Тем не менее Павлов настаивает, говоря, что агентов пора «расшевелить», чтобы они были морально готовы к действию, потому как, дескать, вскоре им придется сделать то, ради чего с ними и завязывались контакты.

Кроме того, он говорит о том что ему необходимо найти нового человека, еще одного, чтобы агентов было пять, а не четверо.

— Вообще, по-хорошему, нам бы их десять штук иметь! — как-то раз перед очередным своим отлетом в Москву заявил он мне, как мне показалось, намекая на то, чтобы я занялся работой по поиску такого человека — пятеро — для дела, и пять — запасных, на случай, если какой агент из «основных» выйдет из игры.

Но, слава богу, меня с этим «пронесло» — другие люди вскоре откопали в Тыбы-э-Лысы некоего человека, о котором говорили, что он у местных спецслужб не вызовет подозрений. Какой-то полуармянин-полуеврей, постоянно проживающий в Ереване, в Гордую Республику наведывающийся по делам мелкого бизнеса, якобы некогда воевавший в Карабахе.

Ввиду того, что когда в Тыбы-э-Лысы приезжает Павлов, местные тут же начинают усиленно следить за ним, а с меня наблюдение снимают (или я уже не замечаю наблюдения в такие моменты, что вряд ли) то как-то раз, пока Павлов в посольстве долго просиживает с Послом, я выезжаю на встречу с этим пятым агентом, потому как больше некому.

Перед моим отходом происходит небольшой разговор с Павловым.

— Вот — Павлов кладет передо мной на стол фотографии относительно молодого человека (примерно моего возраста то есть), на разных фотографиях молодой человек выглядит почему-то небритым — это — Арзумян, наш с тобой пятый номер. Посмотри, что за человек, может, ты что-то в нем «не то» заметишь. Я и еще другие ребята его внимательно изучали — вроде с ним все в порядке.

Когда я хотел взять фотографии себе Павлов меня пресек:

— Извини, у меня кроме этих других пока нет — а отсканировать тоже пока не получилось — суета!

Тогда я спрашиваю Павлова, будет ли мой голос учтен, если Арзумян мне не понравится?

— Нет. Решение о его задействовании уже принято. Но, все равно, если что — сообщай. Все будет учтено и взвешено.

До места встречи с Арзумяном я иду пешком. Какое-то время за мной следуют ребята из посольства, но после, когда мы понимаем, что слежки вроде как нет, я жестом показываю им, что можно уходить.

А Тыбы-э-Лысы был залит весенним солнцем! Прекрасная погода, свежайший горный воздух и чистое, глубокое голубое небо — все это, казалось бы, предрасполагало к хорошему настроению, но у меня на душе скреблись кошки. Окружающее торжество жизни — суета, люди, машины раздражали и действовали на нервы — зайдя в бар в подвале, выбранный Арзумяном для встречи, где мне на радость было очень темно, от чего и более покойно, я сел за свободный столик и закурил, после глубокой затяжки выдохнув плотную тугую струю дыма в потолок.

Через полчаса ко мне подсаживается Арзумян:

— Закурить не найдется? — он садится напротив, какое-то время разглядывает меня, но его взгляд настойчиво не хочет встречаться с моим. Арзумян все время отводит глаза в сторону.

— Да, только у меня — суперлайтс!

— Это ничего — Арзумян вынимает сигарету из протянутой ему пачки и кладет на стол в сторону — суперлайтс будет самое оно!

Какое-то время мы с ним разговариваем, потом заказываем пиво, после которого некоторая скованность, которая была вначале, исчезает.

Тем не менее, от этого не легче.

Уже где-то через час, когда мы не шатко — не валко обсуждали самые разные вопросы, касающиеся наших дел, не касающиеся наших дел, у меня вдруг возникло сильное и устойчивое ощущение, что Арзумян, при всем том, что он был довольно приятным в общении человеком, хочет узнать от меня слишком много. Это сначала меня тревожило, а после стало даже раздражать.

Еще больше меня покоробило его удивление, когда я не отвечал на его, как мне казалось, его не касающиеся вопросы. Притом удивление это было искренним, не наигранным. Что он от меня ждал? Что я вот так откровенно выложу ему все, что знаю? А мне много ли с этого станется?

Короче, хоть и в приятной обстановке, и без особого напряжения, но прошедшая с Арзумяном первая встреча мне категорически не понравилась. Я даже стал подозревать — не проверяли меня свои же на болтливость? Направляясь уже обратно в посольство я твердо решил рассказать о моих беспокойствах Павлову, но того вначале пришлось долго разыскивать, а когда он уже появился в посольстве, оказалось, что он вновь улетает в Москву и сможет уделить мне совсем мало времени.

Но я непреклонен, я сообщаю Андрею, что готов даже съездить с ним в аэропорт, лишь бы только по дороге обсудить странного Арзумяна. Андрей соглашается, но, как мне показалось, потому, что думал что моя настойчивость наигранная, я блефую, никуда не поеду с ним и после его согласия просто передумаю.

Дальше — еще больше. Когда в назначенное время я был у посольства — чтобы сесть в машину с Павловым, мне едва удалось поймать эту машину, когда она уже отчаливала. Павлов, как оказалось, не стал на месте меня дожидаться, хотя в срок я и не опаздывал, а был на месте раньше назначенного времени.

Тем не менее моя настойчивость мне помогла — перегородив дорогу я заставил водителя остановиться.

В машине, пока мы ехали, Павлов какое-то время делал вид, будто обеспокоился из-за меня:

— Андрей! Ну ты же мог под машину угодить? Не бережешь ты себя!

Но я настойчиво, хоть мне и казалось, что Павлов намерен тянуть время — лишь бы не выслушивать того, что я ему хочу сказать — гну свою линию:

— С Арзумяном я чувствую какая-то подстава, Андрей, понимаешь?

— Разве?

— Да, он сует свой нос, притом сходу так, не скрываясь особо, туда, куда ему не следует.

— Хм. Может он просто любопытен? Разве это плохо? Он — на новенького в этом деле, понимаешь? Хочет, наверняка все выяснить и поиметь гарантии…

— Ну, как сказать? На мой взгляд он слишком, не в меру интересуется в том числе и тем, что его совершенно не касается, даже не смотря на наше с ним сотрудничество!

Но Павлов, кажется, думает совершенно о другом:

— Понимаешь, старик — вдруг говорит он после продолжительной паузы, когда я уже начал думать, что остаток пути мы проедем молча — этот человек очень ценен для нас. Ну, посуди сам, гражданин соседнего государства, уйдет за кордон как только сделает дело и возьмет деньги. Гражданства не просит. Если будет надо — наши спецы его на наших базах спрячут.

— Да? Думаешь? То есть он даже и там будет вынюхивать что-то, околачиваясь рядом с нашими спецслужбами?

— Старик! Ну, не гони пургу! Нам главное самим впросак не попасть и выполнить задание!

Этим, как мне показалось, Павлов поставил точку в разговоре. Я попросил водителя остановить машину и, перейдя на другую сторону дороги, поймав авто из аэропорта в город уже через сорок минут был в центре Тыбы-э-Лысы.

В общем все как-то так.

Иногда мне удается съездить в Москву, но, признаюсь честно, чем дольше я нахожусь в МОГКР-е, тем реже мне хочется возвращаться домой. Фактически все мои визиты происходят только по той причине, что я знаю, что мама скучает.

Всякий же раз, как я возвращаюсь в Москву, мне приходится встречаться и с Сартаковым и с его Приятелем.

Итак, из аэропорта Тыбы-э-Лысы я улетаю вечером пятницы, прибываю в Москву поздно ночью, а субботу обычно «сгрызают» встречи с непосредственными кураторами, так что на общение с мамой остается совсем-совсем мало времени.

В одну из таких встреч с Сартаковым он мне как раз рассказал о предстоящих событиях в МОГКР-е. Мы сидели с ним в недавно восстановленном на старом месте ресторане «София» (некогда обожаемом КГБ-шниками) и неспешно ужинали.