Он вскочил на ноги. Поднялась и Сперанца. Его слова не ободрили ее, ей стало еще тоскливее.
Они молча двинулись дальше. Темнота все сгущалась. Наконец они подошли к болоту, и Таго решил перейти его вброд, чтобы сократить путь.
— Обожди. Я тебя перенесу, а то промочишь ноги с непривычки, ничего не видно.
Он снял ботинки и засучил штаны; потом взял вещи Сперанцы и вошел в воду. Сперанца ждала, прислушиваясь к удаляющемуся плеску и озираясь в темноте. Вдруг где-то совсем рядом раздался резкий крик.
И сразу же послышался голос Таго:
— Не бойся, Спере. Это филин.
Голос звучал как будто радом. И в самом деле, тут же опять показался силуэт Таго, и Сперанца опрометью сбежала с дамбы ему навстречу.
Когда он ее поднял, чтобы перенести через болото, Сперанца положила ему голову на плечо и вдруг почувствовала себя спокойной.
Глава девятнадцатая
Сперанца, проснувшись, огляделась вокруг.
В тусклом свете, сочившемся из маленького окошка у нее над головой, были видны трухлявые косые балки, связка чесноку на стене и паутина во всех углах. Сперанца с недоумением смотрела на все это, потом вспомнила, где она, и вскочила на ноги.
Она быстро натянула штаны, накинула шерстяную кофточку и босиком вышла из чулана.
В кухне никого не было. Очаг был холодный, а дверь распахнута настежь. За порогом все тонуло в море тумана. Нельзя было даже понять, который час.
Сперанца вышла, покружила по гумну, но никого не увидела. Вокруг стояла мертвая тишина.
Девочка нашла ведро, достала из колодца воды и умылась. Потом вошла в дом и вздула огонь. В кухне — на стенах, на потолке, на полу — было черным-черно от мух, которых загнал туда холод. Все было покрыто корою грязи. Сперанца посмотрела, посмотрела и поняла, что тут и метла не поможет.
Она опять взяла ведро и начала носить воду.
Часа три кряду она скребла и мыла полы, скамейки, стекла. Потом взялась за посуду и наконец решила подняться наверх, чтобы привести в порядок кровати и сменить белье. Только когда она подошла к сундуку, стоявшему в комнате бабушки, у нее пробудилось живое воспоминание. Она даже вздрогнула.
Розин сундук! Так они его называли когда-то. Дрожащими руками девочка приподняла крышку и сразу приметила в стыках досок затвердевшие от времени сгустки смолы.
Сундук был сосновый, и на мгновение Сперанца, как наяву, увидела тени сосен, пригнувшихся от морского ветра, над которыми под вечер кружились вороны, и почувствовала острый запах просоленной смолы.
В сундуке она нашла вещи, о которых мечтала несколько лет назад и которые хорошо помнила: брошку матери, ее серебряную цепочку, коралловое ожерелье. Она надела на шею нитку красных кораллов и поискала зеркало, чтобы посмотреться, но нашла лишь оконное стекло, прислоненное к стене. Потом она отыскала чистые простыни и наволочки и перестелила постели.
Она спустилась на нижний этаж с большим узлом белья, которое собрала для стирки, и сняла с огня котел с водой.
После долгих поисков она разыскала кусок мыла и вышла во двор постирать.
Сперанца долго терла и колотила белье, и, когда она кончила, у нее кружилась голова. Ее слегка тошнило. Она села на порог дома, прислонилась к косяку и закрыла глаза.
Вдалеке звонил колокол. Звук был низкий, совсем непохожий на тот веселый серебристый звон, который на море бывало доносился с берега, возвещая полдень. И попрежнему вокруг ни души…
Когда накануне вечером они с Таго пришли в долину, в доме было темно и старики уже спали. Цван спустился открыть им и неуклюже попытался отпраздновать их возвращение. Он стал потчевать их вином, которое потом сам же и выпил, и все извинялся, что не разбудил Мингу. Старуха давно уже маялась бессонницей… Раз уж она заснула, ему не хотелось поднимать ее с постели.
— Знаете, с тех пор как случилось несчастье, она на себя непохожа…
Старик и сам сдал. Когда он говорил, у него дрожали руки.
Таго стал сбивать для Сперанцы топчан в каморке под лестницей.
Старик запротестовал, но Таго, подморгнув Сперанце, шепнул ей:
— Лучше здесь одной, чем наверху с ними… Каморка не бог весть какая, но ты в ней сможешь устроиться. А вон и окошечко, точь-в-точь как в каютах на пароходе. Когда входишь, нагибайся. Помни, что ты вроде как в люк спускаешься.
Он перенес туда вещи Сперанцы и зажег ей огарок свечи.
Сперанца в изнеможении упала на постель. Таго неожиданно нагнулся и снял с нее башмаки. Выходя, он пошутил:
— Смотри, Спере, чтобы тебе ночью мыши нос не отгрызли!
И ушел.
Таким образом, Сперанца еще не видела бабушку.
Она приуныла, и теперь, прислонившись к косяку, едва сдерживала слезы.
Вот тут-то и появилась Минга.
Маленькая, сгорбленная, она подходила к дому, опираясь на палку, и при виде ее девочка содрогнулась.
Старуха шла, что-то бормоча себе под нос, ни на что не глядя.
Только на мгновение она остановилась перед бельем, развешанным на плетне, и опять, все так же бормоча, двинулась к двери. Сперанца не произнесла ни слова. Похолодев от ужаса, она лишь посторонилась, чтобы пропустить ее в дом.
Минга на секунду подняла голову, но молча прошла мимо.
Тогда Сперанце неудержимо захотелось куда-нибудь скрыться. Она с плачем кинулась бежать, сама не зная куда, не разбирая дороги в тумане, и наконец бросилась на землю на откосе дамбы.
Как непохоже было ее возвращение на то, каким она себе его представляла!
Лежа на земле, Сперанца плакала, как плачут дети, громко всхлипывая, не сдерживая слез.
Наконец она немного успокоилась, встала и медленно направилась к дому. Она вдруг поняла, что проголодалась. Сколько времени она не ела? Эта мысль напомнила ей о Таго, который голодал, когда был маленьким, и которого били за то, что он, как барсуки, таскал с поля початки кукурузы. Она должна была ко всему притерпеться: она обещала ему.
Сперанца вспомнила и о том, что перед тем, как уйти, Таго сказал ей, что вернется на следующий день, чтобы посмотреть, как она устроилась. Это ее подбодрило.
Она несмело открыла дверь и вошла. Минга сидела возле очага и ела хлеб с луком. Сперанца подошла к ней, и старуха подняла голову.
— Здравствуй!
— Здравствуйте, бабушка.
Минга что-то пробормотала, потом опять посмотрела на девочку.
— Ты чья будешь?
Сперанца инстинктивно почувствовала, как надо ответить.
— Я дочка вашего Берто, бабушка. Меня зовут Сперанца. Я вернулась.
Минга замерла с открытым ртом, непроизвольно шевеля отвисшей нижней губой. Потом у нее задрожал подбородок, и эта дрожь, казалось, передалась всему ее телу. Судорожно ловя воздух руками, она попыталась встать.
— Сидите, бабушка. Вам что-нибудь дать?
Старуха схватила руку Сперанцы и крепко, словно когтями, сжала ее своими грязными костлявыми пальцами…
Сперанца почувствовала, что вот-вот не выдержит. От тела старухи исходил острый звериный запах, доводивший ее до тошноты.
Потом решительным жестом Минга вдруг отстранила девочку и повернулась в другую сторону. Сперанца в отчаянии ломала себе руки. Что она могла сделать?
Сорвавшись с места, она побежала в свою каморку и закрыла за собой дверь. Она принялась собирать свои вещи и в каком-то исступлении запихивать их в сумку, решив немедленно уехать. У нее бешено колотилось сердце.
Но скоро она поняла всю нелепость этого решения и, бросившись на постель, разрыдалась. Потом она встала и, все еще плача, начала снова раскладывать свои вещи на стуле и в ящике из-под фруктов.
«Мне бы сюда комод, — думала она между тем. — Рано или поздно его придется купить…»
Она не знала, что много лет назад то же самое думала ее мать и что это желание стоило ей жизни.
Она сняла с балок то, что висело на них, и выбросила все за окно. Вместо занавески она повесила лоскут, оставшийся от покрывала, которое ей купила Марта для конфирмации, а на подоконник поставила стеклянный ларчик с младенцем Иисусом. Наконец в руках у нее оказался нож Микеле.