Джон очень хотел побыстрее научиться коровьему бизнесу — он не пропускал ни одной статьи о разведении скота, созванивался с экспертами по всему Югу, выясняя их мнение, а затем применял новомодные идеи на практике в собственном хозяйстве. Частенько он набирал и мой номер — иногда по несколько раз в день — узнать, что я думаю о последних тенденциях, о которых ему довелось услышать на собрании животноводов или прочитать в недавнем выпуске специализированного журнала. Поэтому я нисколько не удивился, когда он позвонил сообщить о бычке, только что родившемся у него на ферме. Этого события мы оба ждали с большим нетерпением.
— Док, это настоящий супербык, он весит тридцать пять килограммов, — отрапортовал Джон прерывающимся голосом, — у него еще дрожат ноги, но он уже вовсю сосет. Вам лучше приехать поскорее и осмотреть новорожденного. Я подумал, уж не переквалифицироваться ли мне в коровьего неонатолога и педиатра. Но тогда пришлось бы переезжать: такая работа прокормила бы меня в Висконсине или другом штате с развитым скотоводством, но только не в лесистой Алабаме.
Конечно, я не мог отказаться обследовать будущего рекордсмена: самым тщательным образом изучил его сердце, легкие, небо, уши, пупок и все прочее, с помощью собачьего офтальмоскопа даже заглянул ему в зрачки. Я не упустил ничего — тем более Джон бдительно следил за моими действиями, готовый тотчас же указать на любой мой промах. Мне не удалось обнаружить ни малейшего дефекта, если не считать того, что одно ухо теленка было немного оттопырено, вероятно, из-за положения, в котором он находился в материнской утробе. Джон поинтересовался, нельзя ли исправить этот недостаток хирургическим путем, но я постарался убедить его, что со временем ухо выправится само. Бычка назвали Эбони. Позднее Джон внес поправку и стал звать его Кингом Эбони, а то и просто Кингом.
Бычок рос, а вместе с ним росла и гордость Джона, наслаждавшегося ролью счастливого обладателя поистине чудесного животного. Он рассказывал о нем гораздо охотнее, чем о собственных внуках, и в одно мгновение вытаскивал бумажник, чтобы похвалиться снимками Кинга перед первым встречным, невзирая на проявленный интерес или его отсутствие. Фотографии в бумажнике располагались таким образом, что сверху стопки лежали портреты быка, а внукам отводилось место где-то в глубине. Я начал замечать, что разговаривать с Джоном становится трудно: о чем бы не заходила беседа, она неизменно сводилась к бесконечным дифирамбам первому парню среди коров его стада.
Впрочем, Кинг Эбони действительно обещал стать превосходным быком. К двум годам он весил больше тонны и имел отличный экстерьер; судя по всему, бык обладал именно теми физическими параметрами, которые Джон рассчитывал получить, планируя вязку. Никогда в жизни я не видывал более совершенного животного. Даже оттопыренное ухо приобрело горделивый вид, прислушиваясь, он свободно вертел им в разные стороны, как это и было задумано Создателем.
Со всех концов на ферму приезжали специалисты по разведению животных, научные работники и просто любители быков с единственной целью — увидеть Кинга Эбони и восхититься его безупречным сложением. Все они пытались обнаружить какой-нибудь изъян или малейшее отклонение от нормы, но уезжали прочь, благоговейно покачивая головами и втайне сожалея, что такой бык жует траву не на их пастбище, а на лугах Джона. Им приходилось признать, что Кинг по праву носит звание лучшего представителя семейства парнокопытных, когда-либо рождавшегося в нашем округе. Этот факт лишь подтверждал совершенство быка, поскольку любой знаток скорее откусит свой язык, чем позволит себе произнести комплимент в адрес животного из чужого стада.
Несколько ферм, занимавшихся разведением быков, выразили желание приобрести Кинга Эбони. Переговоры и изучение его родословной затянулись на несколько недель, но однажды вечером Джон позвонил мне и сообщил новость — сделка состоялась; теперь его любимцу предстояло подтвердить безупречное состояние своего здоровья. Помимо требований, принятых в штате, куда хозяин намеревался отправить быка, Кинг должен был соответствовать еще более жестким нормам, разработанным Центром по искусственному осеменению. В конечном итоге, если установят, что бык отвечает всем критериям отбора, его замороженную в жидком азоте сперму разошлют по всему свету. Многие страны чрезвычайно придирчивы в отборе бычьего семени, поэтому мы договорились немедленно приступить к необходимым исследованиям и анализам.
Это был мой первый опыт в проведении такой работы, тем не менее я был полон решимости проделать все манипуляции, о которых прочитал в книгах, к тому же ферма, специализировавшаяся на племенной работе, прислала мне специальное руководство. Сначала я взял образец крови и отправил его в диагностическую лабораторию, чтобы там сделали пробы на бруцеллез, блутанг, лейкоз и другие заболевания. Затем провел полный осмотр, точно такой же, как в первый день жизни Кинга. Вдобавок я пропальпировал его лимфатические узлы, с помощью стетоскопа исследовал брюшную полость, проверил татуировку в ушах, чтобы убедиться в надежности идентификации, осмотрел язык, зубы и гортань. Выяснилось, что на одном ухе татуировка нанесена криво и что быки терпеть не могут, когда им осматривают горло, причем, не имеет значения, делается ли это вручную или с применением зевника и фонарика. При помощи офтальмоскопа я снова проверил его глаза, тщательно осмотрел прекрасно окрашенную роговицу на предмет наличия рубцов и пятен. Поскольку у Джона не имелось специальных весов, мне пришлось обмерить быку грудную клетку и рассчитать его примерный вес. Теперь оставалось лишь оценить его репродуктивные функции, я оставил этот тест напоследок, поскольку он предполагал ручное обследование, и зондирование, которые не понравились пациенту еще больше, чем осмотр гортани.
— Я не вижу никаких отклонений. Он в превосходной форме! — объявил я в заключение.
— Док, вы прямо клиника в одном лице, — признал Джон, когда я присел отдохнуть в бункер для корма. — Вот если бы и мне пройти такое же обследование.
— Наверное, это было бы возможно, будь вы таким же совершенным представителем своего вида, как ваш бык, — ответил я. — Впрочем, если займете очередь, будете следующим. Только не вздумайте лягаться и мычать, когда вас загонят в станок.
Недели через две мы получили результаты наших анализов, и они оказались идеальными. Кинг Эбони с блеском выдержал испытание. Я вновь отправился на ферму, вооружившись кучей бланков и стопкой сертификатов. Очередное полное обследование не выявило никаких изменений — все системы быка работали нормально. Занося данные в ветеринарный сертификат, я старался делать это очень аккуратно.
Несколько дней от Джона не поступало никаких известий, и я решил, что бык уже покинул округ и переехал на новое место жительства, но, оказалось, необходимо было провести еще одно, заключительное, исследование.
— Док, — обратился ко мне Джон, — завтра утром за быком высылают машину. Через двое суток, вероятно, около пяти часов вечера она приедет на ферму, чтобы забрать Кинга. Координатор сделки просит вас приехать для последней инспекции.
Через два дня я снова прибыл на ферму повторить осмотр и самым пристальным образом проверить каждый орган быка, доступный для такого исследования. Как и во время предыдущих процедур не было выявлено никаких отклонений, за исключением корявой татуировки. Все выводы я снова занес в рапорт и ветеринарный сертификат.
— Наверное, это самый здоровый бык в нашем штате, — сообщил я Джону.
Еще раз просмотрев справки, заверенные государственной ветеринарной инспекцией, я положил их в нарядный конверт со штампом и адресом клиники. В тот же день в клинику позвонил шофер лимузина, он хотел узнать, готов ли бык к отправке.
— Да сэр, он в загоне, его шерсть уложена, зубы почищены, на копытах маникюр, словом, он готов к переезду, — заверил я.
— Он здоров? — поинтересовался шофер.
Я вдруг понял, что больше не увижу Кинга Эбони. Но ближе к вечеру у меня в кабинете раздался телефонный звонок — даже от самого его дребезжания, казалось, разило неприятностями:
