— Слушаюсь, Ма-доно!
— И пригласи технического директора… и — он же баран бараном — пусть возьмет с собой кого-нибудь шарящего из ребят, занимающихся «Счастливчиком». И пригласи Ма Ренку… У нее же завтра эфира, кажется, нет? Вот и отлично.
— Слушаюсь, Ма-доно!
— Спасибо, девочка! Чтоб я без тебя делал!
— Держали бы ресторан «Пекин», Ма-доно!
— … И все такая же вредная…
* * *
— М-м-м… просто изумительно! — Акисамэ. — Вкус — специфический!
— Даже… птичку… не… жалко…
— Ап-па-а-а-а…
— Ну… сойдет. Под пивко — так вааще!
— Ха! Фирма веников не вяжет! Кэнсэй сказал — Кэнсэй сделал! Сказал, что будет «Утка по-пекински» — значит, это будет «Утка по-пекински»! Молодежь, а вы чего молчите?
Ма Кэнсэй сиял. Царственным взором, подбоченясь, он важно осматривал стол, за которым сейчас собралось все Редзинпаку и дегустировало, действительно, вкуснейшее блюдо из утки.
— Утка великолепна, Кэнсэй! Добавление тмина и лимона — просто гениально!
— Ну, дык… Кенчи? А ты чего молчишь? Неужели Миу вкуснее готовит?
Вопрос, заданный Кэнсэем был сложным и провокационным… Что-то вроде, «а кого ты больше любишь — маму или папу?»
— Утка по-пекински, Ма-сэнсэй, получилась очень вкусной! До следующей готовки Миу-сан я буду помнить ее волшебный вкус!
За столом воцарилась тишина…
— А ведь неплохо! — Пробормотал Акисамэ, выуживая из-за пазухи свой коммуникатор.
— Выкрутился… шкет. — Сигурэ «втянулась» в потолок.
— Хо-хо… Видишь, Кэнсэй! Всем понравилась твоя готовка! Думаю, никто не будет против, если по выходным Ма Кэнсей будет радовать нас такими вот блюдами?
— Я — за! — Для наглядности Акисамэ поднял обе руки.
— Поддерживаю!
— Кэнсэй — повара. Харасо, насяльника!
— Пусть… готовит… уточек… — Послышалось из-за моей спины.
Кажется, это был один из редчайших случаев — Кэнсэй не знал, что ответить… С одной стороны его готовку все нахваливали, а с другой — каждые выходные…
— Я с удовольствием буду помогать на кухне! — Добила Миу. — Столько нового из китайской кухни узнаю!
А потом сзади раздалось — пф! — и что-то ужалило меня в шею.
— Сигурэ! Ты чего?! — Забеспокоилась Миу.
— Поможешь… раздеть? Как в прошлый… раз…
Не понял — что это за стыдливое смущение в эмоциях Миу?!
Дальше я уже не слышал, ухнув куда-то вниз, в вязкую вибрирующую темноту.
«Тренировочный процесс» продолжался…
* * *
Если бы существовало искусство быстрого и четкого выхода из бессознательного состояния — какое-нибудь там «аут-дзюцу» или «амнезия-до» — то я уже, несомненно, был бы мастером третьего, а то и четвертого дана! Во всяком случае «первое мастерское ката» — выход из беспамятства — я выполняю за секунду!
Привычка, вбитая в меня Сигурэ (я считаю, что если Хаято Фуриндзи — сверхчеловек, то Косака Сигурэ — суперженщина: привить мне такой рефлекс всего за пару месяцев исключительно с помощью цоканья языком! — это какая-то суперспособность!) заставила, не открывая глаз и не двигаясь, быстро вникнуть в окружающую обстановку.
М-да, могло бы быть, конечно, и лучше. Но — не будем гневить Ками этого мира! — могло быть и гораздо-гораздо-гораздо хуже! Зная мастеров Редзинпаку…
Полулежу на земле, прислоненный к чему-то… предположительно, к стволу дерева. Вокруг лес и ближе ста метров отсутствуют живые разумные существа. Ночь (ощущения мастера аут-дзуцу утверждают, что провалялся я без сознания часа три-четыре), холодный ветер. Температура — где-то за минус. Не такой большой, но — минус. Да еще и с ветром…
А теперь — откроем глазки…
Самое печальное, что это — не сон и не активация. Я вполне себя осознаю. На всякий случай посмотрел руки, ущипнул за щеку…
Ой-ёй-ёй! Ну, мастера! Ну, удружили! Жопа-то какая!
Самое главное и печальное — вокруг снег! И это не японский снег, идущий один день в году и тающий в течение одних-двух суток. Этому снегу уже пара недель — на него уже успели упасть ветки, сучья, кора и старые листья. Что означает, что я немного севернее Токийского Залива… километров эдак на тысячу… Как бы не в родных краях. Сколько там от Токио до Владивостока? Как раз тысяча «кэмэ» и получается.
Меня переодели. И одежда соответствует погоде: на ногах светлые ботинки с высокими берцами. Белые из крепкой плотной ткани брюки на подтяжках. Низ брюк присборен и плотно обжимает берцы в районе щиколоток. Ну, правильно — снег. Хоть и неглубокий.
Верх — белая дутая куртка «аляска». Теплая и мягкая. Очень удобная. И ткань хорошая — не шуршит. Под курткой — свитер на молнии. Флис, кажется. Тоже белый. Под свитером — провел рукой — что-то сильно обтягивающее скользкое… термобелье?
На руках — белые матерчатые перчатки. Самые обычные. Даже без этих пластиковых пупырышек.
Что там дальше…?
На куртке — разгрузка. И столько всего интересного в этой разгрузке… Ну, например, маленький пистолет.
ПСС. Бесшумный. Семь или шесть патронов… все-таки, шесть. А это уже очень серьезно, потому что специфические патроны к этому пистолету делались ТОЛЬКО для этого пистолета (и для стреляющих ножей, кажется) и никогда не снаряжались резиновыми пулями — зачем диверсантам резиновые пули? Так что пистолетик — сугубо для диверсантов, а не для разгона демонстрантов или личного ношения полицейскими.
«Малыш, кажется, мы попали всерьез… хотя, это было понятно, когда вокруг снег увидели»
«Старче! Это стало понятно, когда мы на стройные ножки, классную попку и красивую грудку Фуриндзи глаз положили!»
«О! Молодец, Малыш! Попытка показать, какой ты умный — на „десяточку“! Если б ты еще был таким умным сегодня — или уже вчера? — в кинотеатре…»
Два ножа с белыми рукоятками, аптечка, тангента от радиостанции… где, кстати, сама радиостанция? Провод тянется куда-то за спину. Раз есть радиостанция, значит, есть и…
В каком ухе звенит? Правильно, в левом! Это гарнитура. На левом ухе. Огромный такой наушник… но без микрофона, только динамик. Каждые десять секунд дает тишайший щелчок, чтобы было понятно, что работает. Значит, сегодня я — марионетка-исполнитель — приди туда, сделай это… Будем надеяться, что команду «тикай!» мне тоже дадут своевременно.
Что там дальше, уважаемый хомяк? Дальше у нас: тактический планшетный компьютер в противоударном кожухе (как им хоть пользоваться-то? Ну, будем уповать на интуитивно-понятный дружественный интерфейс и засилье «окошек»), три огромных пластиковых магазина по пять патронов непривычного вида (на глаз — калибр двенадцать миллиметров, с тупыми многокомпонентными носиками… бронебойные?), в другом — две снаряженные обоймы к пистолету.
Что у нас тут еще? Еще в пластиковой коробочке — штук пятьдесят патронов к пистолету… (м-да. Один такой патрон на черном рынке достать — руки по локоть в кровь сотрешь. А тут — семь десятков, если учесть те, что в пистолете и в обоймах к нему!) Бинокль… толстенький… наверно, со всякими электронными усилителями, подсветками, дальномерами и ночным видением…
На голове — шапочка. Следуя общей логике — тоже должна быть белой. И — снова ошибся. Это не шапочка, а балаклава. Что как раз и соответствует логике, по которой у меня на разгрузке находится диверсионный пистолет из списков «особо-строго учета» и куча патронов к нему.
Я попытался подняться и — хомяк ликуэ! — оказалось, что бесшумный пистолет — это еще не все. Меня прислонили к дереву, а ко мне прислонили… еле успел подхватить — Сигурэ-сэнсэй за такую небрежность к оружию и убить может… Винтовка.
Странная какая-то винтовка, Не знаю, что за модель. Для маскировки обернута специальной белой лентой. Скомпонована в «булл-пап», а некоторые детали и кондовенький грубоватый дизайн заставляют вспомнить российских оружейников. Оптический прицел… огромный. Видимо, ночной со всякими электронными свистелками и перделками. Но и огромный оптический прицел теряется на фоне толстого длинного ствола, который намекает на нечто бесшумное.
