Но и яростью берсерка он после этого наслаждался недолго. Однажды решившись предпочесть вечную жизнь славной смерти и заложив за это свою душу Вепря, он уже не мог отрешиться в пылу битвы от всего земного. И сама битва перестала вызывать восторг и будоражить нервы. Его жизнь воина превратилась в охоту за трофеями, и — о, да! — он в этом преуспел, как никто, и покрыл себя вечной славой. Впрочем, не всякая добыча была заработана им в честном бою. Тот, кто воюет только ради трофея, готов идти на все, чтобы его заполучить. Так и жил он в выстроенной для него крепости за пределами Скрытого Леса — обретая счастье и покой лишь в своем Зале Славы, где на почетном месте висел его главный кровавый трофей — шкура Серебристого Медведя, убившего великого воина Ральфа Стурлусона из клана Вепрей.

Озверевший Ральф снова и снова пытался достать паладина или нарисовать руну, но тот с легкостью предупреждал каждое его движение, а сияющие белые глаза не давали ему покоя, словно жгли изнутри. Наконец, опрокинув Ральфа на снег и надавив сверху коленом, паладин, прожигая его взглядом, занес кулак и произнес:

— Выбирай.

И в спокойном и уверенном голосе его почудился Ральфу глас богов. Но внять ему он уже не мог, потому что жажда жизни, за которую было отдано так много, оказалась сильнее. Он в исступлении пытался вырваться, но паладин пригвоздил его коленом и обрушил на него страшный удар кулака, разрывающий внутренности и останавливающий сердце.

Тяжело дыша, Касавир оставил бездыханное тело Ральфа и сел рядом на снег. Огонь в его глазах затухал, вновь сгущая тьму, в которой уже можно было различить неясные тени. Он был обессилен испытанием Тира. В голове шумело, сознание ускользало, навалилась слабость. Ничего не слыша вокруг, он едва гнущимися пальцами машинально откинул клапан поясной сумки и нащупал пузырек с восстанавливающим зельем.

Эйлин уже бежала к нему, едва держа равновесие на утоптанном снегу. Запнулась о камень, упала, ударилась коленом. Ниваль, почуяв, что Касавиру может понадобиться поддержка, сделал несколько шагов к нему, и тут его внимание привлекло кое-что, скрывавшееся за одним из валунов на краю арены. Это была крестовина арбалета с натягивающейся тетивой. «Откуда тут взялся арбалетчик? Сола не могла упустить. Значит, пробрался незамеченным из атакованного лагеря. Орки мстительны, за своих готовы до пятого колена вырезать». До выстрела оставалась пара секунд, и Ниваль осознал, что никто, кроме него, ничего не сможет сделать. Касавир не в себе, шатается и пьет зелье, Эйлин далеко и не видит. Собственно, Ральф убит, меч отвоеван, так что… какое ему дело? И не возникло никаких мыслей типа «Боги! Он не должен умереть! Она не переживет!». Просто молнией сверкнуло в голове досадливое «Ёпппп!», и, словно им управлял кто-то чужой, Ниваль обнаружил себя что-то кричащим и летящим к паладину, чтобы хоть попытаться оттолкнуть его.

Подоспевший Разбойник, увидев притаившегося арбалетчика, камнем кинулся вниз. Один удар железного клюва — и орк потерял сознание. Но нажать спусковой крючок арбалета он успел. Стрела совсем немного отклонилась от заданного пути, и в Касавира не попала.

«Ну, сестренка, удружила!» Тупой, перебивающий дыхание удар, скрежет пробиваемой болтом кольчуги, едва слышный хруст ломающегося ребра. Он не сразу понял, что произошло. Как будто с разбегу на что-то напоролся. Так — всего лишь кусок железа в палец толщиной. И каждый выдох отзывался разрывающей болью в груди и каким-то противным похрустыванием. Во рту появился привкус крови.

Противно. Противно, холодно и глупо. Герой хренов.

Эйлин. Чего уж теперь слезы лить. Лучше не трогай, больно. О, вот и белоглазый паладин подполз… Нащупывает пульс, прикладывает руку к тому месту, куда вошел болт. Пытается остановить кровь. Да ладно вам, лучше обнимитесь и поцелуйтесь, голубки… А вот и Сола пришла. Бледная такая, и губы дрожат. Шепчет что-то. Можно прочесть по губам. «Зачем ты так, пупсик, зачем?» Зачем, зачем… Сама подумай, если бы сейчас на моем месте лежал этот счастливчик, я бы уже не смог с чистой совестью сдать ее с рук на руки, верно? Пусть он теперь с ней мучается… Плохо дело, паладин? Хмуришься, трешь больные глаза, качаешь головой. Знаю, плохо. Такая вот получилась импровизация… Я же мастер. Король импровизации… На сей раз, король, кажется, переиграл… И умер…

Наконец, закончилась эта болезненная тряска. Тепло… Может, я уже в цитадели Хелма? Неплохо было бы. Это опять ты? Слушай, хватит издеваться, и так из-за тебя умер. Дай хоть отойти спокойно… Эй, ты что, раздевать меня собрался? Только не ты! Тебе все равно, а я впечатлительный. Пусть лучше это сделает вон та, черненькая девушка. Или хотя бы вот эта, рыженькая… Нет, лучше черненькая. Она посимпатичннее и не ревет белугой.

Вечером Эйлин сидела у шатра, куда поместили Ниваля, смотря в одну точку и потирая пальцами ноющие виски. Она очень устала за этот день. Насколько ее маленькой армии было легко разгромить почти две сотни хобгоблинов, рассчитывавших на поддержку Грангора, настолько ей было трудно отразить нападение оставшихся орков и тридцати наемников Ральфа, среди которых были те, кто владел рунной магией. Погибла амазонка и двое эльфов. Они приняли первый удар. Были убитые среди кентавров, в том числе и их лекарь. Было много раненых, которыми приходилось заниматься Касавиру, Соле, Лео, эльфам-следопытам — в общем, всем тем, кто хоть что-то понимал в лечении, снадобьях и зельях. Амадей еще не совсем оправился, поэтому Эйлин, как бы ей ни хотелось быть с Касавиром и Нивалем, пришлось взять на себя командование лагерем, лишь один раз на минутку забежав проведать их. Им предстояло провести здесь несколько дней, пока Ниваля нельзя тревожить.

Убитых пришлось похоронить здесь же. Подавляя слезы и не обращая внимания на боль в растрескавшихся губах, Эйлин, преклонив колена, спела погребальную песнь и поблагодарила их за верность и мужество.

А потом — началась работа, от которой она совсем отвыкла за последнее время. Разделить оставшихся в строю на отряды, распределить патрули, обнести лагерь баррикадами, выставить охрану. Да, все это необходимо было сделать, несмотря на одержанную победу. Ведь стоит какому-нибудь крупному магу умереть, весть об этом каким-то образом мгновенно распространяется среди его коллег, и находится масса желающих навестить его пустующую башню. Теперь добраться до нее стало значительно легче. И не только магам, но и тварям, обитающим в Скрытом Лесу, и мародерам, которые умудряются, словно по волшебству, появляться в самых диких местах, стоит там запахнуть добычей. Ослабленный нападением и набитый трофеями лагерь мог стать приманкой для всей этой публики. Вот так и получилось, что Эйлин до вечера даже толком не поела, и думать о судьбе Ниваля ей было некогда. А теперь она просто сидела и ждала, изредка вытирая слезы.

Она быстро встала, увидев вышедшего из шатра Касавира и с надеждой заглянула в его болезненно прищуренные на свету глаза. Они уже могли видеть на близком расстоянии, но выглядели еще очень нездоровыми, выцветшими, в красных прожилках.

— Ну что, как он?

Касавир покачал головой.

— Не могу пока сказать. Легкое разорвано, но рана расположена довольно удачно, вдали от крупных бронхов и сосудов. Так что, шанс есть.

— А почему ты не можешь просто заживить его заклинанием?

— Легочную ткань так быстро заживить невозможно. Поэтому, нужно постоянно отсасывать скапливающуюся кровь и… — он потер глаза и устало выдохнул, — слушай, этот ваш Лео, изобретатель, он что-то говорил о кислородных сферах — значит, он может получать чистый кислород. Как ты думаешь, он сможет быстро придумать безопасную систему для его подачи в легкие?

— Он все может! — Горячо заверила его Эйлин. Она и в самом деле в это верила, особенно сейчас. — Что-то еще?

— У меня не хватит лекарств, нужны сильные антибиотики, сердечные средства. Я слышал, в Башне есть алхимическая оранжерея.