Горгулий оказалось семь. Стражи Башни Холода окружили невиданный корабль, но не спешили рваться в ближний бой, предпочитая обстреливать его с расстояния. Но, к их большому удивлению, друзьям это было только на руку. Вращающиеся орудия, стреляющие начиненными магией снарядами отлично подходили для боя с этими созданиями с твердой, как камень, чешуей, с трудом поддающейся простому оружию. Эйлин и Ниваль перебегали от одной катапульты к другой, а верная Мышь подавала огненные снаряды. Огонь действовал на морозных горгулий, как теплый нож на масло. Обгорая, змеи корчились в воздухе, издавая пронзительные, оглушающие крики, но не желали так просто сдаваться. Корабль почти не сбавлял хода, вся битва происходила на лету. Вальпургий виртуозно управлял сложной рулевой системой, заставляя воздушное судно лавировать так, что приходилось удерживаться за прибитые всюду скобы, чтобы не упасть и не свалиться за борт. Но вот одна из горгулий оказалась сзади и приготовилась атаковать его.

— Малый ход! — Проорал ящер, кинулся к стойке с оружием и выхватил две тяжелые абордажные сабли. — Сейчас ты у меня получишь, червяк!

Мышь немедленно пришла на помощь своему капитану, увеличившись в размерах и ощерившись лезвиями. Вальпургий, уклоняясь от удара когтистой лапы змея, перекатился вбок и, увидев прикрывшую его преображенную Мышь, прохрипел:

— Повышаю до матроса, укуси меня акула!

Вскоре изрубленное тело твари полетело за борт, сброшенное с мышиных лезвий. Раненный в плечо, Вальпургий стоял на палубе, полусогнувшись и опираясь на мачту. Вдруг он увидел, как оставшаяся позади, последняя из подбитых горгулий, неровно трепыхаясь в воздухе на обожженных крыльях, генерирует морозный заряд. Не успевая к рулю, он закричал:

— Лео! Правый борт, табаааань!

— Чего?!

— Полный назад, фунт сала тебе в печенку!

Горгулья успела бросить морозный шар до того, как Эйлин послала в нее добивший ее снаряд. Лео не успел завершить маневр, и удар пришелся по двигателям, намертво заморозив три из них. Корабль вздрогнул и резко пошел вниз и вправо. Эйлин едва не вылетела за борт, успев вовремя схватиться за рукав Ниваля, распластавшегося на фальшборте, цепляясь за скобу до боли в пальцах. Их рубки послышались ругательства гнома, которого сильно тряхануло и ударило об стенку. Казалось, судно потеряло управление, но Вальпургий уже был у руля и, действуя одной здоровой рукой, прилагал все силы, чтобы выровнять корабль.

— Левый, левый глуши! — Заорал он.

Когда Лео понял, что к чему, и, добравшись до рычагов, заглушил три левых двигателя, корабль пошел ровнее, но потеря двигателей сказалась на его скорости и высоте полета.

— Легко отделались, — заметил гном, обрабатывая рану Вальпургия.

— А что с машиной? — Спросила Эйлин.

Вальпургий пожал плечами.

— Попробуем разморозить.

Сунув за пазуху меховой жилетки один из огненных зарядов, он прыгнул на перила фальшборта и ловко свесился вниз, цепляясь здоровой рукой, ногами и хвостом.

— С ума сошел! — Закричала Эйлин. — Это же огонь! Он повредит корабль!

— Не, не повредит, — заверил ее Лео. — Специальная пропитка моего изобретения. Лучше любой защитной магии. Заметь, магия иссякает по мере расходования. А этим составом достаточно пропитать дерево один раз, а потом наносить каждые полгода специальный лак на его основе. И ему никакой огонь не страшен, даже магический.

— Да ты что! Негорящее дерево, доступное любому смертному? Да ты должен был уже озолотиться.

Ниваль усмехнулся.

— Уж не из-за этого ли изобретения тебе пришлось бежать из Термиша?

Лео посмотрел на него с подозрением.

— А ты хорошо осведомлен.

— Я просто догадливый.

— Но почему? — Изумилась Эйлин.

— А ты подумай. Негорящее дерево — это то же, что и небьющееся стекло. Звучит красиво, но на самом деле никому не нужно. Приходил ко мне один такой чудотворец, мечтал осчастливить Невервинтер небьющимся алхимическим стеклом. Я-то, глядя на него, сразу понял, что это один из тех гениев, — он покосился на Лео, — которые мечтают получить нахаляву лабораторию и средства на свои исследования, а когда придет пора отчитываться — только их и видели. Отпустил я его с миром и посоветовал поменьше болтать о своем изобретении. Но он оказался дураком, пошел прямиком в гильдию стекольщиков, меня там каким-то мракобесом выставил. Его приняли, как родного. А через неделю нашли на заднем дворе Лунной Маски со следами насильственной и весьма неприятной смерти.

— И что?

— А то, что сработано было нарочито грубо. Хотели выдать за пьяный дебош или ссору из-за девки. Но Офала божилась, что ничего подобного в ее заведении случиться не могло, да и верно — публика там не такая. Были еще кое-какие признаки, указывающие на профессионала, хотя и не самого лучшего. У капитана Брелейны тогда то ли личная жизнь не задалась, то ли дни были неудачные — она решила это дело раскрутить. В результате, человек, на которого она вышла, странным образом умер в тюрьме в ночь перед допросом. Вот так-то. А если бы милая капитан Брелейна перестала задирать нос и послушала меня, я бы посоветовал ей по-тихому вменить этому парню убийство по пьяной лавочке и отправить на 15 лет на рудники. И репутация городской стражи была бы заоблачной, и дорогу бы никому не перешла, и фактический убийца понес бы наказание.

Эйлин подавленно молчала. Хотелось возразить Нивалю, но, по сути, возражать-то было нечего. Бороться с сильными мира сего у стражи руки всегда были коротки.

— Дело не только в этом, — нарушил молчание гном. — В мой состав входят редкие ингредиенты, которые невозможно получать в промышленных масштабах, не ввязавшись в территориальный конфликт. А я не люблю конфликтов. Я предпочитаю нейтралитет.

— Ага, нейтралитет — это такой хитрый зверек, который любит кормиться у государственной груди и прячется в кусты, когда запахнет жаренным.

— Послушай, Ниваль, хватит, — обозлилась Эйлин. — Хватит этой политики, что на тебя нашло?

Ниваль поднял руки вверх.

— Не думай, что я сдаюсь. Но так и быть, заткнусь, чтоб тебя не злить.

— И это правильно, а то болтаете, болтаете о чем-то, — вставил уже вернувшийся Вальпургий. — Надо прибавить ходу, чтобы успеть до ночи.

— Я думаю, наш отряд уже перешел через горы.

— Какой отряд? — Поинтересовалась Эйлин.

— О, вы же не знаете! — Просиял гном. — Угадайте, кого я встретил в Скрытом Лесу?

— Жаль, что не свирепого барсука-гномоеда, — отозвался Ниваль.

Лео радостно замотал головой.

— Нет, не его. А моего старого друга Гробнара! Он совсем не изменился, как будто вчера расстались, я даже побить его хотел!

— Что?! — Одновременно перебили его Эйлин и Ниваль.

Они переглянулись. Эйлин села на корточки и заглянула Лео в глаза.

— Ты видел Гробнара?

— И не только видел, а говорил с ним, обнимал его, трепал его по шее…

— А, — Эйлин сглотнула, почувствовав, как начинает колотиться сердце и кровь отливает от лица, — а… с ним был еще кто-нибудь?

— Да, с ним была очень странная компания. Целая толпа кентавров — никогда столько сразу не видел. Они сказали, что знают вас. Еще ваши друзья — Касавир, Келгар и Нишка. Она стащила у меня два чертежа, но Касавир пристыдил ее, и она их вернула…

Эйлин уже не слушала его. Ноги стали ватными, на глаза навернулись слезы. С каждым ударом сердца в ней билось радостное: «Жив! Жив! Жив! Здесь, рядом! Я скоро увижу его!» Она повернулась к Нивалю. Поняв ее состояние, он подал ей руку и помог подняться. Он смотрел на нее, обнимая за плечи, и его смеющиеся глаза говорили: «Вот видишь, я же знал, что все будет хорошо».

— Он жив. Они все живы, — выдохнула она.

— Теперь ты довольна? — Прошептал Ниваль.

Эйлин моргнула и вытерла кулаком слезинки.

Быстро стемнело. Молодая луна висела в небе больше для красоты, чем для света. Вальпургий повесил на крючковатый суставной выступ драконьего крыла свой «счастливый» фонарь — все, что у него осталось от старой лодки. Он освещал палубу теплым дрожащим оранжевым светом. В этом было что-то сказочное — маленькое пятнышко жизни и мерцающего света посреди тихой, гнетущей пустоты. Маленький, будто игрушечный кораблик, ныряющий в темных облаках — как искорка надежды. На открытой палубе стало холоднее, но Эйлин не хотелось идти в каюту. Спрятав пальцы в рукава и закутавшись в тулуп, обхватив себя руками, она вглядывалась в темноту. «Где-то там Касавир. Он ждет меня». От этой мысли ей становилось теплее. Вдруг она увидела крохотные огоньки вдали, примерно на половине пути между кораблем и чуть тронутыми синеватым светом луны заснеженными горами. Она побежала к Вальпургию на рулевой мостик.