— Вот ведь! — сказал я сам себе вслух, вырванный из своих невероятных фантазий вдруг перелившимся из кулера кипятком прямо мне на руку — куда заводят фантазии!

Внезапно кто-то позвонил в дверь и я, подумав, что вернулся кто-то из своих, издательских, быстро, но аккуратно слив часть кипятка из кружки в ванну побежал открывать.

На пороге стоял молодой человек, очкарик (очки были в толстой пластмассовой оправе, перемотанные в душке белым пластырем):

— Здравствуйте! — слегка расплевывая туда-сюда слюной сказал он — курьерская доставка!

— Здравствуйте! — ответил я ему, думая, что курьер принес какие-нибудь материалы для издательства.

— Тут заказное письмо для… — курьер посмотрел в накладную, щурясь, но потом, когда я уже и ждать перестал, когда он скажет для кого же письмо все-таки произнес — для Андрея Земскова!

Моя фамилия была слегка исковеркана неправильным ударением на первый слог.

— Мне? Сюда? — я удивился, потому как точно знал, что никому вообще никогда не сообщал адрес своей работы.

— Да. Если вы Андрей Земсков. Вы можете подписаться здесь? — Курьер протянул мне накладную, на ходу доставая из нагрудного кармана ручку и нажимая на кнопку — выдвинуть стержень.

Я расписался в накладной, и курьер, отдав мне перевязанный скотчем картонный пакет, положив накладную в сумку, развернувшись пошел к лифту, который тут же будто специально останавливался на лестничной площадке как раз перед дверью офиса нашего издательства.

Вернувшись на кухню и вскрыв пакет ножницами я обнаружил внутри небольшой листок бумаги из тетрадки в клетку, сложенный вчетверо.

Развернув листок я стал читать, что в нем было написано:

«Что за чушь?» — подумал я тогда и, собрав свои вещи, так как рабочий день уже закончился, пошел домой предварительно все выключив в офисе и после заперев офис на ключ.

На состряпанном из кусков картона конверте я обнаружил две наклейки: во-первых — это адрес получателя (наш, издательский), а во-вторых — адрес отправителя, правда без конкретного указания кто, что за человек, либо организация, отправили письмо:

Уже на проходной я разорвал в клочья полученную записку и выбросил в мусорную корзину у стола охраны.

Густой ароматный дым от свечи быстро заполнил всю кухню.

Я вдыхал и выдыхал этот дым, все больше, думая, как же устал за последние дни, временами проваливаясь в сладкую дрему.

И я спал, время от времени роняя голову на грудь, потом просыпаясь на короткие мгновения, но лишь для того, чтобы тут же провалиться обратно в сон. Сквозь этот тяжелый и жаркий сон мне иногда казалось, будто из уголков моего рта вытекает слюна, но не при свидетелях я не придавал этому вообще никакого значения.

Мне снилось, будто я парю надо большим, темным, но хорошо освещенным фонарями городом. Подо мной по улицам проходили толпы людей, к которым я время от времени спускался, не до земли, и, замерев над толпой время от времени всматривался в лица проходящих мимо прохожих.

Люди, завидев меня, старались отвернуться, либо отойти подальше в сторону, либо вообще — закрыть лицо воротником плаща или пальто, так что иногда мне приходилось приближаться к кому-нибудь из толпы, заградив путь вперед — и после, уже близко-близко рассматривать его лицо.

Среди прохожих я высматривал мертвенно-бледных, чьи лица были белыми, как бумага, но, хотя прохожие и были почти все поголовно болезненно бледны, тех, кого я искал, именно мертвенно-бледных среди них не оказывалось.

Тогда я взлетел — и, пропарив над городом еще немного — приземлился где-то в стороне, на большой искусственной горе, наваленной из строительного мусора именно для того, чтобы эта гора была, и с нее можно было бы наблюдать город расположенный внизу.

Гора эта была столь высока, что даже огромные полукилометровые небоскребы, если на них смотреть с горы — оказывались где-то снизу, показывая смотрящему свои черные плоские неказистые и непрезентабельные крыши.

Я приземляюсь и первым делом складываю и откладываю в сторону свои механические с нелепым жужжащим моторчиком крылья.

Постепенно, из потьмы теней, образуемых разными мусорными кучами ко мне сходятся мои друзья, с которыми, как мне чувствуется — вместе я провел целую вечность:

— Приветствуем тебя! — сказали мне хором друзья, и я поклонился им в ответ:

— Приветствую вас, — ответил я — мои товарищи, воины неба!

Итак, вместе, сидя на искареженных остатках бетонных плит мы обсуждаем, что будем делать дальше:

— Врагов все больше и больше — заговорил первым один мой товарищ — и нам очень трудно их сдерживать! С каждым днем эпидемия распространяется, и это — совершенно не то, что мы думали раньше.

— Да — отвечаю я, чувствуя чуть ли не отчаянье от складывающихся обстоятельств, но, понимая, что если мои друзья увидят мое уныние — то дело совсем пропадет, так что я стараюсь у них на виду держаться бодрячком — начинали мы с того, что думали будто быстро вычистим источники заразы и тогда угроза сама собой отпадет. Но сейчас все изменилось — из охотников мы сами становимся добычей! Зараженные образуют кланы и сообщества, выдвигают глав и руководителей и ведут охоту на нас, обвиняя в том, что это мы, а не они источники всех бед.

— Кроме того — продолжил, подхватив мою речь, еще один мой друг, который, как мне казалось, более других мне доверял, чем, безусловно, лишь увеличивал мои беспокойства, потому что ответственность доверия чрезвычайно тяжка — как я уже говорил, наша старая стратегия, которую мы использовали уже несколько лет, оказалась не вполне эффективной. Мы — как на войне, стараясь уничтожить «генералов» будто забываем, что на место уничтоженного генерала будет поставлен другой. Но вот если уничтожить армию — тогда генерал может командовать сколько угодно несуществующими легионами…

— Итак — опять беру слово я — мы договариваемся с вами о смене стратегии?

Мои друзья согласно покачивают головами:

— А вы не думаете, что это превратиться в геноцид рода людского?

Но товарищи возражают, говоря, что если то, что уже происходит — не геноцид, то что же тогда можно назвать геноцидом?

— Ладно! — я с шумным шлепком опускаю левую руку себе на колено левой ноги — тогда будем делать так, как договорились — уничтожать армию, а не генералов!

— И генералов, если под руку подвернутся! — вторя мне прокричали все остальные.

После этого, немного посидев и поразглядывав звезды в ночном небе, впрочем, высветляемом светом городских огней, мы, вновь надев тяжелые и уже так надоевшие за все время борьбы крылья спускаемся в город, группой пролетев над ним, покружив над его центром и в конце концов оказавшись на одной из центральных площадей.

Еще издали завидев нас толпа горожан бросается врассыпную, и только полицейские, притаившись за своими машинами силились выдавить из себя хоть немного мужества, оставаясь на месте.