— Почему вы спрашиваете?

— Мне кажется, что-то случилось. Вы никогда ещё так не выглядели.

— Как — так?

— Напряжённо. Обеспокоенно. Что-то у вас произошло. Я прав?

— Может быть… Скажите, — вдруг спросила Элен, — а зачем вы пришли сюда? Зачем вам это нужно?

Юзеф удивлённо шевельнул бровями:

— Я уже говорил, что хотел бы стать телохранителем, а на такую должность…

— …трудно попасть. Я помню. Вы это уже говорили.

— Да, говорил.

— И это всё? Больше никаких причин нет?

— Нет. А почему вы снова заинтересовались этим?

— А как вам кажется, — вместо ответа вновь спросила Элен, — зачем здесь пан Лех? Чего хочет он?

Юзеф нахмурился. Одно упоминание имени Леха вывело его из расслабленного состояния. Он бросил в воду оставшиеся крошки, встал и отряхнул колени. Глядя в пруд, заговорил:

— Пан Лех? Пан Лех — негодяй по определению. Вряд ли он ищет такой же должности, как я. Он никогда не встанет между кем-то, приняв удар, он для этого слишком самолюбив. Даже, скорей, самовлюблён. Но и на человека, который собирается избрать военную карьеру, он не похож. Смешно также предположить, что он пришёл сюда просто так, из любопытства, — Юзеф замолчал.

— И что из этого следует?

Он повернулся и посмотрел ей в лицо:

— Думаю, что в его случае мы имеем счастье, — он криво усмехнулся, — общаться с будущим убийцей. Он будет брать заказы, как охотник, только его добычей будут не звери, не птицы, а люди.

Элен сидела, опустив голову.

— Я тоже так думаю.

— А почему вас вдруг так озаботило, кто такой пан Лех? — вопрос прозвучал резковато.

Элен встала, отошла в сторону. Стоя спиной к Юзефу, она тихо повторила тот вопрос, который недавно мысленно задавала себе:

— А кто же тогда я?

— Вы?… — Юзеф был в замешательстве.

— Да, я. Вот у вас есть цель, о которой вы можете говорить открыто. А знаете ли вы, зачем здесь я? Какую цель преследую я? Зачем всё это нужно мне? — Юзеф замялся. Элен продолжила: — Я вам скажу, — теперь Элен повернулась к нему лицом; она улыбалась, но в этой улыбке была боль. — Думаю, я мало чем отличаюсь от пана Леха. Я тоже здесь для того, чтобы научиться убивать.

— Подождите. Мы все здесь для того, чтобы уметь не дать себя убить, а значит, уметь убивать. И что? Я тоже хочу научиться этому же. Что же я буду за телохранитель, если не буду уметь этого? А вы всё валите в одну кучу. Так же нельзя!

— Как нельзя? Как? Мне казалось, что я знаю, как правильно поступить, мне казалось естественным прийти сюда и учиться. Но… я никогда не думала… — Элен споткнулась, поняв, что проговорилась, но не исправилась, — что стану убийцей, — и она опустила взгляд.

Юзеф шагнул вперёд, взял её за руку.

— Я не знаю, что в действительности привело вас сюда, но никогда даже не пытайтесь сравнивать себя с Лехом. Я вижу, как вам трудно, как вы стараетесь не отстать от других, но проигрываете просто в силу своих физических данных. Успокойтесь и не отчаивайтесь. Всё встанет на свои места. Просто вам требуется больше времени. Что же касается вашей цели, то…

— Вы ничего не знаете, — Элен покачала головой, всё так же глядя в землю, но руки не отняла.

— Вы правы, я не знаю. Но уверен, что это не может быть что-то постыдное.

— Спасибо, — теперь она смотрела на него. — Если бы вы согласились выслушать меня, я… Мне кажется, очень важным рассказать кому-то обо всём.

— Я к вашим услугам, пан Ален, — с лёгким поклоном сказал Юзеф.

Элен слегка улыбнулась. Они вновь сели на скамью и она начала рассказ. Несколько раз Юзефу казалось, что она готова заплакать, но Элен, на секунду — другую закрывая глаза, не давала себе возможности расслабиться. Наконец, всё было сказано, даже о ларце, привезённом с развалин родного дома и о сгоревшем портрете матери. Юзеф помолчал, потом повернулся к ней и спросил:

— И вы спрашиваете, не убийца ли вы, только из-за того, что хотите лишить жизни этих негодяев?.. Вы с ума сошли… — эти слова прозвучали мягко, почти с нежностью. — Но у меня есть, пожалуй, решение этой проблемы.

— Какое?

— Я могу отложить ненадолго поиск дворянина, которому нужен телохранитель.

— И что?

— Я сделаю всё за вас. Нет, послушайте, — быстро заговорил он, видя, что Элен пытается возразить, — мне это сделать будет легче. И эти люди меня не знают, значит, будет легче к ним подобраться. Это, действительно, решение!

— Нет! — Элен выкрикнула это, чтобы остановить его. — Нет. Это не решение. Я хочу, чтобы они знали, от чьей руки гибнут, им должно быть известно, что в этой руке — кровь графа Владимира Кречетова. Только в этом случае всё будет иметь смысл… Поймите, я не гонюсь за наследством. То есть, я, конечно, не откажусь от него, но это не главное. Я и здесь могу жить безбедно. Но убийцы отца и брата, имя которого я сейчас ношу, должны бояться того, что есть на свете человек из рода Кречетовых, который знает об их преступлении. Знает и отомстит.

Элен стояла и смотрела прямо в глаза Юзефу, и он с удивлением видел перед собой совсем другого человека. От привычного спокойствия в этих прищуренных синих глазах не осталось ничего. На щеках выступил румянец, на губах — злая улыбка. Но вспышка прошла быстро. Элен отвела глаза, потом отошла немного в сторону и, сложив руки на груди, опять стала смотреть в воду. Юзеф молчал, поражённый увиденным и услышанным. Так как молчание затягивалось, Элен повернулась к нему:

— Простите. Не нужно было посвящать вас в свои дела.

Юзеф слегка поклонился:

— Вы необычный человек. Я беру свои слова назад: вы действительно всё сделаете сами. Но если вам когда-нибудь хоть в чём-то потребуется помощь — позовите меня.

— Благодарю. Пойдёмте. Скоро ужин, — и они вместе пошли по аллее.

— Если позволите вернуться к началу нашего разговора, — продолжил Юзеф, — то вас ни в коем случае нельзя считать убийцей.

Элен остановилась. В сгущающихся сумерках в тени деревьев выражения её лица не было видно. Но она молчала, явно ожидая продолжения.

— Лишить жизни хладнокровно, не задумываясь над тем, кто этот человек, есть ли у него слабости или хорошие черты, что он совершил, а что ещё может совершить — вот это действия убийцы. Тем более, если всё это человек совершает не для себя, не ради восстановления справедливости или по каким-то другим соображениям, а просто ради получения денег, ради заработка, делая из убийства свою профессию. То, что предполагаете вы — воздаяние за совершённые гнусности. Так не мучайте себя понапрасну. Все ваши тревоги не имеют под собой основания.

— Благодарю вас, пан Юзеф. Мне очень повезло иметь такого друга.

— Не стоит благодарности, пан Ален.

Элен коротко взглянула ему в глаза и тут же отвела взгляд. Улыбнувшись друг другу, они разошлись в разные стороны, чтобы переодеться к ужину. При этом Юзеф подумал, что дружба — это, бесспорно, прекрасное чувство, но… Дальше он думать себе не позволил

В чём Юзеф был абсолютно прав, так это в том, что Элен очень трудно. Изматывающие упражнения с клинком сами по себе доводили до изнеможения, а тут ещё были и другие. Особенно сложно давалось ей одно: нужно было пройти как можно скорее (скорость тоже оценивалась) по бревну, ничем не закреплённому на земле, мимо двух раскачивающихся мешков с песком и успеть нанести удар и по одному и по другому, не оступившись. Мало кому удалось это сделать сразу, и никто не смог повторить. Даже после нескольких тренировок количество прошедших по бревну без ошибок было мало — всего четверо. Четверо из двадцати! Однако постепенно они подстраивались, привыкали, и через неделю не преодолевших «мешочную преграду» осталось только трое. Среди них была и Элен. Ей никак не удавалось учитывать всё сразу: не упасть, идти быстро, ударить только что пересекший её путь мешок, проскользнуть мимо второго «противника», остановиться, развернуться, ударить, опять развернуться, добежать до конца… Элен чувствовала недовольство учителей, но они, по крайней мере, выражали его в корректной форме. А вот насмешки наблюдавшего за неудачниками Леха и его компании были несносны. Несмотря на все усилия не обращать на них внимания, они раздражали, отвлекали и мешали сосредоточиться. В результате, получалось ещё хуже. Всё это очень задевало Элен.