— Да, — помедлив, всё же ответил тот. Учитель просто кивнул.

— Могу я узнать, — теперь спрашивал Буевич, — когда вы это поняли? Сейчас, во время разговора или раньше? И, если раньше, то, как вы догадались?

— Я подозревал, что такое может случиться. В смысле, что эти двое не оставят друг друга в покое. Поэтому вчера вечером был почти уверен, кто виновник.

— Почему? Ведь всем известно, что пан Лех мог иметь сколь угодно других врагов. Почему вы подумали именно о… пане Алене?

— Видите ли, герр Буевич, мне однажды довелось видеть в вашем исполнении великолепную атаку, закончившуюся ударом, которым редко пользуются. Я подумал, что уж если вы разрешили племяннице учиться здесь, то должны были показать и этот удар.

— Да. Вы правы. Вы очень наблюдательны, герр Нейрат, — учитель молча поклонился. — Пан Стоцкий тоже подозревает нечто подобное?

— Нет. Для этого нужно знать то, что знаю я. Мне кажется, в школе фройляйн Элен не может подозревать ни один человек. Несмотря на её невероятные, особенно для девушки, успехи, фройляйн всерьёз не воспринимают. Всем кажется, что это игра, каприз. Так что кроме меня ни один человек…

— Есть такой человек, — прервал его Буевич. — Причём он не подозревает, а знает наверняка, так же как и я.

Учитель что-то прикинул, потом усмехнулся:

— Герр Юзеф?

— Да.

— Ну, это не опасно. Бояться, что он с кем-то поделится своей осведомлённостью — это всё равно, что бояться самому разболтать обо всём. Вы же не собираетесь ни с кем обсуждать подробности этого… происшествия? Вот и герр Юзеф тоже не скажет. Думаю, даже под пыткой, — с улыбкой добавил он. Янош кивнул. Нейрат, помолчав, спросил:

— Герр Буевич, а вам известна причина такого… необычного увлечения вашей племянницы?

— Да. Известна.

— Простите, если мой вопрос покажется вам бестактным. Я ни в коем случае не осуждаю вас, просто мне ещё не приходилось сталкиваться с таким случаем. Вам не страшно за неё? За её ближайшее будущее?

— Вы всё узнали? Или она сама вам рассказала?

— Только намекнула. Но дорисовать себе в общих чертах, что случилось, и что она задумала, было несложно.

— И что же вы себе «дорисовали»?

— Это не так важно… Фройляйн Элен сказала мне, что существуют некоторые проблемы, с которыми ей предстоит разобраться. Эти проблемы, видимо, каким-то образом связаны с её семьёй. Если я правильно понял, она считает, что, кроме неё, предпринять решительные действия некому. Сами видите, подробностей можно не знать, но понять намерение несложно, особенно учитывая её стремление как можно лучше овладеть искусством фехтования. И это ей, кстати, удалось — она прекрасно фехтует, в чём вы и сами смогли убедиться.

— Да, фехтует она, действительно неплохо. И стреляет. И с ножом умеет обращаться. Я имею в виду боевой, а не кухонный.

— Вот как? В таком случае, хорошо, что она не юноша. Это был бы опасный человек.

— А её вы таковой не считаете?

— Пожалуй, да. Быть может она даже опаснее любого мужчины, поскольку от молодой красивой девушки никто ничего подобного не ждёт.

— Но все её навыки не дают никакой гарантии, что она останется невредима. Слишком всё сложно.

— И много у неё… проблем?

Буевич взглянул на учителя и, совершенно правильно поняв вопрос, ответил:

— Пять, если я не ошибаюсь, — он как-то неожиданно ссутулился, голос звучал устало.

— Да, многовато. Но она же не думает… решать их разом?

— Нет. Они вроде бы находятся далеко друг от друга. Но я просто не могу себе представить, что она будет одна, в другой стране, пусть даже это её родина. Без помощи, без друзей…

— А вы не пробовали её отговорить?

— Вы полагаете, это возможно? — грустно улыбнулся Буевич. — Естественно, попытки такие были. Но успеха они не имели. Сначала мне казалось, что это блажь, фантазии. Тем более что Элен всё детство провела, играя с сыном моего друга. Поэтому её желание учиться тому, чему обычно учат мальчиков, могло быть просто обычной детской завистью: он делает, и я хочу. Это я так думал. Надеялся, что это так.

— И потакали ей?

— Да. Я не видел ничего страшного в том, что девушка будет уметь стрелять. И не только из охотничьего ружья. Серьёзно задуматься меня заставила её просьба… даже не просьба, а требование научить её фехтованию. У нас состоялся серьёзный разговор, после которого я понял, что всё это была не игра, не каприз и не зависть… Единственное, что мне оставалось — это сделать всё, чтобы она могла постоять за себя. Вы можете меня понять?

— Если бы я не знал вашу племянницу, не имел возможности следить за её успехами и неудачами, за её реакцией на всё происходящее, не разговаривал с ней, наконец, я бы ответил нет. А сейчас — да, я вас понимаю.

— Благодарю вас. Для меня это, оказывается, очень важно, — Буевич улыбнулся.

— Значит, фройляйн Элен вскоре поедет в Россию, — констатировал Нейрат. — Но помощь ей всё же необходима… А если кто-нибудь поедет с ней? Может быть, просить об этом герра Юзефа? Мне кажется, он вовсе даже не будет против.

— Пан Юзеф? В качестве кого? Выдать его за дальнего родственника?

— Зачем? Если я не ошибаюсь, герр Юзеф мечтает стать телохранителем. Почему бы вам не предложить ему такую работу?

Буевич удивился, но лицо его посветлело.

— А вот это славная мысль! Благодарю вас, герр Нейрат.

— Рад оказаться полезным, — слегка поклонился учитель.

— Я всегда уважал вас за мастерство и выдержку, герр Нейрат, но сегодня вы открылись мне с другой стороны. Благодарю вас за всё, что вы сделали для меня и моей племянницы, — Буевич шагнул к нему. — Я был бы рад назвать вас своим другом, — он протянул руку. Учитель ответил искренним рукопожатием.

Когда пан Стоцкий говорил, что свидетелей поединка Леха и Элен нет, он был не прав. Свидетель был. Он наблюдал стычку от начала до конца. Этот коренастый человек с чёрными ничего не выражающими глазами следил за Лехом с самого утра, заметив его выходящим из ворот школы. Когда Лех вошёл в тупичок и остался там, человек за ним не последовал, рассудив, что, скорее всего, у него намечена встреча с кем-то, ведь никакая другая причина не могла заставить пана пойти туда. Для того дела, что задумал преследователь, свидетель был неуместен. Ему были знакомы все лазейки и переулки в этом городе, который он считал своей собственностью, особенно по ночам. Сейчас был день, но это нисколько его не смущало. Он вошёл в дом, боковая стена которого выходила в тупик. Вскоре он уже удобно устроился возле приоткрытой в тупичок узкой дверки. Отсюда было прекрасно видно всё, что происходило снаружи, между тем как дверь, расположенная на теневой стороне, в этот солнечный день была видна плохо, и наблюдатель был абсолютно уверен, что останется незамеченным. Вскоре, как он и ожидал, в переулок зашёл ещё кто-то. Он узнал этого «кого-то» и слегка удивился. Потом, когда он увидел мастерство обоих дуэлянтов, его удивление превратилось в изумление, поскольку ему было известно, кто является противником Леха. Исход боя тоже стал для него неожиданностью, он еле удержался от одобрительного возгласа. Продолжая наблюдать, он видел, как Элен, посмотрев на лежащего противника, внезапно отвернулась, прижав руку ко рту. Потом, справившись с приступом дурноты, опять взглянула на Леха, подцепила концом шпаги его платок, край которого виднелся из-за отворота манжета, аккуратно вытерла им свой клинок, прежде чем убрать его в ножны, и, брезгливо держа платок двумя пальцами, бросила на грудь хозяину. После этого она ушла, ни разу не оглянувшись.

Подождав ещё немного, человек вышел в тупичок и подошёл к Леху. Он внимательно и долго смотрел на него, потом плюнул рядом с телом.

— Я же предупреждал, что скупых и нечестных не любят. Нигде не любят!

Затем человек посмотрел туда, где скрылась Элен. «Что ж, ты сделала мою работу. Удивительно! Та, которая пострадала от меня, в результате мне же и помогла. А я вижу перед собой сильного мужика с мелочной бабской душой и девицу с рукой воина… Ну, и время настало!» — и он покрутил головой, уходя из тупика опять через соседний дом.