Ко мне доходили сведения о событиях войны, об организации казачества [в России], о занятии и оставлении немецкими войсками наших казачьих краев, а также об отходе немецких войск и с ними казачества на запад и о начале формирования казачьих частей, а также о том, что в Берлине генерал П. Н. Краснов имеет связь с отступающими на запад казаками.
Более точные сведения о формированиях казачьих Войск я узнал лишь в июле 1943 года, когда в Белград прибыл из Берлина доктор Н. А. Гимпель. Он приехал в Белград 22 июля и в тот же день я получил телеграмму от начальника русской эмиграции в Югославии генерала Крейтера о том, что Н. А. Гимпель просит меня прибыть в Белград.
Наше свидание состоялось 23 июля, а затем, в продолжении четырех дней, пока он оставался в Белграде, разговаривали неоднократно. Мы подробно информировали друг друга: он меня о положении казачьего вопроса и П. Н. Краснове, а я его об общей обстановке в Югославии, о количестве и жизни казаков в Югославии, а также о казаках, состоящих в Русском Охранном Корпусе.
По желанию доктора Гимпеля, я познакомил его с атаманами: Донским — генералом Татаркиным, Терским — генералом Вдовенко и Астраханским — генералом Ляховым, для чего пригласил их в Кубанский Войсковой штаб.
Доктор Гимпель кратко осветил им обстановку в Берлине и о дивизии генерала фон Паннвица. Атаманы дали ему сведения о казаках их Войск.
Видимо, тогда вопрос о формировании Главного Управления Казачьих Войск еще не поднимался, так как Гимпель о нем не упоминал. Он только осведомил атаманов о том, что германское правительство считается с генералом П. Н. Красновым и с его мнением по вопросам казачьих формирований.
Затем доктор Гимпель приезжал в Белград с полковником С. Н. Красновым 26 января 1944 года и на этот раз сообщил мне о предполагаемом формировании Главного Управления Казачьих Войск с возглавлением его генералом П. Н. Красновым и о его намерении пригласить меня войти в состав ГУКВ. Познакомившись с положением этого вопроса я дал согласие.
Между прочим, доктор Гимпель и полковник Краснов, смеясь, рассказывали мне, как Глазков, узнав о предположении П. Н. Краснова пригласить меня в состав Главного Управления, стремился уведомить доктора Гимпеля о том, что я настолько стар и дряхл, что едва ли смогу перенести путь в поезде от Белграда до Берлина.
Возвращаясь к вопросу о назначении меня в состав Главного Управления Казачьих Войск, определенно заявляю, что состоялось оно по желанию генерала П. Н. Краснова, с которым я познакомился в феврале 1915 года на позиции южнее города Станиславова в Галиции. Тогда он был командиром 10-го Донского казачьего полка, а я временно исполнял обязанности начальника штаба 1-й Кубанской казачьей дивизии, которая должна была перейти в район указанной позиции и я, накануне перехода ее, туда выехал для ознакомления с этой позицией.
Первым, кого я там встретил, был полковник П. Н. Краснов. Я представился ему и доложил о цели своего приезда. П. Н. Краснов пригласил меня зайти в пристройку к разбитой цистерне, в которой он помещался, и подробно изложил обстановку в этом районе. Его, как военного писателя, я знал еще с юнкерских лет, но видел впервые.
Вторично я встретился с ним уже после революции. Тогда он был генерал-майором и командовал 1-й Кубанской казачьей дивизией.
И вот, спустя 25 лет, он вспомнил меня и 19 сентября 1943 года я совершенно неожиданно получил от него письмо». (Письмо приведено выше. Затем, рассказывая в своем дневнике о встрече о Красновым в марте 1944 года в Далевице под Берлином, Науменко пишет, что Петр Николаевич вспоминал их первую встречу в Галиции 29 лет назад. — П. С.)
На странице 152 своей книги Ленивов продолжает: «Заболев в мае 1944 года, генерал П. Н. Краснов назначил особым приказом генерала Науменко вр. и. о. начальника ГУКВ. Используя создавшееся положение, генерал Науменко решил поехать в Белоруссию, в Казачий Стан, дабы показать себя там «в полном блеске»…»
Науменко: «Действительно, я был назначен генералом Красновым его заместителем на время его болезни, но не особым, а очередным нумерным приказом.
(Из Приказа Казачьим Войскам генерала от кавалерии П. Н. Краснова № 1 от 3 мая 1944, параграф 2-й:
Во время моего отсутствия, вызванного болезнью, делами Управления ведать Члену Главного Управления казачьих войск от Кубанского казачьего Войска, Генерального Штаба генерал-майору Науменко, Войсковому атаману Кубанского Казачьего Войска. — П. С).
А вот дальше о том, что я решил ехать в Белоруссию в Казачий Стан, для того, чтобы «себя показать», то это обычная ложь Ленивова.
Туда я, действительно, ездил, но не по своему решению, а на основании параграфа 3 того же приказа для выполнения возложенной на меня задачи:
Во исполнение п. 4 Объявления Германского Правительства от 10 ноября 1943 года, для временного расселения казаков, их семей, для создания воинских частей, военно-учебных заведений, общеобразовательных школ, начальных училищ, ремесленных и промышленных предприятий, сельского хозяйства, животноводства и пр., для установления правильного лечения заболевающих и презрения престарелых и раненых отведен участок земли в районе Новогрудка (Белоруссия).
Для раздела этой земли между Донским, Кубанским и Терским Войсками с получением сего Генерального штаба генерал-майору Науменко и полковнику Кулакову со своими помощниками выехать в Новогрудок, куда прибыть к 30 сего мая.
К тому же времени прибыть в Новогрудок полковнику Павлову с его помощником и штаб-офицеру для поручений при Главном Управлении Казачьих Войск полковнику Краснову.
<…> Господам членам Главного Управления Казачьих Войск под председательством Генерального штаба генерал-майора Науменко приступить к размежеванию земли между Войсками пропорционально числу семейств, как уже прибывших на место поселения, так и ожидаемых к прибытию и т. д.
27 мая выехали из Берлина в Белоруссию: я, доктор Гимпель, полковник С. Н. Краснов. Полковник Н. Л. Кулаков и Заболотный выехали из Берлина в Белоруссию, в город Новогрудок, 31 мая.
Ввиду того что фронт приближался и выяснилось, что поселение казаков на землю Белоруссии состояться не может, мы к разделу предназначенной земли для поселения на ней так и не приступили».
На той же 152-й странице Ленивов вновь провоцирует Науменко. Автор рассказывает, что, производя в Белоруссии смотр 6-му Кубанскому казачьему пешему полку, генерал стремился «убедить казаков в том, что является законным Кубанским Войсковым атаманом» и сейчас должен выехать по делам службы в Берлин. В скором времени Науменко якобы вернется в Белоруссию и привезет с собой надлежащий офицерский состав из эмигрантов 1920 года, примет командование над кубанцами и затем будет командовать всеми казаками в Казачьем Стане.
Здесь «историк» совершенно запутался. «Во-первых, — пишет Вячеслав Григорьевич, — мне совершенно незачем было «убеждать казаков», что я являюсь Кубанским атаманом, так как это им было и без того известно» (в т. ч. из приказов генерала П. Н. Краснова, в которых генерал Науменко именовался Кубанским Атаманом и членом ГУКВ от Кубанского казачьего Войска).
«Во-вторых, такой глупости, что я приму командование над кубанскими казаками в Казачьем Стане, я никогда не говорил и говорить не мог. Мне, как Кубанскому атаману подчинялись все кубанские казаки, независимо от их места нахождения, но я, как Войсковой атаман, никогда ни кем не командовал, для этого был командный состав».
Сообщает Ленивов на странице 158 и следующий «факт», что после прибытия генерала Науменко из Италии в сентябре 1944 года, Начальник ГУКВ предложил ему воздержаться впредь от всяких неуместных самостоятельных выступлений по радио, общественных докладов и прочего.
«По возвращении из Италии, — пишет В. Г. Науменко, — я действительно имел доклад Начальнику Управления о той горькой действительности, которую наблюдал в Стане. Я видел, как неприятно было слушать Петру Николаевичу голую правду, которую он ни от кого (от Доманова, Семена Краснова или кого-либо другого) слышать не мог. Я видел, какое впечатление произвел на Петра Николаевича мой доклад. Но он никаких предложений мне воздерживаться от поездок, публичных выступлений и прочего не делал.
