— Как это тебе удалось? — изумился Гжесь. — Они все прекрасно подойдут, а индюшачьи — так вовсе самые лучшие, но ведь они все здорово клюются!

— Кто клюётся? Перья? — захихикала Элен.

— Петухи, гуси, а особенно — индюки, — серьёзно ответил Гжесь. — Как ты смогла надёргать перьев и остаться целой?

— А я такое слово знаю, — напустив на себя важный и таинственный вид, ответила Элен, — от него все птицы замирают, и можно делать с ними, что хочешь. А потом скажешь это слово ещё раз и — хоп! Все опять двигаться начинают.

Гжесь, приоткрыв рот, озадаченно смотрел на неё.

— Ой, да шучу я! Просто устроила переполох на птичнике, а пока они все носились в испуге, надёргала из них перьев. Вот и всё.

— А как ты туда попала? — всё ещё с сомнением в голосе спросил Гжесь. — Ведь птичник на ночь запирается.

— А зачем мне туда попадать? Просто немного покидала камни, подразнила петухов да индюков. Ты же знаешь, у меня хорошо получается изображать голоса птиц. Ну вот. Тогда всё завертелось. Все закудахтали, загоготали… Тут прибежали люди, отперли калитку, стали успокаивать всю эту… стаю. А я прибежала им помогать. Вот и всё. Меня ещё и похвалили.

— Так вот почему так долго птицы орали! Как тут успокоишься, когда у тебя из хвоста перья рвут! — засмеялся Гжесь.

— Ну, да. Как-то так.

Всё выяснив, они принялись резать добытые перья вдоль и крепить их к стрелам. Получилось не сразу. Перья ломались, получались кривыми, не хотели держаться на древке. Но, в конце концов, промучившись несколько дней подряд, друзья закончили последнюю стрелу.

Шнур для тетивы тоже был готов. Оставалось лишь дождаться окончания срока, назначенного Гжесем для высыхания древесины. Наконец, и это свершилось. Когда Элен выносила заготовки, ей опять встретилась пани Мария. Сложилось впечатление, что пани стерегла воспитанницу где-то рядом в засаде.

— Уже выносишь? — спросила она, указывая на орешины.

— Да, пани Мария, я ведь вам обещала, что они простоят только месяц. Время прошло, и я выношу. Они больше не действуют. А хлама мне в комнате не нужно, — рассудительно сказала девочка.

— И тебе удалось увидеть жениха? — со снисходительной улыбкой спросила гувернантка.

Если бы Элен своими глазами не видела бы, как пани Мария устанавливала точно такие же орешины в своей спальне, она ни на минуту не усомнилась бы в искренности этой снисходительности.

— Да, пани.

— И какой он был?

— Молодой. Красивый. У него были светлые глаза и густые русые волосы. Он предлагал мне выйти за него замуж, — рассказывая, Элен подняла взгляд к потолку с мечтательным выражением, одновременно краем глаза следя за реакцией пани. Та слушала её со всем возможным вниманием. — Правда, во сне я почему-то знала, что денег у него не особо много, но он был таким красивым — прямо как из книги… Вот только не знаю, к счастью мой сон или нет…

— Ах, ну, конечно, к счастью! Разве может быть такой красивый сон сниться к чему-то дурному!

Сочинение-экспромт, видимо, удался. Пани Мария отправилась восвояси в приподнятом настроении. А Элен рванула к дожидавшемуся её Гжесю.

Они встретились в любимом уголке сада. Гжесь принёс сюда кое-какой инструмент и, осмотрев заготовки, принялся превращать простые палки в настоящие луки. Работал он осторожно и медленно, больше всего боясь торопливым неверным движением непоправимо испортить заготовку. Под его руками лук постепенно обретал свою форму. Концы становились всё тоньше, в середине проявлялось место для захвата и канавка для стрелы.

— Откуда ты знаешь, как всё это делать? — спросила Элен, заворожено наблюдая за движениями Гжеся.

— Я видел, как всё это делал настоящий мастер. Но сам ещё не пробовал.

— У тебя здорово получается, — серьёзно произнесла Элен, и Гжесь ощутил себя старше и опытнее. Это было так неожиданно и приятно!

За один раз Гжесь успел обработать начерно только один лук. Потом несколько дней шёл дождь, и в сад выходить не удавалось. Наконец, вновь выглянуло солнце, принёсшее с собой возможность вновь бывать подальше от любопытных глаз.

И вот, наконец, луки готовы! Элен решила, то теперь-то остаётся только натянуть на них тетиву и — можно стрелять. Но Гжесь, совсем как взрослый, сказал:

— Куда спешишь? Луки ещё не готовы. Их надо сперва запарить, а потом ещё раз высушить.

— Чего сделать? — она решила, что ослышалась.

— Запарить. Ну, обработать паром, чтобы их согнуть можно было так, как нужно.

— А где мы будем это делать? И как? — в голосе было уныние — опять всё откладывалось. Элен казалось, что желанный момент первого выстрела не наступит никогда. До чего же всё это долго!

— Придумаем. Надо будет костёр где-нибудь подальше в саду разложить. Вот завтра и попробуем.

Но назавтра им не удалось заняться намеченным делом, потому что по саду весь день ходил садовник, срезал лишние и высохшие за лето ветки, прибирал опавшие листья и сучья. Зато на следующее утро Элен проснулась рано и еле дождалась завтрака. А после нужно было пережить ещё и обычные занятия с учителями. И только во второй половине дня она, наконец-то, выскочила из дома. Сегодня им предстояло заниматься чем-то, по-видимому, очень интересным — парить заготовки. До сих пор Элен считала, что это никак не может относиться к дереву, но сегодняшний день убедил её в обратном. Гжеся она нашла в дальнем углу парка за разведением огня под котелком, подвешенным на верёвке к низко растущей ветке.

— А если дым заметит кто-нибудь? — спросила с ходу Элен.

— Не заметят. Вчера садовник сад почистил, сухие тонкие веточки, листья убрал. Сегодня всё это сжигать будет. Так что всё равно запах дыма будет везде. А костёр наш от дома не увидишь.

На словах у него выходило всё просто и гладко. Вот только огонь никак не хотел разгораться. Элен немного понаблюдала за его попытками, потом молча присела рядом, откинула пару чурочек, подложила внутрь небольшой грудки дров сухой мох и щепочки и жестом предложила приятелю попробовать ещё раз. Эта попытка удалась, огонь разгорелся. Гжесь был готов надуться на то, что девчонка снова в чём-то была лучше его, более умелой, более опытной, но предстоящее дело пересилило, и он, смолчал. Внимательно осмотрел заготовки, отколупнул ногтем отставший кусочек коры, ещё раз проверил, симметричны ли концы, чтобы потом стрелы не летели криво. Вода между тем закипела. Держа заготовку над паром, Гжесь терпеливо ждал, время от времени поворачивая её другим концом. Потом он стал потихоньку пытаться сгибать концы, то и дело, дуя себе на пальцы. Сначала это не получалось, потом дело пошло легче, и вот настал момент, когда мастер-дебютант решил, что хватит. Взяв лук двумя руками недалеко от концов, он согнул его так, как ему казалось правильным, и поместил в подготовленную конструкцию, чтобы закрепить его в этом положении.

— Теперь пусть высохнет, — важно сказал мастер, — а потом надо будет пропитать его расплавленным воском.

— Воском? — переспросила Элен, уже прикидывая, что нужно будет предпринимать, чтобы добыть очередной необходимый ингредиент.

— Ага. Но воск у меня есть, — успокоил её Гжесь и приступил к обработке второго лука.

Роль Элен во всём этом процессе сводилась к тому, чтобы понемногу подливать воду, когда её в котелке оставалось мало, и следить за огнём. К концу дня второй лук тоже занял своё место в специальном ложе.

Время за всеми этими хлопотами летело незаметно, и, когда дети вернулись в дом, их уже с нетерпением ждали. Пан Янош и пан Войтек устроили своим чадам выговор за то, что те не пришли к ужину. На вопрос о причинах этого безобразия, Гжесь ответил, что Элен пересказывала ему очередную книжку, которую недавно прочла, и они просто забыли о времени, а Элен, обняв сидящего дядю за шею, заглянула в глаза и попросила:

— Не сердись, дядя Янош, пожалуйста. Мы больше не будем опаздывать. Просто уж очень интересная книга была!

— А почему от тебя так пахнет дымом, будто ты весь день печку топила? А руки? Ты посмотри на свои руки — они чёрные от грязи.