— Что вы сказали?

— «Дельта-687». Самый удобный рейс. Завтра утром, в десять.

— О! А я думала, вы…

Уиггинс трогается с места и смотрит на меня.

— Что?

— Ничего.

Смотрю на быстро меняющийся пейзаж за окном — горы, буйная зелень, крошечные домики, грязные проселочные дороги. Мне кажется, я буду скучать по всему этого. Буду скучать по Коста-Рике.

Завтра двадцать второе июня. Завтра поеду домой.

Прохладный день на побережье в преддверии шторма. Всего три часа, но уже темно, как вечером. Надвигается ураган «Берта», и мама отправила нас с Аннабель в магазин. Тележка наполнена бутылками с питьевой водой, жестянками с супом и консервированным тунцом. Плюс два новых фонарика и десяток батареек. С полок сметено все, подходы к кассе забиты перепуганными покупателями. Очередь тянется через весь магазин. Парень впереди, чья тележка нагружена упаковками лапши, пивом, несколькими роликами скотча и коробкой свечей, оборачивается и улыбается мне. У него короткие темные волосы. Футболка с эмблемой Университета Аризоны.

— Волнуешься? — спрашивает он.

— Почему?

— Из-за урагана.

Аннабель таращит глаза и дергает меня за руку. Жму плечами.

— В общем, нет.

— Это мой первый ураган, — говорит парень. — Я лишь недавно сюда переехал.

И пялится на мои ноги. Он уже достаточно взрослый, и ему не следует так смотреть.

— Может, посоветуете что-нибудь?

— Доски, — говорю. — Скотч не поможет.

Новичок явно не понимает.

— Доски на окна, — вмешивается Аннабель, и ее тон подразумевает, что перед нами самый тупой человек в мире.

— Нужно забить окна фанерой, — объясняю. — Скотча хватит ненадолго.

«Самый тупой человек в мире» переминается с ноги на ногу; футболка слегка задирается, и делаются видны темные волосы у него на животе. Случайный знакомый перехватывает мой взгляд и ухмыляется.

— Что-нибудь еще?

По моему лицу течет пот, но я не обращаю на это внимания. Игра мне нравится. Вытаскиваю из его тележки свечи.

— Ты решил устроить романтический ужин?

Он моргает.

— А ты набиваешься на приглашение?

— Приглашаешь?

Аннабель скрещивает руки на груди.

— Ради Бога… — цедит сестра.

— Нет, я серьезно, — настаивает парень, наклоняясь ко мне. — В чем проблема со свечами?

— Ураган — это не пикник. Вам нужны специальные лампы и фонарики. — Бросаю свечи обратно в тележку и указываю на единственную бутылку с водой. — И запаситесь питьем, если не хотите хлебать из соседского бассейна. В последний раз водопровод не работал девять дней.

Очередь движется. Парень бедром подталкивает тележку вперед.

— Короче, я совершенно не готов. И мне нужен персональный консультант по ураганам.

— А сколько будешь платить?

— Договоримся. — Он кладет теплую ладонь на мое плечо, просовывая палец под бретельку топика.

— Господи, — ворчит Аннабель. — Она же несовершеннолетняя.

— Не обращай внимания на мою сестру, — говорю.

Через несколько минут сосед по очереди помогает мне загрузить пакеты с продуктами в багажник. Аннабель стоит в стороне, со скрещенными на груди руками, и смотрит на нас. Над парковкой тревожно кружат птицы; светофор на Хиллкрест-роуд мотается туда-сюда на ветру. Когда покупки убраны, парень захлопывает дверцу и протягивает руку:

— Рамон.

— Эбигейл.

Он на несколько секунд задерживает мою ладонь в своей.

— Итак. Если я попрошу у тебя номер телефона, меня не отправят за решетку?

Аннабель хватается за живот, корчится в притворной агонии и делает вид, будто ее тошнит.

— А почему бы тебе самому не дать телефон?

Если он позвонит, на вопросы родителей ответить будет нелегко.

Новый знакомый лезет в задний карман джинсов, достает кожаный бумажник и протягивает визитку. Надпись на ней гласит «Рамон Гуттиэрес. Художественная фотография». Прячу визитку в карман и открываю дверцу.

— Лезь в машину, — приказываю Аннабель, уже готовой сорваться с места и надавать Рамону пинков.

Сестра делает непристойный жест и говорит:

— Совращение несовершеннолетних, вот как это называется.

Рамон не обращает на нее внимания. Ждет, пока она не сядет в машину, потом принимается оттирать носком ботинка масляное пятно с асфальта, после чего негромко спрашивает:

— Ты позвонишь?

— Да.

Я не понимала тогда, что это начало чего-то важного; один выбор ведет к другому, и так далее; отдельное взятое и на первый взгляд ничего не значащее решение способно перевернуть все. Тогда я не знала, что эта минута изменила течение моей жизни и на протяжении пятнадцати лет после гибели Рамона мне предстоит искать человека, который будет любить меня так же сильно. Только теперь я понимаю — эти поиски привели к Джейку и Эмме.

Нельзя войти дважды в одну и ту же воду, сказал Гераклит. Река не остается прежней. Все в мире находится в процессе постоянного движения. Все меняется. Ничто не стоит на месте.

Как только секунда проходит — она утрачена. Каждый раз, когда ты делаешь выбор, — это навсегда. Но я хочу вступить снова в ту же реку. Хочу остановить время.

«Повидаться». Вот как Джейк это называет. Он говорит со мной по телефону, и на другом конце провода слышен шум: телевизор, лязг посуды, голос Эммы.

— Я подумала, может быть, надо ее куда-нибудь свозить, — говорю. — Например, в магазин за покупками или в зоопарк.

После возвращения из Коста-Рики, на протяжении вот уже двух недель, стараюсь видеться с Болфаурами каждый день. Дважды ужинала у Джейка. Эмма молча ела, пока мы натянуто беседовали о работе. До меня доходит — точно так же мои родители разговаривали после того, как окончательно поругались, тогда связь между ними уже утратилась и осталось одно притворство. Когда я была у Джейка в последний раз, он вышел проводить и постоянно оборачивался, как будто Эмма могла в любую секунду выскользнуть из дома через приоткрытую дверь.

Мы стояли возле машины, где-то по соседству громко играла музыка — наверное, старшеклассники в отсутствие родителей устроили вечеринку. В тумане мерцали уличные огни. Я поплотнее запахнула куртку, подошла к Джейку и прижалась к его груди.

— Я скучаю по тебе.

Он не ответил.

— Может быть, начнем все сначала?

Долгая пауза. На мгновение во мне вспыхнула надежда.

— Эбби…

И все. Он произнес мое имя с мукой и смирением. Я села в машину и уехала.

Это было пять дней назад. А теперь пытаюсь говорить бодрым голосом, словно добрая знакомая, которая, как обычно, хочет погулять с его дочерью.

Пауза. Джейк, судя по всему, идет с трубкой туда, где Эмма наш разговор не услышит.

— Ты хочешь с ней повидаться?

— Тебя тоже приглашаю, разумеется. — На плите у меня горит яичница, несусь на кухню, выключаю конфорку, выбрасываю обуглившуюся яичницу в мусорное ведро и распахиваю окно.

— У тебя все в порядке? — уточняет Джейк.

— Да. Небольшая неприятность на кухне.

Тут же жалею, что призналась. Каждая оплошность — очередное подтверждение моей рассеянности и безответственности, каждая ошибка пополняет собой длинный список доказательств того, что Эмме нечего делать в моем обществе.

Слышу, как Джейк расхаживает туда-сюда.

— И когда ты хочешь с ней увидеться?

— Может быть, в выходные? Если тебе удобно.

— Хорошо.

В назначенный день трачу два часа на подготовку. Четырежды переодеваюсь. Сначала делаю высокую прическу, потом распускаю волосы, затем снова поднимаю их наверх. Звоню Аннабель, которая должна родить примерно через неделю. В среду лечу к ней и пробуду там до рождения ребенка.

— Помоги. Я просто с ума схожу. Уже перепробовала три различных оттенка помады.

— Успокойся, — советует сестра. — Это не конкурс «Мисс Америка». Всего лишь поход в зоопарк.

Зоопарк. Думаю не о тиграх и жирафах, змеях и пингвинах. Думаю о том, какова его площадь и сколько там укромных уголков, сколько опасных мест.