— Нет, — отвечал Лидни. — Он, верно, здесь знатный человек?

— Знатнейший на несколько миль в окружности, — отвечала Софи, — и живет в Дэнском замке. Он был на берегу вчера, когда спасательная лодка привезла вас, мистер Лидни, и всех остальных. Ах, Господи! какое было кораблекрушение!

Вся веселость сбежала с лица мистера Лидни, когда Софи напомнила о кораблекрушении, и сменилась истинным и серьезным огорчением. Он на минуту закрыл глаза рукой.

— Я просыпался три раза ночью, и каждый раз, когда засыпал, мне снилась вся эта сцена, — сказал он тихим голосом. — Я чувствую, что она будет представляться мне во сне еще много дней.

— Вы должны быть благодарны Богу за то, что вы спаслись в числе немногих, сэр.

— Я благодарен, — отвечал он очень спокойно. — Когда лодку спустили с парохода, тот пассажир, что теперь у вас наверху, взял меня за руку.

— Я сяду в лодку, — сказал он, — может быть, это даст нам возможность на спасение. Я прыгнул за ним в лодку, не думая, однако, чтобы нам оставалась какая-нибудь возможность спастись и на лодке и на пароходе.

— Что он сделал с своим платьем? — спросила Софи.

— Он выбежал на палубу без платья, прямо с постели. А большой теплый суконный плащ, который он набросил на себя, потерялся в воде.

— Он казался мне вчера больным, кроме того, что потерпел от кораблекрушения.

— Он был болен во все время путешествия; кажется, у нею какая-то внутренняя болезнь. А, вот и прекрасно!

Мистрисс Рэвенсберд подала ему оконченный зонтик. Он сказал несколько любезных слов об ее искусстве и проворстве.

— Я сделала не так хорошо, как умела бы, — заметила она. — Вы слишком меня торопили. Когда вам угодно завтракать, сэр?

— Сейчас. Посмотрим прежде, что нужно этому больному господину; он старше меня.

Лидни пошел наверх с зонтиком, а мистрисс Рэвенсберд начала допрашивать свою память. Она была уверена, что видела где-то эти красивые черты, и не сомневалась, что в молодости, вероятно, знала во Франции его мать.

— Сердце мое было привлечено к нему с первого взгляда, — сказала она. — Может быть, окажется, что его мать была в числе моих друзей.

Утром лорд Дэн зашел в «Отдых Моряков» спросить о спасенных. Ричарда Рэвенсберда не было в эту минуту, но жена его приняла его сиятельство. Она не забыла то время, когда он, бедный ничтожный Герберт Дэн, любил болтать с нею, с Софи Деффло, и ее обращение с ним было гораздо непринужденнее, чем многих его арендаторов в Дэншельде. Она начала рассказывать ему все новости, какие она успела узнать о двух пассажирах, с своими собственными прибавлениями, потому что мистрисс Рэвенсберд была одною из тех женщин, которые составляют заключения сообразно своему деятельному воображению и считают их фактами.

Она сказала, что они приехали из Америки; старший, мистер Гом, путешествует для своего здоровья, особенно по случаю слабости глаз; другой, Лидни, для удовольствия. Они познакомились и подружились на пароходе, и младший казался признателен и внимателен к старшему, потому что по его настоянию сел в лодку и спасся.

— Они, верно, оба американцы — заметил лорд Дэн.

— Мистер Гом — да, наверно; мистер Лидни — полуамериканец, полуфранцуз, — было ответом мистрисс Рэвенсберд. Ах, какое несчастье! — она приняла его за чистого француза. Такого произношения нигде не услышишь, кроме Парижа. И какой приятный человек, с очаровательным обращением, любезный и ласковый, как был сам милорд в прежнее время. И мадам Софи бросила лукавый взгляд на милорда с этими словами.

— Они джентльмены? — спросил лорд Дэн.

— Конечно, по крайней мере младший, с жаром отвечала мистрисс Рэвенсберд. — Он с ног до головы, исключая его панталон, которые сморщились от соленой воды, похож на такого же британского вельможу, как вы, милорд. Его нельзя принять за человека низкого происхождения, и, знаете ли, лицо его напоминает мне какую-то даму, которую я знала во Франции в молодости. Но хоть умереть сейчас, не могу вспомнить, кто, хотя целое утро ломала себе голову. Не правда ли, как будет странно, если окажется, милорд, что я была знакома с его матерью?

Лорд Дэн улыбнулся.

— Он встал? — спросил он.

— Встал ли! — повторила Софи. — Он на ногах уже давным-давно, с семи часов утра. Он вышел после завтрака отдать письмо на почту и отыскать портного, и я уверена, что он пошел на берег, потому что он очень беспокоится о своих пещах; особенно об одной шкатулке, которая была между его вещами, и желает знать, нет ли какой возможности вытащить эти вещи. А вы как думаете, ваше сиятельство?

— Может быть, некоторые вещи вытащат, право, не знаю.

— А другой еще не встал, — болтала Софи. — Я сама отнесла ему завтрак и спрашивала о здоровье, но он не много мне отвечал. Я видела только его седые полосы и малиновый зонтик, который я сделала ему. Он лежал, зарывшись в подушки, под одеялом, лицом к стене, велел поставить поднос возле постели и уйти.

— Бедняжка! Наверно, он совершенно истощен. Потрудитесь сходить к нему, мистрисс Рэвенсберд, и скажите, что я лорд Дэн, буду очень рад оказать ему помощь, какую могу, и если ему угодно принять меня, я могу сейчас нанести ему визит.

Мистрисс Рэвенсберд побежала наверх в комнату больного и воротилась, качая головой.

— Побьюсь об заклад, что это сердитый старый холостяк! — закричала она. — Он как будто боится глядеть на нас. Он не хочет видеть вас, милорд; я считаю это просто грубостью с его стороны.

— Поблагодарите от меня лорда Дэна, — сказал он, — но скажите ему, что я ищу теперь только спокойствия и не желаю знакомиться ни с кем. Я явлюсь к его сиятельству, когда мне будет лучше. Эти американцы не понимают, что значит вежливость.

— О, очень хорошо! — отвечал лорд Дэн, которому, по-видимому, было не совсем приятно, что его дружеские предложения были отвергнуты. — Я не стану беспокоить его более; он может придти ко мне, когда ему будет угодно. А каков бедный матрос?

— Он тоже еще в постели, — закричала Софи: — лентяй! Но эти матросы любят валяться, когда представится случай. Порядочно пришлось мне потрудиться с его — головой вчера. Наверно, я пробилась с нею целый час, и он сам не понимает, как он ее ушиб. Он, должно быть, стукнулся обо что-нибудь с острым концом. Прощайте, милорд, если уже вы уходите. Благодарю, что зашли.

Когда лорд Дэн отправился из гостиницы к городу, Лидни приближался к «Отдыху Моряков» с берега. Лорд Дэн не смотрел в ту сторону и, следовательно, не приметил его.

— Кто этот господин? — спросил Лидни хозяйку, которая проводила лорда Дэна до дверей и смотрела ему вслед.

— Лорд Дэн.

— Лорд Дэн! — с удивлением повторил Лидни, — как он моложав!

Софи несколько обиделась за лорда Дэна.

— А вы разве думали, что он стар? — спросила она. — Почему вы это думали?

После непродолжительного молчания Лидни захохотал.

— Вы мне говорили, что лорд Дэн — глава Дэншельда, и мое воображение тотчас представило мне почтенного человека, с волосами белыми, как у пассажира наверху, или еще белее. А это высокий, красивый мужчина и очень моложавый.

— Все Дэны были таковы.

— Это уж, верно, в их роду?

— Да. Он пришел узнать о вас и старом господине, хотел его навестить и предлагал свои услуги. Я передала это мистеру Гому, но тот не захотел его видеть, и его сиятельство ушел очень недовольный.

— Может быть, он его примет, когда встанет.

— А может быть, и нет, — отвечала бойкая Софи. — Лорд Дэн сказал, что он не придет больше; если мистер Гом желает его видеть, он может придти к нему. Я должна сказать, что ваш друг поступил не весьма вежливо.

— Я полагаю, что это вовсе не относится к вежливости, мистрисс Рэвенсберд. Может быть, мистер Гом был физически не способен принять лорда Дэна, по крайней мере, так показалось мне сегодня утром.

— Почему же он не пригласит доктора?

— Я советовал ему это, он отказался, говоря, что ему нужны только спокойствие и тишина. Я думаю, что он прав; он не болен.