— А, ну ладно. Я нарисую вам карту. Взамен пообещайте, что вставите меня в свой путеводитель.

— Договорились.

— И не просто назовете имя, я хочу видеть в книжке свое фото.

— Никаких проблем.

Дуайт вытаскивает из-за уха карандаш и начинает чертить карту на обороте меню. Он начинает с Карибского побережья.

— Здесь у нас Плайя-Бонита, а южнее — Каита. Отличные пляжи. А если в эту сторону, то самое лучшее место для серфинга — Сальса-Брава. Самые высокие волны во всей Коста-Рике. Вы знаете, что означает «Сальса-Брава»?

Отрицательно качаю головой.

— «Бешеный соус», если перевести дословно. Поэзия, блин. Единственный способ понять это изнутри — покататься там. Потрясающий коралловый риф, лучшая «труба» в мире. Любите поэзию?

— Конечно, люблю.

— Так и думал, — провозглашает Дуайт, придвигаясь ближе. — Мне всегда нравились женщины поэтического склада. Послушайте, а сколько вам лет?

— Отвяжись, — говорит Сами. — Она замужем.

— Не ври, — кивает на мою левую руку бармен. — Если замужем, то где кольцо?

— Оставила дома. От жары распухают пальцы.

— Тогда ладно…

Не знаю, поверил ли он мне, но Дуайт снова переводит взгляд на карту и продолжает рисовать.

— Честно говоря, сейчас там почти нечего делать. Пик сезона на Карибском побережье — с февраля по апрель. А летом все, кто хоть немного смыслит в досках, едут на запад.

Делает на карте пометки зеленым фломастером.

— Самое классное место — Оллис-Пойнт. Названо в честь Оливера Норта[16]. Когда-то там был секретный аэродром. С него отправляли оружие повстанцам в Никарагуа. На машине туда не добраться, придется идти пешком. Вот здесь, на юге, по направлению к Панаме, у нас Матапало. Волны размером с дом, постоянный западный ветер. Потом Плайя-Павонес, одно из самых лучших мест на планете. Если подняться выше по побережью, попадете в Доминикаль. Там довольно тихо и удобный берег. Потом Плайя-Эспадилья, прямо у входа в национальный парк Мануэль-Антонио. Уйма туристов, можно заниматься чем вздумается, но когда в бухте начнется серьезное волнение — у вас душа в пятки уйдет. Вот здесь, на севере, тоже… — Дуайт ведет ручкой вверх по карте, отмечая Куэпос, Рока-Лока, Пуэрто-Кальдера.

— А мы с вами, миссис Эбигейл, вот здесь. — Бармен подмигивает, как будто состоит со мной в тайном сговоре, и рисует большое сердечко в том месте, где находится Эрмоса — посредине между Куэпосом и Пунтаренасом. — А вот тут — Бока-Барранка, где чайникам нечего делать.

— Кому?

— Ну, всем этим людям, которые занимаются серфингом по выходным и не относятся к спорту серьезно… Бока-Барранка находится в устье реки, примерно в ста километрах на северо-запад от Сан-Хосе. Очень популярное место среди профессиональных серфингистов, в удачный день можно пролететь на волне полмили. А еще там проводятся самые давние из всех соревнований по катанию на длинных досках.

— Когда?

— В июне. Съезжаются все серфингисты, которые хоть что-то собой представляют.

— Спасибо, — говорю. — Очень помогли.

— Не стоит благодарности. А еще вы наверняка захотите посетить Тамариндо — это здесь, на севере. Как раз для новичков. Город битком набит серфингистами со всего света, но качество жизни значительно выше среднего. В Тамариндо уйма спортивных залов, ресторанов, музеев, ну и так далее. Есть даже книжный магазин. А если вдруг захотите персональный тур по Эрмосе, обращайтесь ко мне. — Дуайт записывает вверху листа номер телефона и протягивает карту.

— Запомню.

— И дайте мне знать, когда разведетесь, моя прелесть.

— Обязательно. — Я встаю.

— Погодите, а фотографии?

— Конечно. Встаньте у стойки и улыбнитесь.

Дуайт вздымает в воздух шейкер для коктейлей и озаряет бар лучезарной улыбкой.

— Великолепно, — для правдоподобия трижды щелкаю затвором объектива.

День двести тридцать седьмой. Захожу в интернет-кафе и трачу несколько минут, отвечая на письма. Известие от Нелл — счета оплачены, и все в порядке. Она хочет знать, когда я вернусь. Ник снова в Хельсинки. «Видел в часовом магазине девушку, которая напомнила мне тебя. Я оставил Уиггинсу сообщение». Почти сразу же от него приходит второе письмо: «Скучаю по тебе, это странно?»

Два письма от Аннабель. «Я растолстела, — пишет в первом из них, трехдневной давности. — Посмотри фото». На снимке сестра стоит в профиль, живот только-только начинает выдаваться. Каштановые волосы острижены короче, чем были, лицо слегка пополнело. Аннабель — из тех женщин, которых беременность красит. Они буквально начинают лучиться.

Второе письмо совсем краткое. «Как дела?»

«Пока рано судить», — отвечаю.

От Джейка ни одной весточки, хотя я писала ему трижды.

На следующее утро снимаю немного денег со счета, сажусь на десятичасовой автобус и еду в Бока-Барранка. Серфингист-американец, которого я уже видела в Эрмосе, едет тем же маршрутом. Парня зовут Дуг, он изучает историю Америки в колледже и сейчас на каникулах. Собирается навестить приятелей в Хако. С собой у него ничего, кроме небольшой сумки.

— А где доска? — интересуюсь.

— Доску трудно возить в автобусе. Просто беру напрокат, непосредственно на месте, А вы чем занимаетесь?

— Составляю путеводитель. А еще — ищу доску работы Билли Розботтома.

— Розботтома? Зачем? — удивленно спрашивает Дуг.

— Хочу сделать брату подарок. Цена роли не играет. Не видел ничего подобного?

— Хотел бы я!..

— Если увидишь, напиши, — протягиваю самодельную визитку, на которой значится мой электронный адрес. Надпись гласит: «Ищу Билли Розботтома. Вознаграждение гарантируется».

В Хако Дуг жмет мне руку и желает удачи. Остаюсь в автобусе; в компании семейства из Пуэрто-Рико, двух немцев и мальчика с бумажным пакетом, полным жевательной резинки. Мне кажется, он слишком мал, чтобы путешествовать в одиночку.

Примерно в получасе езды к северу от Хако пересекаем мост через широкую коричневую реку. Водитель останавливается на противоположной стороне.

— Сделайте фото! — Он открывает двери. — Отсюда красивый вид!

Выбираюсь из автобуса вслед за пуэрториканцами. Мальчик с жевательной резинкой спит, не обращая внимания на шум. Стою на мосту и смотрю на мутную воду в пятидесяти футах внизу. Вверх по течению неторопливо плывут шесть громадных аллигаторов. Еще четыре греются на солнце, лежа на берегу.

Туристы фотографируют, и я следую их примеру. Щелкая затвором, отдаю себе отчет, что это первые фотографии со дня исчезновения Эммы, которые не имеют ничего общего с поисками или работой. Фотографирую интересную сцену без всякой сторонней подоплеки. Интересно, какими получатся снимки после проявки? Грязно-зеленые аллигаторы почти скрыты под водой, от их угловатых тел веером разбегаются волны. Солнце слишком яркое; было бы лучше сделать эту фотографию на закате, при мягком свете, озаряющем тинистые воды.

Еще через два часа въезжаем в Пунтаренас. По обеим сторонам дороги, прилепившись друг к другу, стоят хижины. Илистая река вливается в океан. Останавливаемся перед приземистым и как будто необитаемым мотелем. Без всяких проблем снимаю номер, всего девятнадцать долларов за ночь.

— Сейчас отлив, — говорит портье, из местных, но с очень хорошим английским. — Самое время отправиться на пляж. На вашем месте я бы обязательно пошел.

Номер грязный и темный, даже десять долларов за ночь кажутся мне перебором. Переодеваюсь в шорты и топик и спускаюсь по пыльной тропинке на пляж. По пути останавливаюсь купить сока в маленьком убогом баре. Сок страшно холодный; его приторная сладость слегка заглушена кисловатым вкусом тамаринда.

Полоска суши уходит прямо в мутную воду. Полуостров с одной стороны ограничен устьем реки, а с другой — заливом. Земля устлана острыми и скользкими ракушками, в воздухе неприятный запах. Пляж безлюден, не считая парня лет восемнадцати, который сидит в одиночестве, рядом со своей доской, и смотрит на воду. Несколько человек катаются, и все держатся вокруг одного и того же места.