Конрад недоумевал. Ему всё время чудилось, что в доме Феррары полно народу, но этого никак не могло быть. В Амстердаме у венецианца не было ни родственников, ни близких друзей, а посторонних людей он едва ли впустил бы к себе в такое время.

Все попытки юного колдуна обнаружить тех, чьё присутствие ощущалось повсюду в комнатах, приводили к одному и тому же: перед ним, повергая его в растерянность, скользили смуглые лица бывших берберийских рабов. Если бы он мог поговорить об этом с Хооге, то узнал бы кое-что интересное для себя.

Первую ночь после нападения доктор Янсен провёл возле раненого. Ни Хооге, ни Феррара не желали посвящать в свои дела служителей закона. Лакей был стар, и поверить в его естественную смерть было куда проще, чем в то, что кому-то вздумалось сократить ничтожный остаток его жизни. Конюха и кухарку Феррара убедил молчать о происшедшем и заплатил им столько, что совсем запугал их.

Ночью в дом проник грабитель. Возможно, это был один из моравских наёмников, а возможно, самый обыкновенный вор. В городе знали, что "Вереск" возвратился из Смирны, следовательно, его владельцу было чем поделиться с ближними.

Непрошеный гость пробрался через широкую каминную трубу в комнату рядом со спальней Феррары. Ночь была лунная, и грабитель легко обходился без свечи.

Венецианскому авантюристу снова повезло. Именно в это время к нему заглянул Янсен, которому не спалось из-за полнолуния. Они оба услышали подозрительный шорох в соседней комнате, и врач на всякий случай запер дверь. Имея дело с такими личностями, как Феррара и Хооге, он прекрасно представлял себе, какие гости могут навестить его пациента среди ночи.

В ящике письменного стола в спальне хозяина дома хранилась шкатулка с пистолетами. Вооружившись, Янсен почувствовал себя увереннее и громко окликнул неизвестного, воровато шуршащего за стеной. Шорох стих. Выжидательное молчание неведомого соседа не понравилось доктору. Взяв со стола свисток, он огласил дом такой трелью, что конюх, ночевавший в каморке под лестницей, и до смерти перепуганная кухарка, кое-как натянув на себя основные детали своего дневного облачения, прибежали на помощь. Вор, естественно, не стал ждать и удрал, оставив на память о себе пятна сажи возле камина, чёрные следы по всей комнате и разбитое фарфоровое блюдо.

Чтобы предотвратить новые визиты "гостей" из Моравии и прочих любителей тёмных дел, Хооге привёл к Ферраре шестерых матросов из команды "Вереска" и поселил их в комнате покойного лакея. Обитателей дома это, разумеется, не обрадовало. В первый же день неотёсанные постояльцы переломали и перебили всё, до чего только могли добраться. Не обошлось, разумеется, и без воровства. Кухарка была в ужасе и жаловалась Альфреду. Хооге посмеивался: лучше быть ограбленным, чем убитым. Тем не менее, он выбрал среди своих людей двоих, имеющих какое-то представление о цивилизованной жизни и достаточно сильных, чтобы держать в узде остальных, и приказал им присматривать за порядком.

Янсен также не оставлял своего пациента без внимания, но не соглашался ночевать в его доме вместе с бандой чужеземных оборванцев.

Лакея похоронили на средства Феррары. Венецианец с неслыханной щедростью откупался от всех и всего, жертвуя неверной Фортуне нажитое при её содействии богатство. Терять ему было нечего. Не только его судно, но и дом оказался в руках расторопного энергичного компаньона. Слыша пьяный рёв своих постояльцев в нерадостной близости от собственной комнаты, Феррара не знал, проклинать или благословлять день, когда Хооге явился к нему с предложением доставить контрабандный груз на магрибское побережье. Старый авантюрист привык к переменам судьбы и с мудростью философа принял её очередной каприз. Хооге ограбил его, но спас жизнь ему и Конраду.

Оставшись в одиночестве, Феррара вдруг осознал, что чужой мальчик, который не только не оправдал его надежд, но причинил немало хлопот, каким-то образом сумел стать ему близким и необходимым. Думая о Конраде, ювелир знал, что тот скучает и хочет вернуться. Их мысли пересекались, находя друг друга в незримом мире. Конрад представлял себе, как входит в комнату Феррары, садится к нему на кровать, и раненый в полусне видел мальчика, сидящего рядом, чувствовал прикосновение его руки.

Конрад вспоминал о Дингере, но никогда не спрашивал о нём Хооге. Альфред тоже молчал. До тех пор, пока "Вереск" оставался собственностью Феррары, ни ювелиру, ни его воспитаннику не следовало знать, что путешествие в Смирну стало для австрийца последним. Он умер почти сразу по возвращении в Амстердам.

С Феррарой Хооге был не так милосерден, как думал сам, считая себя образцом великодушия. Едва раненому стало легче, нетерпеливый компаньон заставил его подписать бумаги о продаже "Вереска".

"Я оплачиваю ваше лечение, забочусь о мальчике, которого вы похитили, и при всём этом покупаю судно за ту же цену, которую назначил первоначально. Вам повезло, господин ювелир. Вы имеете дело с бескорыстным человеком".

Передав шняву новому владельцу, Феррара вздохнул с облегчением. Он больше не был нужен Хооге и мог рассчитывать на то, что тот оставит его в покое. Но "приятель магрибских корсаров" твёрдо решил довести до конца своё доброе дело. В этом он был действительно бескорыстен, к тому же сам подвергался опасности, скрывая у себя Конрада и ежедневно навещая Феррару.

Убийцы могли появиться в любой момент. Временами Альфреду казалось, что за ним следят. Находясь на улице, он каждую минуту ожидал нападения или выстрела. Особняк его родителей, полный слуг и огороженный со всех сторон, был неприступной крепостью, однако "моравским гостям" ничего не стоило проникнуть в дом ювелира, кое-как охраняемый шестерыми вечно пьяными бездельниками и туповатым конюхом.

Феррара держал на столике в изголовье своей постели пару заряженных пистолетов. Дверь его комнаты кухарка запирала на ключ, допуская к раненому только врача. Тем не менее, эти предосторожности казались Альфреду недостаточными. Выбрав день, когда ювелир чувствовал себя более или менее сносно для серьёзного продолжительного разговора, Хооге заставил его рассказать о побеге Конрада всё, что не успел узнать от Дингера.

Феррара был предельно откровенен, но промолчал о причине, заставившей наследника Норденфельда отказаться от своего отца. Каким бы мерзавцем не проявил себя Дингер, он, судя по всему, тоже не решился затронуть эту опасную тему.

Хооге не замечал в мальчике ничего особенного, считая его избалованным, дерзким и своенравным. Он знал по собственному опыту, на какое безрассудство способны дети из богатых семей и посмеялся бы, услышав, что Конрад — одержимый. Сам он, в таком случае, был настоящим дьяволом. Скорее всего, мальчишке надоела строгость добродетельного папаши, и захотелось повидать свет. Этим и воспользовался бывший любовник его матери.

Узнав от Феррары полное имя таинственного пана Мирослава, Хооге удивился. Даже в Голландии оно было достаточно известным. И этот всесильный вельможа похитил Конрада, чтобы сделать его своим наследником?! Неудивительно, что в конце концов могущественный аристократ опомнился и решил разом покончить со всеми участниками сговора.

— Давно ли вы живёте в Амстердаме?