Джеймс сделал глубокий ровный вдох и встретил взгляд Доэрти. Холодная ухмылка жестокого обещания изогнула его губы.
Доэрти медлил. Это было именно то, что нужно Пауэрзу. Он нацелил кулак прямо в переносицу Доэрти, замахнулся и вложил всю свою ярость и страдания в этот удар.
Голова Доэрти дернулась, фонтан крови взметнулся в воздух. Пауэрз прыгнул вперед, сильно пригнулся и впечатал кулак оппоненту в почку. Доэрти пьяно пошатнулся.
Джеймс мечтал о том, чтобы Маргарет не видела этой жестокости, неистово желал не останавливаться и продолжать этот танец боли настолько долго, насколько возможно.
Он поднял руку и сделал финальный, суровый удар в челюсть Доэрти. Тот покачнулся и упал на колени. Рефери нагнулся и выкрикивал счет в лицо ирландцу. Толпа ревела.
Седовласый человек с перебитым в предыдущем бою носом схватил Доэрти и попытался поднять его на ноги. Но Доэрти свалился на пол, кровь лилась у него изо рта прямо на грязную землю.
Рефери схватил руку Пауэрза и поднял высоко в воздух. Вокруг раздались громкие вопли одобрения.
Взгляд Джеймса блуждал по кровожадным лицам в поисках единственного, которое имело значение. Маргарет стояла не двигаясь, ее синие глаза были пусты.
Это было последнее, чего виконт мог ожидать. Ярость, шок, может, даже немного восторга – все это он мог предвидеть. Но только не это пустое признание.
Но это было оно. Леди Мэгги наконец поняла то, что он знал с самого начала: он совершенно безнадежен.
Глава 15
После боя в доме что-то изменилось. Маргарет совсем притихла, оживившись, только чтобы заставить Джеймса сменить испачканную одежду на халат. Теперь она стояла и смотрела в окно, словно за парком лежали ответы на все вопросы на свете.
Он подошел к ней; ему не нравилось, что его заботит то, как внезапно она отдалилась.
– Ну что, вы поставили на мне крест?
Мэгги продолжала смотреть в окно.
– Я – ирландка. Сдаваться не в моей натуре.
Пауэрзу вдруг захотелось подразнить ее, возобновить пикировку, которой они с такой легкостью предавались раньше. Возможно, он все это сегодня разрушил.
– Как мне повезло.
Она фыркнула.
– В данный момент у нас с вами есть проблемы посерьезнее, чем ваше желание лишиться мозгов.
Джеймс вздернул брови. С каждым жестом, каждым словом ему было все сложнее прибегать к привычной холодности.
– Неужели?
Маргарет прикусила нижнюю губу и объявила:
– Ваш отец.
В том, что его отец являлся их главной проблемой, не было ничего удивительного. С тех пор как его жена и ребенок погибли, когда были под присмотром его отца, он знал, что старику нельзя доверять.
– Он ублюдок.
Ирландка бросила на него странный взгляд и продолжила:
– Этим утром он высказал сомнения в возможности вашего выздоровления, и я не думаю, что он погнушается запереть вас на каком-нибудь чердаке в деревне. С глаз долой – из сердца вон, так сказать. После вашей сегодняшней выходки я, сказать по правде, буду удивлена, если он не сделает этого до того, как моя помощь успеет оказать хоть какой-то эффект.
У виконта вырвался сухой смешок от обеспокоенности, явно слышимой в ее голосе.
– Этого никогда не случится.
– Не случится?
– Я – единственный наследник отца. – Стенхоуп пожал плечами. Как бы это ни было очевидно, Мэгги по-прежнему нуждалась в объяснении. – Он ни перед чем не остановится, чтобы меня исправить. Он годами пытается это сделать.
– Возможно, он устал пытаться, – ровно сказала она.
Это заставило Джеймса остановиться, и он уставился на нее с некоторой долей сомнений.
Они с отцом никогда ни в чем не могли прийти к согласию: ни по поводу политики, или армии, или как надо управлять поместьем, или как заботиться о Софии после рождения Джейн.
– К счастью, пока вы моя жена, его возможности крайне ограничены.
Лежащие на коленях пальцы напряглись, бледная кожа сравнялась по цвету с мрамором.
– Я ведь на самом деле вам не жена.
Джеймсу не нужно было долго раздумывать о том, что она имеет в виду. Но он хотел, чтобы она сама это сказала. Сказала, что их брак – обман.
– Прошу прощения.
– Ваш отец… угрожает аннулировать брак, если я быстро вас не исправлю.
Он фыркнул.
– Я должен буду согласиться на это?
– Вы должны быть в рассудке и не под воздействием опиума, в противном случае я не сомневаюсь, что он лишит вас всех прав. Он просто заявит, что вы были не в себе, когда женились на мне.
– Тогда нам следует выходить в свет. Когда все увидят новую леди Пауэрз, их сомнения исчезнут. По крайней мере на какое-то время.
Маргарет вздрогнула.
– А вы не можете просто?… – Она заерзала в кресле, ее бледное лицо недовольно напряглось.
У него вырвался очередной смешок. Он сам удивился, насколько громкий.
– Что? Совокупиться с вами в темноте и исполнить свой долг?
Ее рот натянулся, но она кивнула.
– Именно. Да. И я понятия не имела, что это такое забавное предложение.
– Как благородно с вашей стороны, – сказал виконт, стараясь не обращать внимания на ноющее чувство, что она стала бы с ним спать, чтобы укрепить свое положение. Это не сильно отличалось от того, как поступают женщины его круга.
Почему Стенхоуп все время пытается думать о Мэгги лучше, чем она есть? Это приводило только к неминуемому чувству разочарования, хотя он уже давно считал, что пересек эту грань.
Мэгги засопела.
– Это не благородство, а необходимость. И прямо сейчас, самое необходимое – это…
Он наклонился вперед и протянул:
– Избавить вас от девственности?
Красивые руки Маргарет замерли на коленях. Казалось, она вся застыла.
– Это непременно ограничит возможности вашего отца манипулировать вашим положением.
Джеймс поднял бровь.
– Думаю, вы хотели сказать: нашим положением.
Наконец, она пошевелилась в кресле, ее праведное лицо выражало явное смущение.
– Да. Нашим положением.
Интересно, как долго Мэгги существовала одна? Без помощи и поддержки мужчин? Очевидно, она работала с мужчинами, но ее строгие плечи и чопорно сложенные руки явно свидетельствовали о том, что прошло уже много лет с тех пор, как она позволяла кому-то из них подойти близко. Возможно, она никогда не позволяла приблизиться к себе. Эта маленькая святая всю свою жизнь плыла по течению без всякой поддержки.
– Ваши родители умерли?
Мэгги моргнула, но выражение ее никак не изменилось.
– Я не хочу говорить о своих родителях больше, чем сказала этим утром, но чтобы ответить на ваш вопрос, да.
– Оба?
Между бровей пролегла небольшая складка.
– Оба.
Куски головоломки складывались в картину. Мэгги научилась быть независимой, делать так, чтобы другие зависели от нее. Спасать тех, кто нуждается в этом, чтобы доказать, что она сама в порядке, выше всех остальных. Может, она боялась свалиться со своего идеального высокого пьедестала и разбиться в дребезги, как это случилось с родителями у нее на глазах?
– Как давно?
Ее губы сжались, словно она собиралась сказать что-то едкое. Маргарет промолчала, и краткий приступ злобы исчез с ее лица.
– Могу я заметить, что мое прошлое вряд ли является причиной наших сегодняшних обстоятельств.
Пауэрз помедлил, удивляясь словам, готовым сорваться с его губ. Смеет ли он их произнести? Это так на него не похоже.
– Я понимаю, что вы не любите говорить о себе, но как еще мне узнать что-то о вас и о том, почему вы здесь? Если, разумеется, вы не предпочитаете оставаться совершенно посторонней. В таком случае я не собираюсь просто лечь с вами в постель, закрыть глаза и делать что положено.
Маргарет тихо заворчала, ее рот открылся от очевидного шока в ответ на его провокацию.
– Правда, Мэгги. Зачем вы здесь?
– В Лондоне?
Джеймс сухо улыбнулся.
– Не будьте дурочкой. Зачем вы здесь со мной?
Ее губы сложились в слабой улыбке, и она резко заявила: