— Рубины, сапфиры, алмазы?

— Да. И ещё жёлтые опалы… — Конрад улыбнулся, подумав о своих защитниках. Они, конечно, были здесь, но итальянец не мог их видеть.

— Этот стилет не совсем обычен, — продолжал Феррара. — Поглядите внимательно на его рукоять. Она состоит из двух половинок, накрепко соединённых серебряной виньеткой. Это не только украшение, но и замок, открывающий тайник.

Ловкие пальцы итальянца скользнули по рукояти, и она внезапно раскрылась, как створки раковины, обронив на скатерть крупную жемчужину.

— В таком тайнике можно хранить драгоценные камни и яды. Как видите, ваша светлость, он достаточно вместителен и для того, чтобы скрыть любовную записку или локон милой дамы.

— Такой нож мне бы хотелось иметь, — сказал Конрад, восхищённо разглядывая стилет. — Хотя теперь мне нечего прятать — у меня ничего нет.

— А что бы вы пожелали скрыть от чужих глаз в более удачное для вас время? Быть может, прядь волос прекрасной феи?

— Нет, перо из крыла моего ангела-хранителя. — Конрад с лукавой улыбкой раскрыл ладонь: на ней лежало крохотное воробьиное пёрышко, занесённое ветром в башню.

Феррара удивился: он не предполагал, что этот замкнутый нелюдимый мальчик способен шутить. Будь стоимость нефритового стилета в половину меньше, Феррара не раздумывая подарил бы его Конраду…

Впрочем, в коллекции итальянского путешественника была одна вещь, с которой он мог расстаться без особого сожаления. Порывшись в груде футляров, он нашёл коробочку, обшитую зелёным сафьяном. В ней лежал серебряный браслет с разноцветными агатами, лазуритом и сердоликом.

— Мне кажется, ваша светлость, что этот талисман воинов и путешественников придётся вам впору и пригодится в дороге вернее, нежели хрупкий стилет.

Браслет был велик для детской руки, но Конраду он понравился больше, чем предполагал Феррара. Они перебрали всю шкатулку. В ней хранилось не менее десятка ожерелий из самоцветов, несколько перстней с карбункулами и жемчугом, жемчужные броши и серьги, маленькие распятия, инкрустированные бирюзой, хрусталём и аметистами, нефритовые и яшмовые статуэтки.

Конрад устал от блеска золота, серебра и камней. Он впервые в жизни видел столько драгоценностей сразу. У него рябило в глазах.

Сложив футляры в шкатулку, Феррара запер её и убрал в шкаф.

— Скоро подадут ужин, но наш хозяин в отъезде. Если ваша светлость не возражает, я мог бы распорядиться, чтобы нам накрыли здесь, а не в зале.

— Как вам угодно, сударь.

Конрад предпочёл бы ужинать в одиночестве в своей комнате, но не хотел обижать чудаковатого итальянца, сделавшего ему дорогой подарок.

— Я должен подняться к себе в комнату на молитву, — с ханжеским видом сообщил он, старательно копируя своего учителя Майена. — Я всегда молюсь на закате, чтобы ночью дьявол не забрал мою душу за грехи, совершённые мной днём. Когда подадут ужин, будьте так любезны, сударь, пришлите за мной слугу.

"Грехи родителей падут на головы их детей", — подумал Феррара, отвечая поклоном на поклон маленького лицемера. Для мальчика, наследника баронского титула, такая набожность была неестественной и не внушала доверия.

У винтовой лестницы Конрад приостановился и глянул себе под ноги так, словно едва не наступил на что-то живое, тихо рассмеялся и быстро побежал вверх по ступеням.

Феррара повидал немало людей, одержимых бесами. Это были и темнокожие африканские колдуны, и цыгане, и нищие бродяги без роду и племени, и надменные белые вельможи, продавшие душу сатане в надежде обрести ещё большую власть, чем та, что была дана им Богом. Мальчик, которого так опрометчиво принял у себя пан Мирослав, жил двумя совершенно разными жизнями, в одной из которых был несчастен и одинок, в другой — окружён преданными и любимыми существами. Но чего хотели от него незримые друзья, зачем следовали за ним, охраняя и оберегая днём и ночью?

В своей комнате Конрад внимательно рассмотрел браслет. Он был не нов: на металле виднелись лёгкие царапины, но крупные, прекрасно обработанные камни выглядели очень нарядно.

Опустившись на колени перед распятием, Конрад поблагодарил Бога за неожиданный дар. В его жизни было слишком мало подарков, и он дорожил каждым из них. Ему не хотелось молиться за Мирослава. Скорее уж следовало просить небеса о том, чтобы благополучно выбраться из Хелльштайна! Конрад силился прогнать тревогу, но она возвращалась вновь и вновь. Он ничего не мог с собой поделать — ему было страшно. Его беспокоила судьба Лендерта и Дингера. Куда они исчезли? Что сделал с ними Мирослав?

День уходил. В роскошные покои украдкой вползали вечерние сумерки, и Конраду вдруг захотелось возвратиться в комнату Феррары. В замке стояла необычная, гнетущая тишина. В ней было что-то противоестественное, зловещее. Конрад вслушивался в неё, пытаясь уловить хотя бы какой-нибудь звук. Сквозь толщу стен ему временами чудились шаги на винтовой лестнице. Очевидно внизу, у Феррары, накрывали стол к ужину.

Можно было бы позвать Штефана, Вернера и Хайне, но Конрад не хотел, чтобы они видели его страх. Сидя у окна, он смотрел, как тускнеет над холмами розовое зарево заката. В преданности Лендерта и Дингера он не сомневался, но у итальянца было бесспорное преимущество перед ними: он не был слугой. Конрад не подозревал, насколько в дружбе важно равенство. Все его друзья были его слугами. Исключение составлял пан Мирослав, но теперь Конрад боялся его не меньше, чем Герхарда, и неосознанно искал себе защитника. Но чем мог помочь ему Феррара? Он также находился во власти хозяина замка…

Наконец на лестнице отчётливо послышались шаги. Явился Штефан пригласить гостя на ужин.

Стол в комнате Феррары был уставлен невообразимым, как показалось Конраду, количеством блюд. В трёхъярусном канделябре горели все свечи. Прислуживало гостям сразу несколько человек. В присутствии слуг беседа не получалась. Феррара начал рассказывать о своём путешествии в Моравию. Конрад молча слушал, улыбаясь его шуткам, и размышлял о том, как поговорить с ним о пане Мирославе и стоит ли это делать. Возможно, за ними обоими следили. В Норденфельде подобное было в порядке вещей.

Поглядывая на Конрада, Феррара силился угадать, что его тревожит. Для человека, искушённого в магии, не слишком сложно проникнуть в мысли ребёнка, но этот мальчик был невероятно лжив и лицемерен, его настроение поминутно менялось, и мысли неслись, опережая друг друга. Он вежливо улыбался, но был взволнован. Казалось, он хочет в чём-то признаться, но не решается.

— Скоро мне придётся уехать в Баварию, — вздохнул Конрад. — Отец хочет, чтобы до совершеннолетия я жил в нашем старом замке…

"Прелюдия к серьёзной беседе о том, чего мне не следует знать", — подумал Феррара, но вслух сказал иное:

— Вашей светлости предстоит долгое путешествие. Мне — возвращение домой. Но сейчас мы оба в гостях у самого щедрого и добродетельного хозяина и можем на время забыть о тяготах и опасностях, ожидающих нас в дороге. После ужина мы поднимемся на башню, и я покажу вам звезду, оберегающую странников и мореходов.