Крики о помощи не производили никакого впечатления. Американские солдаты оцепили двор и изолировали увозимых. В одной семье отец с сыном заблаговременно ушли из лагеря, а мать и дочь были посажены в грузовик. Напрасно дочь кричала и взывала: «Папа, папа… где ты?!» Отец ее не слышал, толпа, сбитая в угол и окруженная солдатами, помочь не могла, а американцы были безжалостны и никакие мольбы их не трогали!

Когда шла расправа в церкви, то комендант… стоял в коридоре и, прислонившись головой о стенку, плакал. Этот негр из УНРРА рыдал, как ребенок, бросив свой револьвер о землю, плакали и некоторые солдаты — но командир их был неумолим и жесток, а солдаты, как говорят, пьяные, от которых несло спиртом, расправлялись с безоружными мужчинами и беззащитными женщинами, как озверевшие.

Обращало на себя внимание поведение третьей женщины из УНРРА, которая назвала себя француженкой, но которая, по общему мнению, еврейка. Она была совершенно безучастна. Во время расправы в церкви она заходила в нее, а потом выходила в коридор, рассматривая происходящее, как представление в театре!

Было вывезено пять грузовиков. Сколько всего людей, пока никто не знает! Кто говорит — 120, кто — 150 человек! Увозимые плакали, молили о спасении, но спасти их было некому! Жители лагеря под стражей, литовцы и другие разогнаны с улиц, и только обитатели соседних домов — немцы, смотрели из окон.

Во время этих трагических событий отлично держали себя наши соседи литовцы, которые помогали людям выбираться из лагеря, за что один из них поплатился жизнью! Обитатели и остальных лагерей пришли, чтобы нам помочь, но безоружные, они были разогнаны!

В последующие дни большинство обитателей лагеря в него не возвращалось. Когда после увоза несчастных, остальным было разрешено вернуться в помещение, то там увидели в некоторых комнатах полный разгром. Двери тех комнат, которые были заперты — разбиты ударами прикладов, в комнатах все перевернуто, вещи разбросаны, кое-что пропало.

Через некоторое время после увоза взятых из лагеря людей на вокзал, оттуда вернулись три семьи. Оказывается, это устроили француженки и негр (все из УНРРА). И опять отмечается поведение третьей «француженки». Говорят, что когда некоторые при посадке в вагоны пытались понемногу отодвигаться, а американские солдаты это не замечали, или не хотели заметить, она обращала их внимание, указывая, что эти подлежат отправке!

Говорят, что по пути к станции и при посадке в вагон многим из увозимых удалось уйти, солдаты на это не обращали внимания.

Между прочим, в этот вечер было много народу около лагеря, а между ними шныряли большевистские шпионы. Между ними обращал на себя внимание майор РОА Марухин. Он все время ходил туда-сюда. Когда я говорил с Йовичем, то он умудрился пройти между нами!

Еще упустил отметить о жертвах 12-го августа. Двое в лагере приняли яд и на следующий день в больнице умерли. Умер литовец, раненный в живот. По пути на вокзал один мужчина перерезал бритвой вены и умер в больнице. Его всегда видели с женой и малюткой-ребенком, которого они возили по тротуару около лагеря! В больнице лежит раненный в ногу, со сломанным ребром и несколько человек с ушибами и ранами, полученными в церкви от американских солдат.

Ходят слухи, что вагоны, в которых вывезены люди из нашего лагеря, стоят на второй или третьей станции от Кемптена и что американская стража довольно свободно дает оттуда разбегаться, так что там осталось только 48 человек.

Также говорят, что солдаты, которые отказались произвести насилие в церкви, объявили голодовку, что при входе в офицерскую столовую офицера, руководившего расправой, офицеры встали и ушли. Что во время расправы кто-то выбросился с третьего этажа на боковое крыльцо и разбился насмерть, что труп его унесли американцы…

Большинство подлежащих выдаче продолжает оставаться вне лагеря: кто в лесу, кто в городе на частных квартирах, кто у крестьян, а кто и драпанул совсем, подальше от города. В некоторых комнатах, где помещалось 25 человек, осталось по двое, остальные скрылись из лагеря. Я был до обеда в лагере, наблюдал полное уныние и видел боль на лицах. Еще недавно лагерь шумел. Пройти в коридоре, временами, было трудно. Теперь же запустение и уныние, лишь иногда раздается откуда-нибудь детский смех. Прежде, с утра на улице беспрерывно слышалась русская речь, смех молодежи. Теперь улицы пустые, разве изредка пройдет кто из местных жителей!

Дахау

7 февраля 1946 года. Дахау — это лагерь военнопленных недалеко от Мюнхена, в котором [находилось] несколько сот человек, главным образом власовцев. Недели две тому назад лагерь был окружен американскими войсками, которые потребовали выезда заключенных в лагере — в совдепию. Те отказались от этого, оказав пассивное сопротивление, причем около двадцати человек покончило жизнь самоубийством и многие себя искалечили. Некоторые резали горло стеклами, один вонзил кинжал в грудь, а когда, предполагая, что он мертвый, его понесли, он вскочил и бросился бежать. Его поймали и как писали сами американцы в газетах, на его голове было сломано два ружейных приклада. Всех, кого хотели вывезти, американцы из лагеря вывезли. Старых эмигрантов не трогали.

Об этом случае американцы широко сообщали в газетах, говоря, что варвары оказали упорное сопротивление и многие покончили самоубийством.

9 марта 1946 года. 23.20, суббота, Мюнхен. Привожу данные о трагедии в Дахау, составленные со слов участников в Мюнхене.

В начале января 1946 года из Бад-Айблинга в Дахау прибыла русская рабочая рота капитана Протодьяконова в количестве 164 человек. Американцы говорили: «В Дахау вас освободят из плена». В роте было до 25 офицеров, остальные — солдаты; все противники советской власти, большинство советских людей.

До этого в Дахау находилось около 25 русских военнопленных. После прибыли еще, остаток роты, 71 человек. Люди роты вели себя культурно и дисциплинированно, веря, что американцы не выдадут их Советам. После тяжелых работ они обедали, устраивали лекции, концерты и беседы. Издавали литературный журнал «Русская Мысль». Идеологической жизнью ведал поручик граф Шереметев (эмигрант), всеми уважаемый и любимый.

В десятых числах января в лагерь прибыл советский майор Прохоров. Он беседовал с ротой. Солдаты и офицеры заявили ему о своем нежелании возвращаться на Родину.

17 января (между 2 и 3 часами) в лагерь прибыли советские офицеры. Американцы приказали всем русским (164 плюс 7!) выстроиться с вещами. Рота выстроилась без вещей. Через 10 минут было сказано, что люди, включенные в роту в лагере из группы полковника Шестаковского, не подлежат отправке. Из рядов все же никто не вышел. Наоборот, в шеренги включились из солидарности к отправляемым офицеры других групп. Вышедших на построение окружили вооруженные поляки и американцы. Американский офицер и конвой наставили на русских оружие, добиваясь добровольного согласия на вывоз. Эта процедура продолжалась около трех часов. Во двор въехали грузовики.

Все военнопленные заявили: «Лучше расстреляйте здесь на месте, но согласия на вывоз не даем. К Советам мы не поедем».

Наступали сумерки. Людей отпустили в бараки. Все входы в помещение роты Протодьяконова заняли американцы. Рота объявила голодовку. В помещении обреченные накрыли стол белым, водрузили на нем крест, обвитый черной материей. Рядом поставили иконы. Вечером и утром 18 января, а также и днем, люди неоднократно молились и пели песнопения; вели себя спокойно.

Некоторые офицеры и солдаты поклялись, что в случае несчастья они покончат с собой и кровью своей приостановят американцев от попытки увести насильно всех.

Настало 19 января — «кровавое воскресение». Утром этого дня прибыли сильно вооруженные наряды мюнхенской американской полиции. Они плотно окружили помещение роты Протодьяконова. Всякое движение в лагере было запрещено. Нельзя было подходить и к окнам.

Большинство людей сняло с себя все и осталось в нижнем белье. Американцы начали вытаскивать людей поодиночке. Солдаты и офицеры вели себя дисциплинированно: они оказывали только пассивное сопротивление — упирались, ложились на пол и так далее. Солдат вытаскивали во двор, отсюда они, избиваемые тремя-четырьмя американцами, подтаскивались к воротам лагеря, куда были поданы вагоны.