Торопливыми шагами Уильям Лидни, увидя новые вытащенные вещи, поспешил осмотреть их. Хозяин этих и тех вещей, которые уже лежали на берегу, не находился. Хозяева были там, где была владелица восковой куклы, и уже не проснутся более на этом свете.

— Не между ли этими вещами, сэр? — сказал береговой страж, подходя к Лидни, наклонившемуся над шкатулками, потому что его тревожное желание отыскать шкатулку не было тайною ни для кого. — Есть одна лакированная шкатулка, как вы видите, сэр, но она кажется больше той, которую вы описывали, сэр.

Уильям Лидни поднял голову, и на лице его изобразилось печальное разочарование.

— Ее нет здесь, — вот все, что он сказал.

Он ушел вместе с Уильфредом Лестером. Они очень подружились и их можно было видеть иногда рука об руку, как теперь. Но Уильфред никогда не приглашал Лидни к себе в дом; нездоровье жены было предлогом, но на самом деле оттого, чтобы их нужда не обнаружилась для посторонних. Единственный дом, в котором Лидни был дорогим гостем, был Клифский коттедж. Он поспешил явиться на приглашение мисс Бордильон и скоро стал беспрестанно там бывать. Таким образом он часто видал Марию Лестер, не раз провожал ее домой по вечерам, когда некому другому было проводить ее. Настало время, когда мисс Бордильон страшно упрекала себя за это неблагоразумное допущение общения с посторонним, о котором она не знала положительно ничего. Неблагоразумие это не поражало ее теперь; должно быть, глаза ее были отведены, повторяла она потом, когда Дэншельд упрекал ее и чуть не свел с ума — ее, до крайности разборчивую Маргарет Бордильон. Что мистер Лидни был человек начитанный, основательно образованный и джентльмен, это неоспоримо; что в нем самом и в его обращении была какая-то особенная привлекательность, это было также справедливо. Мисс Бордильон необдуманно признала это за неоспоримое доказательство его достоинств, его правдивости, его чести — и это самое лучшее, что можно было сказать об этом. К несчастью, еще другая особа принимала это таким же образом и бессознательно очаровывалась — та, для которой это было опаснее, чем для мисс Бордильон. Это, однако, значит забегать вперед.

— Как долго останетесь вы в Дэншельде? — спросил Уильфред Лестер, когда они сошли с берега и стали подходить к гостинице.

— Пока не отыщется шкатулка, — отвечал Лидни, — я не могу уехать без нее.

Уильфред пожал плечами. Он думал, что в таком случае его новый знакомый останется здесь целый век.

— Лучше ли этому старому американцу? — вдруг спросил он, когда они остановились у дверей гостиницы.

— Мистеру Гому? Ему лучше, но он еще не совсем здоров. Мне кажется, что он слишком волнуется. Я полагаю, что он страдает какой-то хронической болезнью. Он не выходит из своей комнаты.

— Прощайте, — сказал Уильфред. — Желаю вам больше удачи.

Он ушел, а Софи, в своей наклонности к болтовне, подошла к двери. Она еще не нашла недостатков в мистере Лидни, а потому ее обращение с ним было еще почтительнее прежнего.

— Ничего нет нового, сэр? — спросила она по-французски.

— Нет, — отвечал молодой человек, зная, что она говорит о шкатулке. — Однако я не теряю надежды.

— Мистер Гом два раза спрашивал, сэр, воротились ли вы и нет ли чего нового. Минн приходил снимать мерку.

Лидни прямо прошел в комнату больного, к которому он был чрезвычайно внимателен. Он все был нездоров и беспокоился за шкатулку молодого человека, точно она принадлежала ему; это волновало его, что не годилось для той болезни, какою он страдал.

Надежда не обманула Уильяма Лидни. На следующий день, когда он пошел, по обыкновению, на берег, он нашел водолазов, вытаскивающих еще вещь. Мичель, береговой страж, был дежурным и смотрел.

— Это, сэр?

Эти слова были скорее восклицанием, чем вопросом потому что Мичелю, когда он взглянул на Лидни, не нужно было спрашивать об этом. Радость освещала его лицо и доказывала, что это действительно его шкатулка. В волнении этой минуты он один взял ее из рук тех, кто ее нес. Уильям Лидни был сильный мужчина, но в обычное время не мог бы ее поднять.

— Ее вы искали? — спросил водолаз, когда шкатулка упала из рук Лидни на берег.

— Да. Вы будете вознаграждены, ребята.

Это была жестяная лакированная шкатулка в два квадратных фута, именно как Лидни описывал ее. Начальные буквы «В. В. В.» с мальтийским крестом были выбиты на крышке позолоченными гвоздями. Мичель смотрел на нее почти с таким же удовольствием, как и Лидни, которого он часто видал на берегу. Мичелю он начал нравиться с тех пор, как принес ему большое награждение от старшего пассажира за шинель, которую он ссудил ему в ночь кораблекрушения.

— Это начальные буквы не вашего имени, сэр? — сказал Мичель.

— Я никогда этого не говорил, — отвечал Лидни смеясь.

— Но шкатулка ваша, сэр?

— Нет. Она моя только теперь, потому что она мне поручена, а теперь я поручаю ее вам, Мичель, — прибавил он весело, — пока я пойду и скажу Рэвенсберду, чтобы он прислал людей с ручной тележкой. Берегите хорошенько, потому это шкатулка драгоценная.

— Буду беречь, — отвечал Мичель. — Это моя обязанность. Где вы ее оставили, там и найдете нетронутой.

Только что Лидни ушел легкими шагами и с легким сердцем, как лорд Дэн явился на сцену. Он был в черном бархатном сюртуке и в черных штиблетах — его обыкновенный охотничий костюм — и многие в Дэншельде думали, что его прекрасная фигура никогда не казалось авантажнее, как в этом костюме. Его лесничий пошел в лес с ружьями и собаками, и лорд Дэн также шел туда, повернул на минуту в берегу и подошел к Мичелю. Береговой страж стоял над вещами, исполняя свою обязанность, особенно над шкатулкой, как обещал мистеру Лидни.

— Это все? — воскликнул лорд Дэн тоном удивления. — А я думал, что они вытащили почти половину того, что было на пароходе. Этот мальчик, которого зовут Шадом, подбежал ко мне, смеясь и рассказывая, что весь берег вещами покрыт.

— Негодный воришка, — сказал Мичель, — я сейчас прогнал его с берега. Понадобятся десять глаз, чтобы караулить его. Нет, милорд, вытащили немного, как вы изволите видеть. Шкатулка, о которой так хлопотал этот господин, наконец, нашлась. Он говорил все время, что она найдется.

— Какой господин? Какая шкатулка? — спросил лорд Дэн, живший в атмосфере слишком восторженной для того, чтобы обращать внимание на интересы временных посетителей «Отдыха Моряков».

— А тот красивый молодой человек, который был спасен в спасательной лодке и живет у Рэвенсберда, милорд. Кажется никто, никогда не беспокоился так о потонувшей шкатулке, как будто она набита тысячными билетами. А нынче утром она нашлась; вот она, сзади вашего сиятельства.

Лорд Дэн обернулся при этих словах, и шкатулка прямо очутилась перед ним. Он стоял и смотрел на нее. Мичель видел, что она привлекла его особенное внимание, потому что он стоял как бы пригвожденный к месту. Когда он поднял голову, он старался поднять шкатулку — словом, смотрел на нее, как любопытный ребенок на новую игрушку, и как будто ему доставило бы большое удовольствие разломать ее в куски, чтобы посмотреть, что внутри ее.

— Кому, вы сказали, принадлежит она, Мичель?

— Этому молодому американцу, милорд, которого привезли в спасательной лодке. Ваше сиятельство, верно, видали его здесь. Такой красивый мужчина, приятный в разговоре. Я говорю о мистере Лидни.

— Лидни? О, да! Теперь я вспомнил его, — заметил лорд Дэн. — Лидни, — повторил он про себя. — Это имя совершенно мне не знакомо. И он говорит, что эта шкатулка его, Мичель?

— Точно так, милорд. Это о ней он так беспокоился. Буквы-то, впрочем, не его имени, — прибавил Мичель, приметив, что пэр устремил проницательный взгляд на гвозди, и думая, что он понимает направление его мыслей. — Я заметил ему это тотчас, и он отвечал мне, как будто шутя, что он этого не говорил. Он пошел за ручною тележкой, чтобы отвезти эту шкатулку в «Отдых Моряков».

Лорд Дэн подошел к другим вещам и рассмотрел каждую вещь поодиночке. Окончив этот осмотр, он обратился к Мичелю.