасан не знает ни одного языка, за исключением своего родного, на котором, к счастью, я говорю свободно, — пояснил Феррара. — В Голландии он кое-как научился объясняться с людьми низкого происхождения, но, разумеется, его речь и манеры не для дворцов.

Интерес Конрада к наёмнику иссяк, по крайней мере, так решили Феррара и Светелко. Дингер, правда, заподозрил неладное и насторожился: такое назойливое любопытство было несвойственно младшему сыну барона Герхарда.

Вниманием Конрада вскоре завладело другое существо: большая серая кошка. Просунув толстую лапу в щель приоткрытой двери, она расширила узкий вход, бесшумно проскользнула в комнату и нырнула под стол. В этой корчме она жила со дня своего рождения, повидала много разных посетителей и научилась безошибочно различать три вида людей: тех, кто пинает, тех, кто не замечает и тех, кто кормит. Кормили, чаще всего, женщины и дети, хотя последние, кроме того, ещё и донимали глупыми злыми проделками. Чутьё подсказывало ей, что из четырёх пар ног, о которые она с мурлыканьем начала тереться, одна принадлежит хотя и совсем юному, но доброму человеку, относящемуся к третьему виду. Обладатель самых маленьких ног вёл себя как взрослый, и опасаться его не было причин. Кошка привстала на задние лапы и положила передние ему на колени. Он почесал её за ухом, а потом наклонился и подхватил её под брюхо. Кошка удивлённо мяукнула, но мальчик ласково обнял её и погладил по спинке.

Феррара неодобрительно покачал головой.

— Ваша светлость, кошка линяет. Посмотрите, у вас весь рукав в шерсти.

Конрад беспечно улыбнулся, наслаждаясь сознанием своей безнаказанности. Ювелир брезгует животными? Ничего, потерпит! Терпят же другие его отвратительных слуг!

Конрад нехотя отпустил кошку, бросил ей кусок мяса со своей тарелки и нарочито небрежно отряхнул с рукавов две-три шерстинки. Его так и подмывало сказать какую-нибудь грубость, например: "Ваш парик линяет сильнее", но парика на ювелире не было.

Феррара с сожалением наблюдал, как кошка, хищно урча, поглощает оплаченную им жареную свинину. Он чувствовал, что мальчик уязвлён замечанием и может в ответ сказать или сделать что-либо оскорбительное, поэтому трогать его не стоит. Воспитание детей — едва ли не самое тяжкое бремя, возложенное Господом на человека. Для барона Норденфельда оно, видимо, оказалось непосильным…

После обеда Светелко пошёл взглянуть, как разместились слуги и наёмники. Гроза прошла, но дождь не утихал. Конрад играл с кошкой, уча её ходить на задних лапах. Бедная животина покорно сносила это издевательство.

Дингер достал из кармана трубку и закурил. Поглядывая на него, Феррара старался угадать, отчего в своей свите, где были вполне достойные люди, например, Ян, Конрад любил и ценил единственного человека, который не заслуживал доверия. Не секрет, что детей привлекает зло. Много ли времени пройдёт, прежде чем Конрад разочаруется в своём любимце? Этот Дингер, судя по всему, никогда не слыхивал о порядочности и верности. Было бы интересно при случае побеседовать с ним о его господах…