Было принято решение вернуться в Орёл и сразу собираться в Санкт-Петербург. Но со сборами Элен стала вдруг тянуть. Это было на неё не похоже — приняв решение, она всегда немедленно приступала к его претворению в жизнь. Теперь же она часто разговаривала с Тришкой, явно давая ему какие-то задания. После этого он исчезал то надолго, то нет, появившись, отчитывался перед девушкой, видимо, о проделанной работе, а потом, получив очередное задание, исчезал вновь. На недоуменные вопросы жениха и брата Элен только качала головой, улыбалась и говорила: «Потом. Всё узнаете потом». Но вот, примерно через неделю, она за обедом заявила, что готова рассказать, чем занималась в последнее время.

— Вскоре мы уедем в столицу, а потом нам с Юзефом предстоит отправиться в Польшу. Сюда мы уже не вернёмся. По крайней мере, в ближайшее время. А у меня осталось здесь ещё одно дело. Я бы хотела повидать людей, с которыми прожила не один год, которые заботились обо мне, как о родной, которые спасли меня. Даже дважды спасли. Я хочу побывать в своём таборе.

Ответом ей было молчание. И брат, и жених, переглянувшись, уставились на неё.

— Э-э… В чьём таборе? — переспросил Ален.

— В моём. В моём родном, если хочешь. Почему вы молчите?

— Просто это как-то… — Ален замялся.

— …неожиданно, — помог ему Юзеф. — Что это ты вдруг о них вспомнила?

— Вспомнила? Да я никогда и не забывала, — пожала плечами Элен. — Чему вы удивляетесь? Ведь вам известно, что меня приютили цыгане. Что же необычного в том, что я хочу их снова увидеть? Или вы будете возражать?

— Нет, возражать мы не будем. По крайней мере — я, — ответил Юзеф. — Но как ты рассчитываешь найти этих людей? Ведь они бродят по дорогам, не останавливаясь нигде подолгу.

— Во-первых, это не совсем так, а во-вторых, я уже нашла их, — Элен улыбалась, заметив новый «приступ» удивления. — Мне помог Тришка. Он незаменим в этих делах: если нужно кого-то где-то найти — ему нет равных. Так что нам остаётся только доехать до указанного места.

— Нам?

— Конечно. Или вы откажитесь познакомиться с моей цыганской семьёй?

— Нет. Не откажемся, — твёрдо пообещал брат. — Я бы очень хотел поблагодарить этих людей за то, что сохранили жизнь моей сестре.

Выехали через день на рассвете. На окраине города расстались с Тришкой. Он отправлялся куда-то с письмом Элен, которое она не решилась доверить почте. Куда он направился, так и осталось тайной. В ответ на вопрос об этом Элен сказала, что пока об этом говорить ещё рано, нужно подождать.

Дорога заняла часа три. Элен заметно волновалась, это заметили оба её спутника. Она в основном молчала, не поддерживала разговор, погружённая в свои мысли. Немного оживилась она, только отвечая на вопрос брата:

— Мы всё дальше и дальше от наших земель. Как же они тебя нашли? Где вы встретились? Ты же, вроде, говорила, что они не передвигаются на большие расстояния.

— Это так. Но тогда, в то время, табор ходил как раз по нашим землям. Потому мы и встретились. Но, поняв, что я — единственная уцелевшая свидетельница преступления, цыгане вынуждены были уйти из тех мест навсегда, чтобы не нажить себе неприятностей. Это им нелегко далось. Ведь нужно знать, хотя бы примерно, что тебя ожидает за очередным поворотом, где удобнее остановиться, где пережить зиму, где торговать своими изделиями. А вдруг в том месте уже есть мастера, изготавливающие такие же? Тогда не избежать неудовольствия, а может, и ссоры.

— А после? Почему они не пытались вернуться, когда ты ушла от них? Я ни разу не встретил, ни одного цыгана у нас, хотя ездил по всем нашим деревням. И ездил не только лесом, но и по дорогам.

— Не знаю. Скорее всего, им нечего там стало делать. Кто купит у них товар? Никто. Слишком бедны стали люди. А о базарах и речи не было. Вот и не возвращались.

На дороге показалась одинокая женская фигура. Она появилась из-за небольшого лесочка и, пройдя немного по дороге, направилась через луг к цыганским шатрам. Сначала на неё не обратили внимания. Но по мере приближения к табору, ею заинтересовались. Сначала — вездесущие дети, а затем и взрослые. Молодая женщина, не отвечая на вопросы, шла хоть медленно, но уверенно. Она как бы вспоминала, что где расположено, и куда идти дальше. Она остановилась перед сидящей у входа в свой шатёр не старой ещё цыганкой, которая что-то шила. Когда тень остановившегося человека легла рядом с ней, цыганка подняла голову и взглянула вверх. Перед ней стояла стройная молоденькая девушка в дорожном платье, на которое был накинут плащ с капюшоном. Девушка обеими руками взялась за края капюшона и сняла его. Цыганка увидела чуть растерянную улыбку, в которой была и радость и ожидание. Чергэн отложила свою работу и поднялась. Она тоже улыбалась. Но обратилась не к девушке, а к кому-то, кто был в шатре:

— Выйди, отец. Наша дочь вернулась.

Из шатра шагнул Мирко. На секунду замер, а потом, так ничего и не сказав, протянул руки…

Выглядывающие из-за шатров цыганята ничего не поняли, но поспешили разнести по табору весть, что Мирко и Чергэн обнимают какую-то чужую молодую барыню и смеются. Услышав это, к шатру родителей поспешил Лачо. Теперь это был высокий молодой красавец-цыган, по которому тайно (и не тайно) вздыхали все девушки табора и даже окрестных сёл. Он подошёл, девушка оглянулась и приветствовала его по-цыгански:

— Здравствуй, Лачо.

— Доброго дня тебе, красавица. Ты откуда моё имя знаешь?

— Да я не только имя твоё знаю. Наслышана о тебе. Вот приехала специально, чтобы попросить тебя: давай сыграем в ножички. Или ты разучился?

— Баська! Это ты!

— Я.

— Ты вернулась? Ты снова будешь жить с нами?

— Нет, Лачо, я приехала повидать родителей и своих братьев. Ведь Гожо тоже здесь?

— Здесь! Даже не поехал нынче никуда, хоть и собирался. Как чувствовал! Я сейчас его позову.

— Только не говори ему ничего, — не отрывая глаз от Элен, с улыбкой сказала Чергэн.

Но Гожо не нужно было ничего говорить. Как только незнакомка повернулась и взглянула ему в глаза, он сразу узнал её. Слишком часто он смотрел в эти глаза за время их долгой трудной дороги в Польшу, чтобы забыть.

— Баська, — он просто произнёс её имя, как будто вспоминая, как оно звучит. — Ты снова с нами.

Она тоже помнила каждый миг их вынужденного путешествия. Она подошла и сама обняла его.

— Спасибо тебе, Гожо. Спасибо за то, что я жива. Я так и не поблагодарила тебя тогда.

Он немного смутился, но Элен уже отступила на шаг.

— Дочка, а всё же почему ты здесь? — спросил Мирко. — Гожо нам рассказал, что тебя очень хорошо встретил тот человек, к которому ты шла. Что же случилось?

— Ничего, отец. Я просто приехала на некоторое время в Россию. Теперь уже скоро мне нужно возвращаться, дело, которое привело меня на родину, почти закончено, осталось совсем немного. И я опять уеду в Польшу.

— А разве тебе не опасно быть в России? — спросила Чергэн. — Прошло много времени, ты повзрослела, но вряд ли те люди забыли о тебе.

— Их больше нет, — просто ответила Элен. — Теперь я могу не опасаться.

— Нет?

— Нет. Они умерли.

— Все?

— Да.

Чергэн с Мирко переглянулись, но ничего не сказали. А Лачо, нахмурившись, спросил:

— И ты, сестрёнка, вот так смело разгуливаешь одна по дорогам?

— И как ты сюда попала? — поддержал брата Гожо. — Не пешком же?

— Нет, — засмеялась Элен, — не пешком. И не одна. Я нашла брата, — она обвела всех сияющими глазами и уточнила, найдя правильное определение: — Своего первого брата. Мне бы очень хотелось познакомить вас с ним. Можно, отец? — обратилась она к Мирко.

— Конечно, — он улыбался. — Далеко ли ты его оставила дожидаться одного?

— Нет, он в коляске. Её не видно отсюда из-за деревьев. Но он не один. С ним мой будущий муж…

А потом она тихо добавила: