* * *
Я написал записку, чтобы девушки не волновались, и приколол ее к пробковой доске ее в кают-компании.
К борту «Красного кролика» была привязана надувная моторная лодка… Вот, получается, как они сюда добрались: последние метров сто-двести кто-то из них преодолел вплавь, а лодку потом притянул за трос.
А еще на палубе нас ждала Мисаки. Счастливая. В таком же черном комбинезоне с сеткой на лице. Две причины радужного настроения находились на бедрах — «Сабли» в фиксаторах. Радостное предвкушение волнами расходилось от девушки.
Глупенькая дракошка! Нашла, чему радоваться, чешуйчато-хвостатая! Но говорить ей об этом я не стал. «В неведении — счастье!» — тоже, если разобраться, мудрость тысячелетий.
Мы спустились в лодку, и Акисамэ, уже не скрываясь, завел мотор. Лодка рванула в сторону острова. И только спустя две минуты (оставленная мной записка была не самой лаконичной и прочесть ее быстро вряд ли получилось бы… а там еще Акисамэ со своим красным карандашом полез, а потом Сигурэ, а потом — Мисаки…) мощный прожектор ударил с катамарана, но нашарить лодку не смог.
За островом нас ждал вертолет с опознавательными знаками филиппинских ВВС. Покачивался прямо на воде! Я и не знал о таких технологиях — думал, только самолеты могут приводняться!
— Сикорски… — Объяснила Сигурэ, отрываясь на мгновение от шушуканья с Мисаки. — Си Кинг.
— Как он сюда долетел? До Филиппин больше двух тысяч кэмэ!
— Дозаправка. Научу.
Ого… Это какими же ресурсами, оказывается, ворочают мастера Редзинпаку! За одни сутки организовать сюда поездку не только Сигурэ и Акисамэ, но и обеспечить такой расходный транспорт, как вертолет с дозаправкой!
— Волнение сегодня ночью смешное… — Добавил Акисамэ. — Повезло. А так пришлось бы садиться на остров, спускаться по скалам… А потом — подниматься… а если б ты заупрямился — так еще и тебя тащить… Сплошная морока!
— Если вы не идете в Редзинпаку, Редзинпаку идет к вам…
— О! Неплохо, Кенчи-кун! — Обрадовался Акисамэ. — Я буду рекомендовать Старейшему добавить это к нашим девизам! «Справедливость во имя Луны», лоббируемая Сакаки, не прошла с перевесом в полтора голоса…
— Полтора?
— Точимару был против.
* * *
Рююто было паршиво. Можно сколько угодно считать себя хладнокровным и циничным интриганом или политиком, способным на прагматичные и жесткие действия… Но когда смачно вляпываешься в продукт жизнедеятельности… Пусть и знает об этом крайне ограниченный круг лиц…
«А ведь это — только начало… Во всех умных книгах пишут, что стоит только начать. Стоит только один раз поступить бесчестно и подло и… и — все! Ты — говно на всю оставшуюся жизнь!»
Он не без удовольствия прибил бы Сирахаму на татами. И — да — убил бы. Запросто! Но — сам! Сам! Своими руками. А не вот так — чужими!
Рююто казалось, что отец совершил ошибку. В то же время, когда отец задал этот вполне закономерный вопрос, он сам ничего вразумительного предложить не смог.
«Сынок, у нас нет выхода на Гасящих. А никакие иные специалисты не справятся! И у нас нет подобных свободных средств. И… самое главное — эти старые мудаки — они ведь тоже Асамия! Они старые пидарасы, но они — Асамия! Понимаешь, Рююто? Асамия! Во что мы превратимся, если начнем заказывать своих! В чем тогда смысл слов „Глава клана“?»
Так что — нет: не «отец совершил ошибку», а «они совершили ошибку». Оба.
О том, что Сирахаму убили, отец сказал в воскресенье вечером. Прямо так и сказал. Буднично и равнодушно:
— Сирахаму вчера убили. Ванадис. На нас даже никто не подумает — по какой-то причине Шакти сама хотела его убить… я только зря вылез… совсем в ее глазах упал.
Отец был пьян. Сильно пьян. Но это выразилось только в акцентировано-контролируемых осторожных движениях, аромате виски в кабинете и очень тщательно «спрятанной» пустой бутылке. Она была утоплена в аквариуме.
Нет, он вовсе не пытался оправдаться в глазах сына, показывая, как ему неприятно произошедшее, как он переживает… Представать в образе страдальца — это было противно самой природе Асамия. Да и любого человека с чувством собственного достоинства!
В этот момент Рююто особенно остро почувствовал, КАК же ему не хочется становиться главой клана. Вот так же глушить тошнотворный виски, пытаясь залить остатки совести… Сколько раз отец уже так делал?
— Я хочу посмотреть на запись боя, пап. — Попросил Рююто. — Если это возможно, конечно…
Отец якобы небрежным движением толкнул брусок флешки по полированной поверхности стола. Флешка застыла точно под приподнятой ладонью Рююто.
— Думаю, мамы будут рады тебя увидеть… — Отведя взгляд в сторону неуклюже намекнул Рююто.
Орочи усмехнулся и махнул рукой в сторону двери.
— Уж сам разберусь. Не парься!
Забрав флешку, Рююто осторожно прикрыл за собой дверь кабинета.
«Один к десяти» — Оценил он возможности бывшего соперника, когда заперся в своих комнатах и несколько раз очень внимательно просмотрел запись.
«Мы с отцом, действительно, совершили ошибку — надо было всего лишь набраться терпения. Сирахама с такой скоростью прогрессировал… Пять минут против Ванадис! Пять минут! И — чуть не изувечил ее! Первую ученицу Шакти!»
Вероятно, отец тоже это понял. Не мог не понять! Но — ни словом! Да и что толку ТЕПЕРЬ об этом говорить!
Когда в понедельник в институте он подошел к старосте и осведомился, где Фуриндзи (а что — официальный жених имеет полное моральное право задавать такие вопросы! Общественное мнение ему еще и пару пунктов за настойчивость накинет… после почти ежедневных побоев-то, от которых Рююто даже в институте не появлялся некоторое время!), ему стало совсем худо: «Фуриндзи болеет».
Как же — «болеет»! Оплакивает любовника! Вот, что она делает!
А староста-тян еще и лицом изобразила сочувствие: дескать, бедненький влюбленный, переживает, наверно, от неразделенных чувств этой жестокой Фуриндзи! И терпит ее побои! Ах, какой няшечка, прямо, как в манге!
Его, одного из лучших бойцов в Японии, жалеет какая-то романтично настроенная девица!
Паршиво было. Паршиво!
А вечером уже трезвый отец сообщил, что Шакти Рахманн с ученицами вылетела в Индию. Даже не поставив их, нанимателей, в известность! Оставив только младшую ученицу, чтобы соблюсти формальности. Младшую! Это была пощечина! О которой, правда, знали только Рююто, отец и сама Рахманн.
И, возможно, Рыжая Лисица — Беника.
А ведь теперь Миу его, действительно, убьет! Она из тех японских женщин, что протыкали себе ножами горло после смерти мужа… Правда, ЭТА еще и всех настоящих и мнимых врагов покойного мужа поубивает предварительно!
«Если он на мне женится, я его вообще убью!» — младшую сестренку, видимо, так потрясли эти слова, что она целую неделю вылавливала его на средней половине и рассказывала-рассказывала-рассказывала, какая эта Фуриндзи, с которой она случайно столкнулась в аквапарке, оказывается, ужасная и отвратительная женщина!
И не только ему рассказывала! В, конце концов, даже умнейшая Хана озаботилась его, Рююто, безопасностью после возможной женитьбы!
И, похоже, эта встреча в аквапарке была подстроена Фуриндзи или Сирахамой — очень уж точно Хонока Сирахама вышла на Мурасаки!
А тут еще и Шакти так некстати ослабила охрану, оскорбившись предложением Орочи Асамия.
Ему сейчас было паршиво. Не так, конечно, как сейчас паршиво Миу Фуриндзи, потерявшей любимого человека, но — тоже не сахар! Совсем не сахар!
* * *
— Украли… жениха… у тебя?
Миу, стараясь не слишком широко улыбаться, очень точно скопировала интонации, поглаживая одной рукой урчащего на ее коленях Точимару. Вторая рука двигала мышкой.
Солнце только вставало из-за горизонта. Остров-вулкан, у которого они вчера вечером бросили якорь, уже скрылся из виду. Дул попутный устойчивый ветер. Перистые облака, подсвеченные снизу, создавали впечатление второго волшебного океана, но — вверху, над головами.
