Вопреки себе, несмотря на то, что не один раз слышала сплетни и похлеще о заброшенном крыле, Амарун задрожала от волнительного страха.
Весь дворец знал, что в заброшенном крыле на призрачной лошади разъезжает принцесса Алусейр. Она всегда появлялась в абсолютной тишине, облаченная в полный доспех, с диким взглядом и окровавленным мечом в руках, свободно проходя через стены, полы, потолки и сквозь попавшихся на пути придворных. Касание ее меча убивало, а прикосновение руки до костей пронзало холодом, оставляя жертву трястись и дрожать на протяжении нескольких дней. Тех, на кого она просто посмотрела, преследовали эти глаза, они постоянно видели их во время бодрствования. Почему...
Амарун почувствовала острую боль под ребрами. Лорд Яркокров заметил, что она отвернулась, и с силой ущипнул девушку. Амарун быстро повернулась к нему — и встретила почти убийственный взгляд.
Она изобразила на лице быстрое молчаливое извинение и прижалась к нему, будто изголодавшаяся распутница, потерлась о бедро. Это вернуло улыбку на лицо лорда, но Амарун обнаружила себя рядом с каким-то старым, хвастливым и толстым купцом в заляпанном вином бархате, который решил, что эта болтовня о Призрачном Регенте просто требует от него внести свои ценные замечания.
— Вам стоило бы помнить, — начал он, — что принцесса Алусейр является так называемым изводящим призраком, и делит эти залы с восставшими-после-смерти придворными, которые нынче бродят там в виде скелетов, дряхлых скелетов и волочащихся ужасов — последние известны в менее утонченных городах, вроде Глубоководья, как «гнилые зомби».
Купец моргнул, губы скривились в преувеличенном презрении к такому вульгарному наименованию, потом махнул пухлой, увешанной кольцами рукой, блестевшей от жира обжаренных в масле креветок, которые он поглощал с неуемной жадностью, и добавил:
— Там есть также несколько упырей, в прошлом дворцовых стражников, и даже призраков меча — останков грешных рыцарей, которые летают повсюду, размахивая черными мечами. Смертельно, просто смертельно опасны.
— И ты видел всех этих страшных духов лично, Острамагрус? — младший лорд Донтард был неприятным, саркастичным мужчиной, и даже дружественные реплики в его устах звучали язвительно. А эта была не слишком дружественной, да и произнесший ее язык уже заплетался от вина.
Толстый купец покраснел.
— И не раз, юный Каскот. Не раз.
Шепот радостного предвкушения раздался среди стоявших неподалеку придворных. Даже Амарун знала, что в таком ответе скрыта насмешка; старший лорд Донтард, отец Каскота, был когда-то знаменитым путешественником, а его сын никогда не удалялся от Сюзейла дальше семейных охотничьих угодий. Обычные спутники Донтарда, лорды Виндстаг и Сорнстерн, громко захихикали и придвинулись ближе, чтобы не пропустить реакции товарища.
Каскот неожиданно усмехнулся.
— Ох, точно подмечено, старик Остра, точно подмечено. Еще остался в тебе задор.
Лицо лорда Брорина Виндстага застыло от разочарования. Крупный и краснолицый, постоянно хвастающийся своей доблестью и успехами на охоте, он явно надеялся на драку, пока рядом был его постоянный подхалим Деласко Сорнстерн.
Келарь быстро всунул полные бокалы драконслейка в руки лордов, а купцу и придворным налил чарсаласского — неплохого вина, которому до драконслейка было, тем не менее, далеко. Лорды надулись от такого признания их статуса.
Яркокрову, казалось, не слишком хочется торчать там, где задиристые молодые соперники могут попробовать отбить у него таинственную спутницу, и он быстро увел Амарун почти к самому краю зала, где в высоких окнах виднелись другие светящиеся окна в зданиях напротив. За этими окнами в большой ветвящейся анфиладе, составляющей королевский двор и с двух сторон закрывавшей дворец от остальной, немытой и суетливой части Сюзейла, трудились придворные, недостаточно высокопоставленные — или те, у кого было слишком много работы, чтоб бездельничать — чтобы их пригласили на Открытый Пир.
В этих окнах Амарун краем глаза увидела висящие на колоннах большие, темные портреты. На одном из портретов была изображена принцесса в маске, увенчанная одной короной и сжимавшая в руке другую, с которой капала кровь, и там был король в покрытой кровью броне, вставший в стременах посреди ужасного поля битвы, чтобы с триумфальным смехом поднять к небесам сияющую чашу.
Волнительные сцены, привлекающие взгляд и будоражащие воображение. Это были Обарскиры, без всяких сомнений, но какие из них и почему этих двоих изобразили именно так?
Она знала, что не посмеет спросить мужчину, к которому прижимается, и который сейчас повел ее на другую сторону зала.
Здесь болтовня оказалась еще интереснее.
— Хо, Марлин! Я знаю, ты тяжело трудишься над чем-то, касающимся нашего общего хобби. Может быть, поделишься с нами?
— Кхе, нет, пока нет, Мелласт. Пока нет. Но ожидание того стоит, ты уж мне поверь.
— ...ах, но это никакие не контрабандисты! Это наша Тихая Тень!
— Тихая Тень? Звучит так, будто это какие-то старушечьи сплетни.
Амарун еле смогла не застыть на месте. Что ж, у всех есть свои секреты...
— Может быть, может быть. Хотите сказать, вы о нем не слышали? Или о ней, если уж на то пошло.
— Милварун такой отсталый, моя дорогая Джалико. От сезона к сезону мы живем без единой весточки о великом Кормире — кроме, разве что, деяний Кримсала. Вот это злодей! Почти как наша знать на востоке!
— Ох, поверьте мне, Кримсал не намного хуже других кормирских лордов. Разве что обычно не скрывает своих намерений. Прямо сейчас он прячется — и неудивительно, если вспомнить убийства и нападения, организованные им прошлой зимой.
— Вот оно что, — посол Милваруна, видимо, прибыл в Сюзейл совсем недавно. Кивнув и улыбнувшись, он поблагодарил слугу за бокал с вином. — И все же, как я понимаю, эта Тень — скорее вор, чем убийца? Как Скульт и Вандарл?
— Значит, вам все же рассказали что-что полезное. Хорошо, хорошо. Но Тихая Тень совсем не похожа на Скульта с Вандарлом. Другими словами, она тоже крадет, да, но «Скул и Ван» — воры по найму, причем хорошие. Их стоит опасаться; наши богатые лорды не могут воспользоваться услугами этой парочки, чтобы те грабили других лордов, поскольку два эти негодяя достаточно умны, чтобы отказываться от подобной работы — но зато могут свободно использовать их для грабежа и запугивания кредиторов неблагородного происхождения или тех, кто лезет выше головы и пытается соревноваться с дворянами в торговых делах. А вот с Тенью дела обстоят иначе. Он одиночка, дерзкий вор, работающий по ночам, похищая драгоценности и монеты из казавшихся неприступными спален и запертых комнат в самых высоких башнях.
— А, понимаю! Так старушки действительно о нем сплетничают!
— В самом деле! Вы прекрасно освоитесь здесь, в Сюзейле.
Грубые твердые пальцы вонзились в локоть Амарун и потащили ее прочь. Лорд Яркокров, похоже, в точности представлял, как долго они могут задержаться возле собеседников, чтобы это не казалось подслушиванием.
Они прошли сквозь взрывы хохота, обогнули пьяного царедворца, шумно изображающего женоподобного сембийского лорда — если бы рядом был хоть один сембиец, не миновать ему вызова на смертельный поединок — миновали группу людей, говорящих на пониженных тонах, почти вплотную друг к другу. Одним из них был смуглый и красивый лорд Ротгар Илланс, молодой человек, о котором Амарун предупреждали. Впрочем, она в любом случае не стала бы делать глупостей, ведь рядом с Иллансом стоял высокий, мускулистый — гора, а не телохранитель — Марлазандр Могучий, постоянно зыркавший по сторонам в поисках неприятностей с выражением холодной угрозы на лице.
Яркокров уверенно подвел Амарун к столу, за который уже уселись некоторые из участников пира. Ее спутник заметно напрягся. Мгновение спустя она поняла, почему.
В зал только что вошел один из высокопоставленных слуг и быстрым шагом направлялся к ним.