— Что, не выходит «раз-два»? — спросила Олешкина мама.

— Не выходит, — признался Валерка.

— Тогда пошли. — Она взяла его за плечо и повела в дом.

Там уже закончился перерыв. Все маляры были на своих рабочих местах. Но Олешкина мама прошла мимо маляров, она вела Валерку в большой зал, где, как показалось Валерке, никого не было.

— Павел Трофимович! — громко позвала она. — Будь другом, одолжи нам запасной соколок, мастерок да немного раствора.

— Надолго ли? — спросил откуда-то сверху Павел Трофимович.

Валерка увидел его. Старый штукатур стоял на подмостях под самым потолком и, высоко подняв голову, ловко и уверенно бросал на стену густой серый раствор. Тот послушно ложился на отвесную стену и держался на ней, как прибитый.

Валерка даже загляделся — так красиво и быстро работал штукатур.

— Надолго ли, спрашиваю, — опять произнёс Павел Трофимович, не отрываясь от работы. — А то скоро Николай, мой подручный, вернётся.

— Постараемся побыстрей, — ответила Олешкина мама.

— Ну, раз постараетесь, тогда берите, — разрешил Павел Трофимович. — Получай, парень! — Он встал на колено, наклонился с подмостей и улыбнулся Валерке всем своим забрызганным мелом лицом. — Держи! — Павел Трофимович спустил Валерке железный совочек. — Вот тебе мастерок, главный штукатурный инструмент. — Протянул квадратную толстую доску на круглой ручке. — А вот тебе соколок. — Да ещё возьми полутёрку, без неё тонкая работа не выйдет, — и отдал длинную дощечку с длинной рукояткой.

Полутёрку эту взяла Олешкина мама, потому что рук у Валерки не хватило.

— Набирай раствор. Я, что ли, буду за тебя набирать? — сказала она.

Валерка молча взял соколок за деревянную ручку и мастерком положил на него горку густого серого раствора.

— А теперь пойдём на наше рабочее место!

Они вышли на террасу, и голубые буквы сразу бросились Валерке в глаза. «Дурак», — сказали они.

Валерка подошёл к ним поближе и с размаху бросил горсть раствора. Но раствор, густой и тяжёлый, пополз вниз и обвалился на пол, в стружку.

— Да разве так? — сказала Олешкина мама. — На всё своя наука. Становись боком, вот так. Сокол держи в левой руке, вот так, а правой мастерком набирай, да лишку не бери, аккуратно, с расчётом. И бросай, вот так!

Валерка, приоткрыв рот, смотрел, как быстро и точно работают маленькие руки Олешкиной мамы. Она передала ему мастерок:

— Сам, барин, делай, сам! Я за тебя работать не стану!

Голос у неё был насмешливый, а руки её тем временем заботливо пристраивали в руке Валерки сокол, поворачивали Валерку нужным боком к стене, помогали его мастерку набрать сколько нужно раствора.

— Кидай, барин!

Валерка задержал дыхание, сжал губы, напрягся — и бросил. Он постарался бросить точно так, как Олешкина мама, точно так, как Павел Трофимович. Раствор ударился в стену, но не отскочил, не пополз, а разом накрыл всю букву «Д» — от низа до верха, будто её и не было. Валерка кинул ещё раз и накрыл букву «У».

— Право слово, ничего, — похвалила Олешкина мама. Она взяла полутёрку, ровно-ровно разогнала раствор по стене, разгладила его, уровняла. — Дальше всё сам будешь делать, — сказала она. И забыла… забыла на этот раз прибавить ненавистное Валерке обидное слово «барин».

И тогда Валеркины щёки вдруг порозовели. Он выпрямился, стал, высоко закинув голову, как стоял на лесах штукатур Павел Трофимович, и начал быстро и смело кидать раствор на стену. Крепко вцепившись двумя руками в полутёрку, он затёр стену почти совсем ровно. И тогда бросился к ведру и схватился за голубую кисть.

— Постой! — крикнула Олешкина мама и рассмеялась. — Красить по мокрому нельзя. Красить приходи завтра, когда подсохнет. С вечера чтоб приготовил уроки, понял? А утром придёшь!

— Да не придёт он, Варвара, что ты! — усмехнулась тётя Паня, когда Олешкина мама вернулась на подмости и взялась за работу. — Не придёт!

— Придёт, — ответила Олешкина мама.

…Наутро Валерка вышел из дому и у порога столкнулся с Олешком.

— Ты куда? — спросил Олешек.

— «Куда, куда»! На работу!

— И я с тобой, ладно? — сказал Олешек.

— Нельзя, — отрезал Валерка, — там тебе не игрушки, дело ответственное, террасу красим в детском саду голубым колером. И отстань!

Но Олешек не отстал. Он пошёл следом и увидел, что Валерка смело открыл дверь детского сада и вошёл туда, где работали настоящие маляры и даже Олешкина мама.

Олешку тоже очень захотелось туда, но он войти не посмел.

Грустный, пошёл он вдоль стены, завернул за угол и увидал стеклянную террасу. Олешек взобрался на толстые, оттаявшие под солнцем брёвна и заглянул внутрь. Он сразу увидал маму. Она стояла на террасе спиной к Олешку, а рядом с ней Валерка прыгал на одной ноге, стараясь попасть другой ногой в длинную, измазанную извёсткой штанину. Да, Валерка надевал настоящую рабочую спецовку, и Олешкина мама помогала ему подвёртывать брюки и рукава.

Олешек услышал её голос.

— Бери кисть, — сказала мама. — Да не набирай без толку лишней краски. Крути кисть, крути, оботри о край ведра, вот так. Да не сжимай ты её, она не топор, смотри, у тебя даже пальцы посинели. Держи свободно, но крепко, води легко, вот так!

Да, Валерка работал. Сперва у него не получалось, а потом стало получаться, и Олешкина мама была рядом, иногда брала его руку в свою, поправляла кисть, подкрашивала стену, помогала.

А Олешек стоял снаружи на цыпочках на скользком бревне и, прижав нос к холодному стеклу, смотрел и смотрел. «А я, что ли, не могу стенку красить, да? — с обидой думал он. — Если бы я на ящик влез, я ещё выше достал бы, чем Валерка!»

Когда от огромного грязного пятна на стене не осталось и следа, мама громко и весело крикнула в дверь, внутрь дома:

— Бригадир, принимай работу!

И пришла тётя Паня.

— Справился, значит? — спросила она и стала засучивать рукава. — А теперь я возьму да расковыряю по твоему, по гладенькому, по голубенькому. — И она шагнула вперёд.

— Ой, — отчаянно крикнул Валерка, — не надо! — и загородил стену.

Тётя Паня и мама рассмеялись.

— То-то, — сказала тётя Паня своим добрым басом, и лицо у неё стало доброе. — Иди гуляй!

Но Валерка никуда не пошёл. Он даже не двинулся с места.

— А можно, я ещё чего-нибудь покрашу? — попросил он Олешкину маму.

— Красить больше нечего, — ответила она.

— Ну, ещё чего-нибудь поделаю, — попросил Валерка.

Тётя Паня и мама переглянулись.

— Ладно, — решила бригадир маляров. — Дай ему наждачную бумагу, шкурку, пусть обдирает дверь, готовит её под окраску. Она уже у нас зашпаклёвана, нужно чистоту навести. Сможет?

— Сможет, — кивнула Олешкина мама. — Я его научу.

«А меня не зовёт дверь обдирать шкуркой, — с обидой подумал Олешек. — Я не могу, что ли?»

Пальцы Олешка устали держаться за раму, совсем замёрзли и задеревенели от напряжения. Ноги его то и дело соскальзывали с бревна, и на лоб ему с крыши падали холодные капли, и одна маленькая сосулька пребольно стукнула его по носу.

Но Олешек не мог уйти, он смотрел и смотрел, как работает Валерка.

А Валерка теперь остался на террасе один. Он старался изо всей силы. Он сидел на корточках перед дверью, тёр её маленькой жёсткой шкуркой, и дверь, наверное, становилась гладкой, потому что иногда Валерка гладил её кончиками пальцев и, довольный, говорил: «Ух ты, вот это да-а-а!»

Вдруг дверь ушла из-под Валеркиных пальцев, она открылась, и на пороге стала толстая фигура Николая Ивановича. А Валерка, растерявшись, так и остался сидеть перед ним на корточках.

— Вот ты где околачиваешься! — сказал Николай Иванович.

Олешек увидел, как Валерка молча поднялся и тихонько, бочком, попытался пролезть сквозь узкий проход, оставшийся в двери рядом с Николаем Ивановичем. А голос его дядьки гремел на весь дом: