В раннефеодальном государстве церковь впервые создала идеологическое обоснование политической власти. Еще клановые культы наделяли вождей и царьков сакральным ореолом. Но неудача таких вождей и королей расценивалась как утрата ими магической власти и основание для их смены. Поэтому в Западной Европе варварские народы заменили родовую религию христианством [Корсунский, 1963, с. 164]. В древней Японии синтоизм также наделял царей сакральной властью, которая, однако, не спасала носителей этой власти от преждевременной смерти и лишения прерогатив власти. Буддизм же оказался как раз той идеологией, которая давала царям известную надежду избежать этих неприятных осложнений. Кроме того, упорядоченная схема мира, разработанная буддизмом, распространялась японскими правителями и на земную, прежде всего политическую, жизнь. Однако в отличие от континентальных стран буддизм на Японских островах на первых порах занял скромное положение по сравнению с синтоизмом, и это определило специфику его влияния на другие сферы жизни.
Поскольку в средние века различные сферы общественной духовной жизни слабо дифференцированы, право приобретает значение показателя универсального регулятора общественных отношений. Однако в раннесредневековом Китае нормы права далеко не полностью обеспечивали функционирование общества и государственного управления, порядок обеспечивался поведением, этическими нормами [Гуревич, 1972, с. 139–140]. Хотя идея и образцы письменного права пришли в Японию из Китая, именно на островах они воплотились в кодексе Тайхорё, реально регулировавшем почти все значительные стороны жизни, тогда как старая традиция была оттеснена в область быта, а новые этические нормы, тоже заимствованные с материка, только-только набирали силу. Это придало японскому средневековому праву, по крайней мере на ближайшие 200 лет, такую универсальность и значительность, которой в то время не знало право других стран дальневосточного региона. Разумеется, воплощение такого права стало возможным благодаря существованию сильного раннефеодального государства, но вызревание достаточно высокой правовой мысли— достижение духовной культуры.
В художественной жизни интересно отметить характерное пренебрежение к единичному как к объекту воспроизведения, а заодно и к понятию авторства как индивидуального творчества. Подлинной ценностью наделялось не единичное, а традиционное, повторяющееся, поскольку и природа демонстрирует лишь повторение природных циклов (см. [Гуревич, 1972, с. 87]). Отсюда тенденция к безликой обобщенности в художественных произведениях, к копированию как средству осуществления первостепенной задачи — воспроизведения в научном и художественном творчестве созданных ранее образов и выработанных канонов. Эта тенденция стала укрепляться уже в раннесредневековой Японии.
Существенной стороной культурной жизни раннесредневековой Японии стало участие в ней государства. Выше мы говорили о роли государства в развитии религии, права. Однако оно оказывало известное влияние и на другие сферы культуры. Некоторые японские ученые даже придают этому влиянию чуть ли не решающее значение. Их рассуждения сводятся к следующему. Почти на протяжении всей древности не прекращалась мощная диффузия континентальной культуры. По общей закономерности, когда менее культурный народ заимствует более высокую культуру, неизбежно наступает некий смутный период. Но японский народ в этой ситуации почему-то не оказался, а контакт с иноземной культурой не вызвал шока, хотя с того момента, как он узнал, принял, освоил и превратил пришлую культуру в собственную, не прошло и полстолетия. В этом, утверждают они, проявились стойкая самобытность и энергия японцев, а также руководящая роль государства в культурной жизни страны. Об этом говорят императорские указы, мобилизовавшие все силы государства на культурное строительство. Поэтому древняя культура Японии полностью приняла государственный, или национальный, облик. С точки зрения рассмотренной концепции древняя культура Японии выступает как одна из причин существования государства, ведь создание культуры стало фактически государственным делом [Тамура, 1956, с 9—11].
Однако соприкосновение с континентальной культурой в III–VII вв. не было ни внезапным, ни однократным. Приток иностранных новшеств носил пульсирующий характер. Это давало японцам возможность спокойно «переварить» новинки и исключало наступление шокового состояния. Археологические исследования дополнительно подтверждают, что между древней и раннесредневековой стадиями японской культуры не существовало резкого скачка. Развитие культуры протекало эволюционно и диктовалось в основе своей общим развитием производительных сил. Обильный приток новинок континентальной культуры потому и способствовал созданию облика раннеклассической японской культуры, что строго соответствовал потребностям и возможностям культурной жизни на островах. В противном случае эти новшества были бы либо отброшены как преждевременные, либо существенно видоизменили аборигенную культуру. Путь формирования древнерусской культуры — но при участии уже византийского, а не китайско-корейского элемента — в этом смысле протекал аналогично (см. [Мавродин, 1971, с. 96]). Поэтому выглядит преувеличением утверждение, что раннесредневековая культура Японии обязана своим образованием государственности, как таковой.
Культура, как мы знаем, важный признак. этноса. Уже благодаря этому ей обеспечена важная роль в его жизни. В этнической истории японцев эта роль, в частности, проявилась в процессе более четкого размежевания культуры на традиционную (этнодифференцирующую) и на заимствованную. Первая укрепила этническое самосознание, вторая расширила его, например, за счет создания религиозного синкретизма из синтоизма и буддизма или осталась пока за его пределами (даосизм). Складывание единой культуры способствовало цементации общества Ямато в целом- Выделение же верхушечной культуры содействовало укреплению феодальной структуры общества, прежде всего нормативных (право), этических (конфуцианство), идеологических (буддизм) его звеньев.
Японская культура по отношению к внешнему миру выступала не только как сторона воспринимающая. Она оказывала многостороннее влияние на эмиси (айнов). От японцев к ним проникли железо, культура разведения проса, турнепса, умение изготавливать ткани из конопли, новые формы орудий труда, оружия, утвари, существенно изменившие их быт [Takakura, 1960. с. 13].Археологическая культура Сацумон (VIII–IX вв.), по-видимому общая для японцев севера Хонсю и для айнов, является следствием таких контактов [Komai, 1964, с. 9]. Японская культура внесла известный вклад в древнюю корейскую культуру [Anazawa, 1975, с. 70; Kitano, 1973]. «Нихонги» сообщают об отправке в 553 г. в Пэкче двух «добрых» коней, 50 луков с наборами стрел к ним, двух кораблей [Nihongi, XIX, 37], о посылке в 668 г. в Силлу 50 кусков шелка, 50 кин [65] шелка-сырца, 50 кож, грузового судна [Nihongi, XXVII, 19]. Отзвуки японской культуры достигли танской столицы Чанъань [Оно, 1964, с. 628]. Японские школяры участвовали в жизни китайских университетов, а паломники вместе с китайскими буддистами трудились в Китае над переводами и комментариями буддийской литературы [Хэ Чанцюнь, 1965, с. 291].
Рассмотренная специфика этнических, социальных и культурных процессов в древней и раннесредневековой Японии своим обликом немало обязана внешнему миру (см. гл. 3). Роль природной среды уже была нами вкратце охарактеризована. Обратимся теперь к человеческой среде, оказавшей сложное воздействие на Японский архипелаг.
В рассматриваемый период континентальный мир в интересующих нас сферах опережал Ямато либо в качественном, либо во временном отношении, в то время как Ямато шло впереди неяпонского мира архипелага.
