Ален слушал и не знал, что думать. А Юзеф был доволен. Наконец-то господину Кречетову обещали что-то светлое. Пусть он не верит в это сейчас, но может, хоть задумается о возможности счастья.

В этот момент к костру подошли несколько девушек и молодых женщин. Их приветствовали одобрительными возгласами. Тут же послышались звуки сначала одной, а потом и второй скрипки. Под их мелодию, помогая себе ударами в бубны, цыганки начали танец. Ален, уже не раз видевший подобные сцены, всё равно не мог отвести глаз от танцовщиц, а Юзеф и вовсе замер. Ритм, мелодия, движения захватили его, ему казалось, что какая-то его часть танцует вместе с цыганками. И вдруг в одной из них он узнал свою Элен! Он удивлённо и как-то растерянно взглянул на Алена, и встретил смеющийся взгляд. Элен было узнать трудно: в широкой пёстрой юбке, в платке, завязанном сзади и закрывающем лоб, она ничем не отличалась от остальных плясуний. Но вот постепенно они немного разошлись, и Элен оказалась в кругу. Это опять был её танец, как тогда, давно, зимой. Но сейчас в нём не было той яростной стремительности, в которой говорила обида и желание что-то доказать. Движения были мягкими и притягивали к себе, манили…

… Наутро стали прощаться. Когда настал черёд Алена сказать что-то, он обратился к Мирко.

— Я долго думал, как отблагодарить вас всех за жизнь моей сестрёнки. И мне кажется, я нашёл правильное решение. Элен рассказала мне, что раньше табор кочевал по землям графа Кречетова или рядом с ними. А потом вы вынуждены были уйти оттуда, сменить дороги. Я, на правах наследника графа, предлагаю вам вернуться. Обещаю, что остановиться на зиму вы сможете в любой из принадлежащих мне деревень. Платы за это с вас никто не потребует. Я сам возмещу деревне издержки. Даже если вы не сможете или не захотите вернуться, помните, что в моих владениях вы всегда найдёте любую помощь.

Элен, с тревогой взглянув на брата в начале его слов (не сказал бы чего-нибудь не так, не обидел бы чем), полностью успокоилась и испытала чувство гордости за него: Ален смог забыть все те глупости, которые он слышал о цыганах раньше, а его предложение было как раз тем, что от него можно было ждать — восстановлением справедливости.

…Когда коляска скрылась из виду, Чергэн, утерев слёзы, спросила мужа, как он считает, следует ли воспользоваться приглашением господина Кречетова. Мирко взглянул на неё:

— А сама-то как бы решила?

— Не знаю. Продать в тех местах вряд ли что удастся, да и гаданьем много не заработаешь… Но, может, хоть на зиму туда ходить будем? Будет хоть возможность о Баське узнать что-то.

— Вот и я об этом подумал.

Перед отъездом брат с сестрой нанесли ещё один визит бурмистру. Они интересовались, «как продвигается их дело, и когда можно ждать суда над Алексеем Кречетовым». Бурмистр выглядел несколько смущённо, когда ответил, что господину Кречетову удалось бежать из-под стражи.

— Его, конечно, ищут, но пока безрезультатно, — бурмистр смотрел в стол и думал, что был бы счастлив, если бы графа так и не нашли. Как бы тогда всё упростилось! — Поиски велись и в городе и… рядом с городом, но… — он развёл руками.

— А в его усадьбе? — спросил Ален. — Там тоже смотрели?

— Да, разумеется! — ответил градоначальник, несколько оживившись. — Но нашли там полный разор и запустение. В доме не было ни единого человека! Никто не знает, куда все делись…

— И что же теперь?

— А о чём вы, собственно, волнуетесь? Вы имеете в руках бумаги, в которых господин Алексей Кречетов признаёт вас пропавшими детьми графа Владимира Кречетова, а значит, и законными наследниками. Нужно подать прошение об официальном признании вашего права. Только и всего. Суд над Алексеем Кречетовым тут не причём.

— И вы дадите нам такую бумагу?

— Я?! Нет-нет, я могу лишь отправить все необходимые документы в столицу. Разумеется, я приложу к ним письмо, в котором выражу своё мнение по этому поводу.

— Ваше превосходительство, мы в ближайшее время сами будем в Санкт-Петербурге. Как вы считаете, если мы сами отвезём бумаги, это ускорит дело?

— Ну, конечно! — обрадовался бурмистр (вот это везение: ещё одной заботой меньше!). — Всегда хорошо, когда с бумагами приходят заинтересованные люди. Вы там всех и… поторопить сможете, — и он подмигнул Алену, потерев указательный и большой пальцы друг о друга.

Путь в столицу прошёл без приключений. Ехали на перекладных, долго и нудно ожидая свободных лошадей на почтовых станциях. Зато дорога от станции до станции пролетала незаметно — лошади бежали споро, нередко оставляя позади экипажи других путешественников, но и сами с завистью поглядывали вслед почтовым тройкам, пролетающим мимо с гиканьем и свистом.

В Санкт-Петербурге их ждала новость. Вышедшая их встречать Маша смущённо улыбалась, а её сильно округлившаяся фигура объясняла причину этого смущения. После первых приветствий Элен поздравила Машу, и та, видя искреннюю радость бывшей своей хозяйки, вся расцвела и рассказала, что её муж, когда узнал, что у них будет ребёнок, «как сумасшедший, схватил её на руки и стал целовать у всех на виду!» Ещё немного поговорив на эту тему, Маша осторожно спросила, а что это за человека они привезли с собой? У него такие шрамы на лице! Они хотят, чтобы Иван вылечил его?

— Машенька, это мой брат, Ален.

— Брат? Но… вы же говорили, что он погиб… вместе с отцом?

— Да, так думали все. Но он остался жив, только обгорел сильно. Ты понимаешь, Машенька, мой брат жив!

В это время Ален с любопытством оглядывался вокруг. Заметив его внимание, Элен нашла нужным пояснить:

— Этот дом через пять лет станет моей собственностью здесь, в Петербурге, после того как оговорённая в документах сумма будет выплачена хозяину. Я так рада, что могу сказать: теперь он и твой!

— Мой?

— Да. Тебе же нужно будет приезжать в столицу? Иван и Маша будут присматривать за домом в наше отсутствие. Это не составит для них труда, поскольку живут они вот в том флигеле. Так что к твоему или моему приезду здесь всегда будет всё готово.

— Это прямо какая-то сказка, — с улыбкой глядя на неё, ответил брат. — Недавно я ничего не имел, кроме дома в лесу, а сейчас — имение, дом в столице…

— Погоди ещё радоваться, — засмеялась Элен, — нужно сначала, чтобы твои права на имение признала царица. Так что пока у тебя — только этот дом.

— В таком случае, я смогу считать его своим, если только внесу всю оставшуюся сумму за него. Согласна?

— Конечно, если ты так считаешь. И тогда в документе будет два имени.

Вечером, когда Иван освободился от своих обязанностей, состоялся праздничный обед, готовить который Маше, как когда-то, помогал Штефан. Элен настояла, чтобы с ними за столом сидели и супруги Кузнецовы. Спорить никто не пытался, зная её характер, но в начале обеда чувствовалась неловкость. Это быстро прошло, опять-таки благодаря Элен, которая смогла найти слова для каждого, втянуть в разговор всех. К концу трапезы они уже непринуждённо разговаривали между собой, как будто были знакомы уже давно, и никаких различий в положении между ними не было.

На следующий день Иван попросил Алена зайти к нему во флигель, когда сможет найти для этого время. Ален, заинтересовавшись, зачем это он мог понадобиться господину доктору, тут же откликнулся на просьбу. Они присели в кресла в комнате, которую Маша называла гостевой, и Иван без предисловий начал разговор.

— Господин Кречетов, я лекарь и смотрю на всё в жизни с этой точки зрения. Простите, что сразу говорю о деле, но… могу ли я осмотреть шрамы на вашем лице?

— Осмотреть? — Ален слегка удивился. — Извольте, если считаете это нужным.

— Считаю, — кивнул Иван.

Он долго разглядывал последствия давнего ожога, заходя то с одной, то с другой стороны, ощупывая шрамы пальцами. Затем, закончив осмотр, вернулся в своё кресло.