Проснулся Конрад оттого, что Дингер взял у него статуэтку, которая едва не упала на пол.

— Красивая игрушка, но хрупкая. Ронять её не стоит. С позволения вашей светлости я положу её к себе в карман. Там ей будет безопаснее.

Конрад сел и с недовольным видом отнял пастушку.

— Не беспокойся, я её не разобью.

Дингер усмехнулся:

— Как знать, ваша светлость. В дороге чего не приключится.

Рассвело. За чуть отодвинутой занавеской тянулись поля и холмы. Вдали виднелось какое-то селение: дворы, аккуратные домики, мельница, старинный костел с острыми готическими шпилями. Небо было тёмным, предгрозовым. Конрад вздрогнул: ветвистая молния полыхнула над ближайшим холмом, вонзившись в его мохнатую вершину, а миг спустя равнину затопил тяжёлый раскат грома. Лошади заволновались, заржали. Карету сильно качнуло. Было слышно, как тревожно переговариваются наёмники и слуги. Светелко, ехавший во главе отряда, крикнул, чтобы они поспешили — до хутора было недалеко.

Кортеж перешёл с лёгкой рыси на галоп. Затрясло так, что трудно было дышать. Дингер пересел к Конраду и обнял его.

— Не смотрите в окно, ваша светлость, укачает.

Гроза шла наперерез отряду. Молнии сверкали всё чаще, гром гремел почти не утихая. Сорвался дождь. Крупные капли забарабанили по крыше кареты. Но вдоль дороги уже тянулись окраинные дворы хутора.

Кортеж остановился у корчмы. Дождь шёл плотной стеной. Дингер открыл дверцу и крикнул форейтору, чтобы тот подъехал ближе к дому.

— Не получится, — с досадой ответил форейтор. — Эти чёртовы итальяшки перегородили дорогу своими лошадьми. Я между ними не протиснусь.

— Скажи ему, чтобы бежал в дом, — попросил Конрад, — а мы с тобой переждём здесь. Я не хочу выходить под дождь. Как ты думаешь, в карете нас не убьёт молнией?

— Вряд ли, ваша светлость. Разве только Господу Богу вздумается покарать нас за грехи. Но об этом, полагаю, не стоит тревожиться: среди наших спутников у Всевышнего большой выбор. Взглянуть только на слуг господина Феррары. Черти в преисподней выглядят краше!

Форейтор спрыгнул с седла и заглянул в карету.

— Ступай под навес, Ханзель, — посмеиваясь, сказал Дингер. — Его светлость беспокоится, чтобы тебя не поразило громом небесным за твою страсть к выпивке, а мы переждём тут — дождь скоро пройдёт.

Ханзель, рыжий плечистый детина лет под тридцать, ухмыльнулся, легко отодвинул с дороги плюгавого иностранца-наёмника из сопровождения Феррары, взял переднюю пару лошадей под уздцы и начал осторожно подводить упряжку к крыльцу. Наёмник обернулся с перекошенным от ярости лицом. Смуглый, коренастый, с жёсткими курчавыми иссиня-чёрными волосами он выглядел настоящим разбойником. Конрад замер от ужаса — таких уродов ему не доводилось видеть! Ханзель был выше на целую голову и раза в полтора шире в плечах, но иностранец выхватил кинжал и бросился на него. Дингер проворно и бесшумно выпрыгнул из кареты, сбил наёмника с ног, каблуком сапога наступил ему на руку. Хрустнули кости. Иностранец взвыл и разжал пальцы. Дингер пнул его в лицо, неторопливо, словно дразня, наклонился и поднял кинжал.

— Хорошая штучка! Пригодится.

Наёмник изогнулся, воя от боли. Из носа у него текла кровь. Дождь смывал её на землю. Конраду стало дурно. Он спустился на подножку кареты, не замечая дождя, и молча наблюдал за происходящим. К дерущимся устремились слуги пана Мирослава. Из кареты, остановившейся за экипажем Норденфельда, вышел Феррара в чёрном плаще и шляпе с белой атласной лентой, быстрым шагом направился к извивающемуся в грязи наёмнику, что-то громко и властно говоря ему на неприятном гортанном языке. Не обращая внимания на эту гневную речь, наёмник здоровой рукой потянулся к голенищу сапога, за которым, видимо, прятал нож.

— Дингер! — крикнул Конрад, но Ханзель успел дать наёмнику пинка в затылок и принялся бить его ногами.

Как ни странно, люди Феррары не кинулись на защиту своего товарища, а собрались вокруг, похохатывая и отпуская грубые шутки.

Светелко и Ян подъехали, растолкав конями толпу зрителей. Ян с руганью отпихнул Ханзеля.

— Отдай нож! — приказал Светелко наёмнику.

Тот нехотя подчинился, с волчьей злобой поглядывая на саблю в руке пажа пана Мирослава.

Феррара подошёл к Конраду, накинул ему на плечи край своего плаща и увёл в дом.

— Простите, ваша светлость. Если бы я предполагал, что один из моих псов взбесится, то принял бы меры. Я накажу его.

В корчме было тепло и душно, пахло жареным мясом и пивом. Пожилой хозяин вышел из-за стойки и поклонился бледному мальчику в роскошном костюме, с тяжёлой золотой цепью на груди. Феррару, одетого просто, он, по всей вероятности, принял за учителя либо бедного родственника, сопровождающего в пути отпрыска знатного рода, поэтому приветствовал его не так почтительно.

— Нам нужны две комнаты, — сказал ювелир. — Туда вы подадите завтрак на три персоны. С нами около тридцати человек. Есть они будут здесь, за общим столом.

— Господа желают остаться до утра или только переждать дождь? — Корчмарь говорил по-немецки не лучше своего итальянского гостя.

— Грозовой дождь не бывает затяжным, — сказал Ферраре вошедший вслед за Конрадом Дингер. — Я бы не стал терять время. С такими спутниками, как наши, лучше ехать быстрее. В дороге они не опасны, а здесь перепьются и неизвестно, что натворят. Перекусить, конечно, надо, да и лошадям нужна передышка, но оставаться здесь до утра — безумие.

— Решать, когда мы выедем, будет господин Светелко, — возразил Феррара. — Он знает дорогу, я нет. Возможно, если мы поторопимся, то уже сегодня к вечеру будем в Праге.

— Нет, ваша милость, — вмешался корчмарь, — до Праги отсюда далеко, а дождь большая помеха в пути.

Феррара не ответил, услышав, как Конрад тихо сказал Дингеру:

— Что-то я так и не увидел Лендерта. Куда он подевался?

— Лендерт?! — удивился Дингер. — Разве вашей светлости неизвестно, что его давно уже нет с нами? С того самого дня, как мы прибыли в Хелльштайн, никто из наших его не видел.

— Как же так? — Конрад растерянно оглянулся на Феррару. — Мне говорили, что Лендерт живёт в доме для слуг. Марженка видела его там!

Дингер сделал вид, что не замечает укоризненного взгляда итальянца.

— Не знаю, ваша светлость. Возможно, хорошенькой девушке он и показывался, но на мою старую физиономию смотреть не желал. Хотелось бы мне сказать вам что-нибудь утешительное, да совесть не позволяет лгать, уж простите.

— Быть может, человек, о котором ваша светлость изволит беспокоиться, немного опередил нас в пути? — осторожно предположил Феррара. — Наш друг пан Мирослав мог взять его с собой в Прагу.