— Сестра! — не выдержав, ору я тогда во всю глотку — Сестра! — но она ускользает, так тень, еще пару секунд — и мне ее уже не видно.

Тогда я уже было порываюсь побежать за ней, но меня, резко дернувшись, останавливают полицейские. Вскоре подходит с еще одним полицейским, громко обвиняя меня во всех смертных грехах («вот из-за таких, как он, чудиков») водитель сбившего меня микроавтобуса. Я, нервничая, достаю из пачки сигарету, но меня просят не курить. Я бросаю сигарету в уже лежащий тонким слоем на газоне снег, и тогда меня просят не сорить. Я обвожу взглядом окружающие меня дома, лица людей, собравшихся поглазеть на происшествие, и уже расходящихся, как вдруг вспоминаю о своей бумажке, которая мне временно заменяет удостоверение КГБ-шника — до тех пор пока удостоверение не будет изготовлено.

И Бумажка как раз меня выручает! Выбрав повелительно-снисходительный тон общения с полицейскими, я быстро, неожиданно даже для себя самого, разрешаю эту ситуацию:

— Хочу, — обращаюсь я к главному в компании полицейских — чтобы все быстро успокоилось — никого не нужно наказывать! Я виноват, признаю свою вину, но наказать вам меня вряд ли получиться — в принципе я ничего такого и не сотворил, и, скажу честно — никаких бумаг-протоколов подписывать не собираюсь. Просто не буду этого делать — и все!

В принципе, как показалось, полицейские были довольны такой развязкой, и, зачем-то мне отдав честь, пошли к собравшейся толпе — объяснять людям что все в порядке и не надо скапливаться.

Я извинился за беспокойство перед водителем, и даже предложил ему сигарету, но он, ответив что не курит, пошел к своей машине. Тогда я было продолжил рассыпаться перед ним в извинениях, но он, лишь как-то отчаянно взмахнув рукой залез в машину и завел мотор.

Наваждение бега за Сестрой как рукой сняло. Я как будто проснулся, и уже спокойно, без беспокойства перешел по подземному переходу на другую сторону Нового Арбата, точно зная, что ее не больше не увижу.

На той стороне улицы, посмотрев по сторонам я направился к большому книжному магазину, в котором, впрочем, провел немного времени — лишь зайдя и увидев, как там на стенах развешаны в огромном количестве рекламные плакаты с выставки, только что мною посещенной в ЦДХ, чертыхнувшись, я вновь вышел на улицу.

— Вот так вот я и дошел почти до того места, — говорю я сам себе тихо — куда и без того собирался.

Уже в самом начале Нового Арбата (на пересечении его с Никитским бульваром) купил себе хот-дог — и по подземному переходу пошел в сторону Александровского Сада.

У касс Кремлевского Дворца съездов вдруг встретился с теми самыми ребятами, с которыми виделся на Крымском мосту — порезавшийся с ними девушки уже не было, и эта компания радостно и пьяно гоготала о чем-то своем, а кто-то из них под гитару, на высоких тонах, беря аккорды почти у самой деки пел странную, натужно-веселую песенку:

Молодые люди, все, и даже те, что не пели, совершали разные движения в ритм, а одна девушка, улыбаясь и радостно оглядывая проходящих мимо людей своими большими, чрезмерно блестящими глазами — танцевала вполуприсяда, двигаясь вокруг своих друзей, руками изображая движения крыльев птицы. Ее руки то вздымались вверх на всю длину, то опускались до талии. И она тоже пела:

Вдруг резко выхватив из рук своего друга бутылку с вином эта девушка, продолжая двигаться, сделала несколько больших глотков, но после, протянув руку с бутылкой своему другу обратно — неожиданно поскользнулась, и, упав навзничь, ударилась головой об асфальт. Бутылка из ее рук выпала, но упав на землю не разбилась. Оттуда потекло вино, обагряя первый, только-только начавший скапливаться на земле снег.

Друзья девушки бросились к ней, она уже попыталась было встать, но ей будто что-то помешало, и она упала, уже на руки своих товарищей, и, как мне показалось, потеряла сознание.

Ее глаза закатились, а изо рта потекла красная жидкость.

«Красное вино» — подумал тогда я и пошел по направлению к лестнице в Александровский сад.

В понедельник, несколько утомленный всеми этими своими воскресными приключениями я первый раз выхожу на свою новую работу.

Рассказы Виктора Петровича об уже готовом для меня рабочем месте, конечно, оказываются выдумкой. Итак, полдня, вплоть до обеда я разгребаю мусор на своем так называемом «рабочем столе», — деревянном помосте, в рост человека возвышающемся над широким (одним из немногих — широких) проходом между стеллажами архива ГБ. На помосте стоит стол для компьютера, заваленный бумагами, компьютер, с почему-то отключенным монитором, старый лазерный черно-белый принтер без проводов, а так же валяется масса дисков, некоторые из которых пребывали в таком состоянии, что, казалось, если их вставить в дисковод — дисководу можно будет сказать «прости-прощай».

В обед приходится долго носится по Лубянке ища аптеку, чтобы купить себе медицинскую маску для защиты от бумажной пыли в цветущем изобилии благоуханно скопившейся в архиве везде, где только можно, чинно и томно оседающей во всех уголках и многочисленных щелях.

И если верхние слои этой серой пыли имеют свойство при малейшем прикосновении к ним вздыматься вверх, кружиться и клубиться, целя вам в нос, то нижние — впечатление такое, что представляют из себя массу жирной консистенции, а еще более нижние (совсем уже застарелые, возлежащие с эпохи, как мне кажется, самого Сталина), если поскрести — похожи на наждачную бумагу, притом не мелкую, а именно крупной фракции, для грубых работ.

Пока же я ищу аптеку, мне на мобильный звонит Приятель Сартакова — приглашает вместе отобедать в местной столовой:

— Пока ты не получил здесь никаких денег — в клуб тебя приглашать не буду! — говорит он в трубку немного, кажется, простуженным голосом, после чего смеется, и его смех быстро превращается в ломкий кашель — здесь есть, знаешь ли, одно местечко — ммммм…

Я благодарю Приятеля за приглашение и, так и не найдя аптеки, со всех ног возвращаюсь в Главное Здание.

Вокруг нас звенят граненые стаканы, слышен гул разговоров сотрудников, а Приятель Сартакова внимательно рассматривает вилку, которой собирается есть пюре с жаренным горошком и какой-то мне непонятной котлетой. Еще немного, и, как мне кажется, он возьмет салфетку и начнет ей протирать вилку.

Но этого не происходит. С трудом заставив себя громко не отхлебывать слишком горячий харчо я внимательно смотрю на Приятеля:

— Виктор Петрович дал уже тебе какое-нибудь задание? — спросил меня он тогда после недолгой.

— Нет. Виктор Петрович сегодня не вышел на работу, потому что заболел.

— Да? И что же ты делаешь?

— Один из его помощников поручил мне устраиваться на новом месте.

— Ага! И тогда…

— Когда закончу, я в принципе уже смогу работать.

— За сегодня успеешь?

— Думаю — да, вот только не совсем уверен в том, что сканер находится в рабочем состоянии.

— Ну да. Знаю. «Старички» его поставили на пол и после использовали как подставку для блюдечек с едой для их любимых котов…