Откуда я возьму денегъ, Томъ? Не придумаете ли вы, какъ бы намъ вылѣзть изъ этой ямы? Предполагаю, что нѣкоторые, если не всѣ кредиторы, согласятся на уступку; говорятъ, что Лазарь всегда беретъ четвертую часть своего взысканія. Теперь можете оцѣнить всю забавность потѣхи, которую вчера разъигрывалъ я въ судѣ; можете вообразить, какая чепуха выходила изъ моихъ толковъ о дуэли и Ватерлоо въ дѣлѣ о долгахъ! Но зачѣмъ они мнѣ не сказали, по какому дѣлу я призванъ? Зачѣмъ они только повторяли свое смѣшное требованіе «Racontez l'affaire?» — что жь было разсказывать? Съ чего я могъ вздумать и откуда могъ знать объ этомъ Лазарѣ и всѣхъ жидоморахъ? Терзаютъ меня полтора мѣсяца каждый день допросами о дуэли — что жь страннаго, если я помѣшался на одномъ пунктѣ и не могъ толковать ужь ни о чемъ, кромѣ дуэли и огнестрѣльныхъ ранъ? а потомъ, безъ малѣйшаго намека о переходѣ, вводятъ меня въ банкрутскій судъ!

За «непокорство» посадили меня въ тюрьму на три дня, и до истеченія этого срока нѣтъ никакого средства въ бельгійскихъ законахъ склонить ихъ выпустить на свѣтъ арестованнаго Кенни Додда! Такимъ-образомъ приходится мнѣ оставаться здѣсь «питая душу сладкими и горькими мечтами», какъ говорятъ поэты. Впрочемъ, нельзя пожаловаться, чтобъ на это время не достало у меня занятіи. Бумагами, которыя принесъ Желлико, можно нагрузить возъ; кромѣ-того, у меня есть соображенія относительно письма къ мистриссъ Д., которое, предполагаю, изумитъ ее. Думаю коротко, но сильно изобразить ей, въ какомъ положеніи теперь мы и на сколько она причиною, что мы дошли до него! Покажу ей, что ея собственное сумасбродство послужило камертономъ, по которому запѣло все семейство, и что ее одну должно винить во всемъ несчастій. Обѣщая мнѣ столько прекрасныхъ сторонъ въ заграничномъ путешествіи, она забыла одну, что я уподоблюсь Сильвіо Пеллико; но я этого не забуду, Томъ!

Потомъ готовлю особенное письмо для Джемса. Онъ увидитъ, что и на его долю достанется погоревать о нашемъ общемъ разореніи; потому-что хочу написать Викерсу и попросить его опредѣлить Джемса въ какой-нибудь отдаленнѣйшій гарнизонъ, куда-нибудь на Островъ Св. Елены, или еще хуже! Что мнѣ за надобность! Ни капли не стану жалѣть! Въ Гамбіи трудновато будетъ ему задавать ужины по четыре фунта съ персоны, и танцовщицы едва-ли будутъ ему дорого стоить на берегахъ Нигера! Наконецъ я буду грозить возвращеніемъ въ Ирландію… «Только грозить!» скажете вы, «почему же не возвратиться на-самомъ-дѣлѣ?» Не смогу этого сдѣлать, какъ писалъ вамъ прежде. У меня довольно смѣлости на все, что можно сдѣлать однимъ усиліемъ, но не твердости для продолжительной борьбы. Я лучше брошусь съ Тарпейской Скалы, нежели буду спускаться шагъ за шагомъ съ каменистой горы! Мистриссъ Д. очень-хорошо это знаетъ, и какъ скоро я объявлю войну, начинаетъ проводить свои траншеи такъ упорно и приготовляется къ осадѣ съ такою обдуманностью, что я всегда сдаюсь прежде, нежели она поставитъ свою тяжелую артиллерію. Не толкуйте мнѣ пустяковъ о малодушіи, трусости: противъ жены нѣтъ героя! Отъ Ксантиппы, которая била Сократа, до герцогини Мерльборо, пожалуй и до нашего времени, исторія свидѣтельствуетъ это, еслибъ только я захотѣлъ приводить примѣры. Какая надежда на успѣхъ, въ борьбѣ съ существомъ, которое внимательно изучало каждую слабую струну, каждый уязвимый пунктъ вашего характера въ-теченіе, быть можетъ, двадцати лѣтъ? Это все-равно, что боксировать съ вашимъ докторомъ, который знаетъ, куда нанести смертельный для васъ ударъ!

Придумалъ я и другую штучку, Томъ. Скажу мистрисъ Д., что пошлю въ газеты объявленіе о томъ, чтобъ никто не давалъ въ долгъ ни ей, ни ея сыну, ни ея дочерямъ; что семейство Доддовъ поѣхало за границу собственно въ экономическихъ разсчетахъ и не имѣетъ ни претензій на роскошь, ни притязаній быть богатымъ. Если это не испугаетъ ее, то скажите, что я не Кенни Доддъ! Да, я хочу, Томъ, выказать мужество и рѣшительность въ эти три дня, которые проведу подъ замкомъ; вѣдь она не можетъ получить сюда доступа безъ моего согласія — вы понимаете меня!

Не могу собрать мыслей, чтобъ отвѣчать вамъ на вопросы относительно Додсборо; бѣдная голова моя и безъ того трещитъ. Вотъ принесли мнѣ и завтракъ: арестантскую порцію, потому-что, въ своемъ негодованіи, отказался я отъ всякаго другаго кушанья. Не думалъ я, когда, по обязанности ревизора, отвѣдывалъ дома арестантскую пищу, что прійдется мнѣ ѣсть ее съ менѣе испытательною цѣлью!

Долженъ оставить всѣ распоряженія относительно дѣлъ по помѣстью до слѣдующаго письма; но постарайтесь собрать для насъ денегъ. Безъ полюбовной сдѣлки намъ отсюда не выѣхать; а я горю нетерпѣніемъ «въ пустыню удалиться отъ злосчастныхъ здѣшнихъ мѣстъ». Капитанъ Моррисъ какъ-то на-дняхъ говорилъ мнѣ о маленькомъ нѣмецкомъ городкѣ, гдѣ нѣтъ англичанъ и гдѣ телушка чуть не по полушкѣ. Такая дешевизна и уединеніе теперь самое лучшее для насъ. Узнаю имя этого города и скажу вамъ въ слѣдующемъ письмѣ.

Къ слову пришлось. Моррисъ славный малый, лучніе нежели и ожидалъ отъ него; есть въ немъ отчасти педантство, но сердце доброе, а благороденъ, какъ я не знаю-кто. Думаю, что онъ засматривается на Мери Анну; но по нынѣшнему ихъ духу едва-ли будетъ имѣть успѣхъ въ ней. Здѣшніе мнимые графы и бароны напустили имъ въ глаза такой пыли, которая совершенно затмѣваетъ передъ ними нетитулованныхъ людей. Нашъ братъ, сельскій джентльменъ, подлѣ этихъ вертопраховъ все-равно, что вашъ старинный серебряный чайникъ подлѣ блестящей нынѣшней гальванопластической посуды. Оно, конечно, если понадобилось бы подъ той или другой занять презрѣннаго металла, то увидѣлъ бы другую разницу между ними.

Если что еще будетъ съ нами, увѣдомлю въ слѣдующемъ письмѣ. Теперь подписываюсь вашимъ старымъ и преданнымъ другомъ.

Человѣческихъ силъ не достанетъ разсказать, какія муки вытерпѣла я въ послѣдніе два дня; не достанетъ у меня духу написать, какъ и произошло все это! Все семейство потеряло головы; не знаю, что и будетъ изъ насъ; а для меня, женщины, любящей жить со всѣми мирно и тихо, такія огорченія невыносимы!

Часто вы слышали отъ меня замѣчаніе, что еслибъ не характеръ К. Дж., не его необузданная горячность, мы жили бы въ довольствѣ и богатствѣ! Лѣта, говорятъ, поправляютъ всякую бѣду; но я скажу, Молли, что знаю бѣду, которой лѣта не исправляютъ — это, если попадется женщинѣ мужъ съ неукротимымъ характеромъ. Напротивъ, мужья становятся съ лѣтами упрямѣе и неуживчивѣе. Они, кажется, только и думаютъ, чтобы мучить васъ.

Вы знаете о бѣдняжкѣ Джемсѣ, какъ онъ быль раненъ; но вамъ еще не писала я, что онъ эти полтора мѣсяца лежалъ не вставая, что его лечили три доктора, что ему до тридцати-пяти разъ приставляли піявки; не писала, какъ его мучили вновь-придуманными инструментами, и все истребляли «полнокровіе», какъ они говорили; еслибъ не давала ему тайкомъ овсянки съ виномъ, то вѣрно, вѣрно, разстались бы мы съ бѣднымъ Джемсомъ! Это былъ страшный ударъ для насъ, Молли; но пути Провидѣнія неисповѣдимы; намъ должно только покоряться.

И вышло вотъ что. Джемсъ, какъ всякій молодой человѣкъ, тратилъ денегъ нѣсколько-больше, нежели у него было, и зная хорошо характеръ отца, не сталъ просить его, а обратился къ жидамъ. Они, злодѣи, не пожалѣли бѣднаго ребенка, который, въ невинности сердца, не зналъ свѣта и его злобы. Они, вмѣсто денегъ, выдавали ему сумму, на которую писали вексель, всякими вещами, между-прочимъ, голландскими черепицами, плитами для мостовой, мраморными каминами, землемѣрными инструментами, и потомъ онъ долженъ былъ продавать это, чтобъ получить какую-нибудь бездѣлицу. Иныя вещи успѣлъ онъ продать очень-выгодно, особенно мраморный каминъ, а на другихъ много терялъ; такимъ-образомъ скоро у него накопилось много долговъ. Еслибъ не дуэль, говоритъ онъ, то, нужды нѣтъ, онъ могъ бы продолжать; вѣроятно, это значитъ, уплатить долги. Но рана погубила его. Вести его дѣлъ никто не могъ, кромѣ его самого. Совершенно то же было, когда умеръ дѣдъ мой, Морисъ-Линчъ Мэк-Керти, потому-что никто не могъ ничего сдѣлать съ его бумагами: въ нихъ были большія суммы, тысячи и десятки тысячъ фунтовъ; но гдѣ они, что они — мы не могли отъискать.