Взглянув на взволнованное лицо Розы, Элен согласилась, хоть и сильно подозревала, что здесь был некий заговор, чтобы не допустить верховой прогулки.

Возвращаясь назавтра домой с прогулки, Роза опять и опять возвращалась к истории царицы Сююмбике.

— Я вот всегда думаю: а правда она спрыгнула с той башни в Кремле или нет? Может, это придумал кто-нибудь? Ведь это грех — самой себя жизни лишить…

— Не знаю, — пожала плечами Элен, — может, и правда. Это по нашей вере самоубийство грех, а какая вера была у царицы, мы не знаем. Может она это грехом не считала. Знаешь, бывают в жизни такие моменты, что о грехе и не думаешь. А может, ей показалось, что уж лучше согрешить, чем всю земную жизнь мучиться.

Тем временем подъехали к воротам. Юзеф, сопровождавший их верхом и за всё время едва проронивший несколько слов, открыл ворота, пропустил сани и вновь закрыл за ними.

Помогая Элен переодеться, Роза продолжила разговор.

— А я слышала, что где-то на свете есть ещё такая башня, как наша. Тоже всё падает, а упасть никак не может. Это правда?

— Думаю, да. Сама я не была там, не видела, но читала, что в италийском городе Пиза есть такая башня.

— Вот бы посмотреть! — мечтательно вздохнула Роза.

— Когда-нибудь увидишь, если так сильно хочешь, — ответила Элен.

— Вряд ли, — вздохнула девушка, — это вы можете поехать туда, куда пожелаете, у вас деньги есть. А я… Даже на замужество не стоит рассчитывать. Кому нужна невеста, у которой из приданого — только постель да одёжка?

— Зря ты так думаешь, — покачала головой Элен, вспомнив рассказ Забродова о своей женитьбе. — Если человек полюбит, он и без приданого возьмёт тебя замуж.

— Так и матушка говорит. Только не верю я, редко так бывает, — печально сказала Роза, присев на табурет возле тумбы с кувшином для умывания. — Я вот подумала: ведь баба Зуля сама зарабатывает, ей на жизнь хватает. Она могла бы и больше заработать, но ей уже трудно, да потом она говорит, что не нужно ей больше, тратить не на что. А я молодая, сильная, работать могу много. И деньгам бы применение нашла. Вот бы мне такую работу, как у бабы Зули! И травы мне интересны, и лечить мне нравится…

— Так в чём же дело?

— Матушка недовольна, — опустив голову, словно погаснув, ответила Роза.

— А ты не спорь с ней. Но и желание своё не забывай. Если твёрдо решила, если знаешь, чего хочешь — обязательно всё получится! Только делай для этого что-то, не останавливайся. Мать простит, ведь она любит тебя. А когда она увидит, что твоё занятие не только нравится тебе, но ещё и доход приносит, она и сама рада будет. Это сейчас ей всё не нравится, потому что непривычно. А потом всё станет на место. Только не сдавайся.

Роза слушала и верила. Но стоило Элен замолчать, как она снова засомневалась.

— Вам легко всё это говорить, ведь вы родились уже богатой. А я…

— Да, я родилась богатой. И знатной. А потом всё потеряла в один миг. И семью, и дом, и достаток, и положение в обществе. Потеряла бы и жизнь, но меня спасли цыгане, — улыбнувшись испугу в глазах Розы, кивнула: — Да, я жила с цыганами. Ты не верь тому, что болтают о них, это по большей части неправда. Это хорошие люди — мудрые и сильные. А если они решают помочь, то помогают, чего бы это им ни стоило.

— Но они ведь воруют…

— Что воруют?

— Лошадей, детей… — неуверенно сказала Роза.

— Детей… Значит, ты считаешь, что меня украли, когда подобрали в лесу, умирающую от голода?

— Нет…

— А ведь таких, как я много. Не все, конечно, с голода умирали. Одни потерялись, другие остались сиротами, да мало ли что может случиться ещё. Просто цыгане считают, что чужих детей нет. Не бывает. И если они видят, что ребёнок попал в беду, они сделают всё, чтобы помочь ему. Но они не могут останавливаться надолго, поэтому забирают детей с собой. Вот и всё. Разве в этом есть что-то плохое?

— А лошади? — уже с любопытством спросила Роза.

— Лошади? — Элен улыбнулась, вспомнив цыгана, добывшего для неё саврасого Кречета. — Скажи, как ты считаешь, можно ли считать, что лошадь украли, если за неё оставили плату?

— Нет.

— А если это сделано без ведома хозяина лошади? Просто вместо своего скакуна он наутро обнаруживает деньги. Тогда как? Воровство это?

— Не знаю.

— Вот именно. Хозяин лошади скажет — да, несомненно. А цыган, что взял коня, уверен, что нет. Ведь он заплатил за него… Это, конечно, единичный случай, бывает по-разному. Я просто хочу сказать, что у нас разные взгляды на жизнь. Не плохие и не хорошие, а просто разные.

— И вы с ними долго жили?

— Несколько лет.

— А потом?

— Потом я попала к другому человеку, обеспеченному, дворянского звания, который тоже стал относиться ко мне, как к родной дочери. И добраться до него мне тоже помогли цыгане.

— Вот видите, это случайность. А если бы вы не попали к нему?

— Можно с таким же успехом спросить: а если бы я не потеряла семью? Вся жизнь состоит из таких случайностей и «если бы». Роза, нужно добиваться того, чтобы тебе встретилась необходимая «случайность». Может быть, у тебя и не получится, хотя я думаю, что если быть уверенной в успехе, он придёт, зато ты никогда не пожалеешь, что не попыталась что-то сделать.

— А чего добивались вы? Снова стать богатой?

— Вот на этот вопрос я не отвечу. Это касается только меня.

— Но вы получили всё, о чём мечтали? Всего добились?

— Пока не всего. Но я не сомневаюсь в том, что всё, что я задумала, получится.

— Я тоже попробую, — тихо вздохнув, сказала Роза.

В путь тронулись уже в начале марта. Дорога была хорошо накатана, полозья скользили легко. Ночи всё ещё оставались холодными, морозными, но днём часто выглядывало солнышко, и тепло хорошо ощущалось. Поэтому приходилось торопиться, чтобы снег под жаркими лучами не превратился в непролазную грязь. Юзеф, как и по дороге в Казань, временами ехал с Элен в возке, давая отдых себе и своей лошади. Но разговорить его у неё так и не получилось. Он продолжал вести себя так, как все последние недели. Элен ничего не могла понять. Наконец, она спросила его об этом напрямую.

— Я обидела тебя чем-то?

— Нет, — поднял брови Юзеф, — разве я дал повод так думать?

— Дал. Ещё как дал! Ты игнорируешь все мои попытки заговорить с тобой.

— Разве я сейчас не разговариваю?

— Нет. Ты просто отвечаешь на вопросы, а раньше мы с тобой беседовали.

— Простите. Я не должен был вести себя с вами так вольно.

— С вами? Ты что, Юзеф, белены объелся?

Раньше такие грубоватые выражения всегда выводили Юзефа из себя. Он морщился и часто что-нибудь говорил по этому поводу, показывая, что ему неприятно, что молодая панна так разговаривать не должна. Зная это, Элен иногда, забавляясь, поддразнивала Юзефа, используя фразы, подслушанные у крестьян или подмастерьев. Но сегодня и это не прошло. Юзеф никак не отреагировал на её провокацию и спокойно повторил:

— Я сожалею, что часто моё поведение выходило за рамки моих обязанностей.

— Обязанностей?.. — Элен была в тупике. Но растерянность быстро перешла в чувство обиды и возмущения. Что ж это такое! Его что, внезапно стало раздражать её общество? Ах, так? Ну, хорошо. Плакать не будем. Подумаешь! Хочешь быть обычным телохранителем? Ладно.

— Хорошо, пан Юзеф, я принимаю ваши извинения. А сейчас я предпочла бы немного вздремнуть, — и она откинулась на подушку, положенную в изголовье сиденья, закрыв глаза. Спать не хотелось, внутри всё дрожало от злости. Но Элен заставила себя просидеть, не открывая глаз, всё то время, пока Юзеф находился в возке.

Такой дороги у Элен ещё не было. Обычно она спокойно относилась к поездкам, они её не раздражали. Но в этот раз она была лишена основного занятия, скрашивающего однообразие пути — беседы. Да, она время от времени говорила то со Штефаном, то с Тришкой, когда, чтобы размяться, недолго ехала верхом. Но разве это могло заменить разговоры с Юзефом… И всё же Элен ни за что не показала бы, что ей их не хватает. Дни тянулись медленно, казалось, поездке не будет конца.