Большой рандон упал в своё разодранное кресло перед камином и теперь не спеша снимал защитную маску, всё ещё запутавшуюся в его когтях. Он, должно быть, специально прихватил её, подумала Джейм, чтобы поиграть как с головоломкой, хорошее развлечение для столь повреждённого мозга. Он хмыкнул, увидев её, но не встал. Учитывая состояние его голых ног, она этому не удивилась. С его ногтями на ногах всё обстояло гораздо хуже, чем она предполагала: некоторые из них настолько сильно закрутились вниз, что их острые кончики проткнули толстые, мозолистые подошвы его ног. Как он вообще мог ходить, тем более драться, изумилась она.

С одного края комнаты стоял стол, на котором лежали свежая еда и питьё. Кроме того, в одной из стен она обнаружила маленькую ручку, позволяющую качать наверх воду из бьющих под Старым Тентиром ключей. Она нагрела воды в тазу на огне и, в конце концов, уговорила Медведя погрузить в неё ноги. Вода немедленно стала чёрной от грязи. Несколькими тазами позже, когда пальцы его ног очистились и начали сморщиваться, она вытащила наружу огромную, волосатую ногу, примостила её на своём бедре и начала с трудом вытягивать врезавшийся ноготь наружу из мозолистой ступни. Медведь взбрыкнул и чуть не отправил её в камин. Ей не приходило на ум, что такой большой человек мог так бояться щекотки.

— Что мне действительно нужно, — сказала она ему, поднимаясь, — это кусачки для ногтей, которые используют на псарне. И, может быть, тонкий напильник.

Тем не менее, в данный момент, ей придётся обойтись своим ножом. Она, наконец, вытащила наружу первый коготь, что больше напоминало выдёргивание гвоздя из доски, и подрезала его игольчатое остриё. Другой появился красным на конце, с вяло сочащейся кровью и слабым душком гниения. Кендаров не так-то просто заразить. И всё же, Медведю очень повезло, что он не заработал что-то посерьёзней, чем это. Пока она подрезала смертоносные, переросшие кончики, ей пришло на ум, что, возможно именно это Медведь и пытался сделать, когда они вручили ему Белый Нож. Жизнь в нём была слишком сильна, чтобы оборвать её одним ударом, но никто не должен страдать от постоянно болящих ног. Такая простая вещь — возможно слишком простая для любого другого, кроме ещё одного Аррин-Тари, чтобы её заметить.

— Вот, — сказала она, откидываясь назад на пятках. — В следующий раз я принесу подходящие инструменты и сделаю работу как следует, с твоими руками тоже. Эти ногти всё ещё нуждаются в обработке напильником.

— Д-д-д-д-д…

— Добро?

— Д-д-д-д-д…

— Девушка?

Он склонился вперёд и неловко похлопал её по голове. К несчастью он использовал для этого руку, всё ещё обмотанную торчащей во все стороны проволкой, так что потребовалось некоторое время, чтобы распутать её волосы, не вырывая их с корнем.

Может мне стоит попросить Руту сделать мне новую шапочку, да и перчатки заодно, подумала Джейм, пролезая назад в коридор. Длинные, красивые локоны были всем хороши, но только, если люди не будут продолжать пытаться содрать с неё скальп… и будь она проклята, если согласится на короткую стрижку, как бы сильно ни ворчал по этому поводу Харн.

Вслед за этим последовали ещё занятия с Медведем, не столь драматичные, как первое, но всегда бесценные.

Харн не появлялся, о чём Джейм весьма сожалела. Хотя их ситуации были очень разными, она хотела, чтобы Харн мог увидеть, что Медведь не был чудовищем, так что, распространяя это шире, он мог начать меньше чувствовать монстром и самого себя. Она, безусловно, воспринимала всё это гораздо легче, по крайней мере, эту особенность своей природы шанира, которая была у неё с детства — не то чтобы она высоко ценила то, что её угораздило родиться одним из домашних монстров их бога. Конечно, лучше всё же иметь хоть такое оружие, чем оказаться лицом к лицу с жизнь безоружной. Каким бы ни было её наследство, что важнее, то, что она делает с ним — или оно с ней? Каждый раз, когда её мысли достигали этой точки, она всё ещё чувствовала неопределённость и сомнения. Обладает ли она свободой воли в этих вопросах, или же её кровь прокляла её, чтобы она не делала? Но принять последнее, означало отказаться от ответственности за собственную судьбу, как это сделал Отрава, и посмотрите, куда это его привело.

Во всяком случае, для неё оказалось невозможным общаться с Медведем, не видя его, что так легко получалось с Марком, при схожих обстоятельствах.

И Медведь получил эту ужасную рану, сражаясь в бессмысленной битве, которую вёл ей отец. Если хотите, именно там лежало истинное безумие, выпрыгнувшее из её собственной крови, взращённое в разбитом мире, который эта кровь создала.

Она была уверена, что упражнения оказали бы благотворное влияние на нрав и здоровье Медведя и с радостью устроила бы ему полночные прогулки или спустилась с ним вниз, к одному из бассейнов с горячей водой в зале тлеющего железного дерева, чтобы устроить ему надлежащее мытьё. Однако дверь его комнаты была оснащена замком, который ей так и не удалось вскрыть, возможно потому что это была работа кендар, а Медведь определённо не мог сжаться настолько, чтобы протиснуться через заслонку. По крайней мере, она смогла выстирать и починить его одежду, как только сумела убедить его раздеться — операция, после которой он сжался голым, так глубоко под своей кроватью, как только смог забраться, ярко алый от смущения, вероятно желая, где-то в глубине своего одурманенного мозга, чтобы эта безумная особа Норф, с её фетишем касательно чистой одежды, никогда не появлялась в его жизни.

Жур обычно оставался в наружном коридоре. Через него Джейм иногда ловила намёк на чьё-то позабавленное присутствие снаружи, но когда она выскальзывала через заслонку, чтобы проверить, вокруг не было никого, кроме барса, который порой катал по полу экзотический фрукт или нового игрушечного солдатика для Медведя.

Дни разгара лета миновали. Джейм провела их, разрываясь между уроками и обязанностями по казарме, жеребёнком раторном и кобылой винохир, Медведем и всё меняющемся набором серых шарфов главных рандонов, которые, похоже, всегда оказывались рядом, наблюдая, в самые худшие, из всех возможных, моменты.

Хорошей стороной было то, что Бел-Тайри быстро поправлялась.

— Она скоро будет годной для верховой езды, — сказал мастер-лошадник, бросив на Джейм косой взгляд.

Однако, Джейм не имела ни малейшего представления о том, позволит ли Бел подобную вольность. Насколько она могла понять, Бел всё ещё была связана с её прабабушкой или, по крайней мере, с кровью, которая привязала душу Кинци к её посмертному знамени. Смерть оказалась, как минимум, не менее сложной, чем жизнь.

Жеребёнок продолжал бегать диким и необузданным. Однако, при наличии Бел в качестве компании, он больше не беспокоил вернувшийся на старое место табун, так что, за исключением случайных свидетелей, только Джейм и мастер-лошадник знали, что он всё ещё крутится поблизости. Порой мастер притаскивал сбрую и корды, но в тех, крайне редких, случаях, когда жеребёнок позволял всё это на себя надеть, то делал это только ради удовольствия разорвать упряжь на части. Понятное дело, что обычные тренировки для него даже не обсуждались.

— Ладно, — со вздохом сказал мастер, наблюдая как жеребенок гарцует, сбрасывая прочь разорванные кожаные полосы и истрёпанную верёвку. — Я что-нибудь придумаю.

Джейм очень на это надеялась. У неё было странное чувство, что они никогда не будут полностью самодостаточны друг без друга, но как она сможет ездить верхом на подобном создании, если она всё ещё едва могла удержаться на тихой и спокойной лошади с урока верховой езды? Забудь про удила с уздечкой. Как и с винохир, она чувствовала, что жеребёнок не собирался никому подчиняться. Недоузок, быть может, ради создания внешней видимости. Хотя самое меньшее, что ей потребуется это седло с тугой подпругой и стремена.

Кроме того, он был молод, также как и она. У них было время.