– Так и есть.

– Видите, к чему приводит отсутствие плана?

– К наготе на улице? – протянул он.

– Именно, – ответила она, обрадовавшись, что он по крайней мере осознает, что его действия не совсем разумны.

Пауэрз молча стоял, а Маргарет ждала решения, которое может положить конец всему.

Наконец он прошептал:

– Что вы предлагаете?

Мэгги подняла подбородок, с трудом подавив желание проронить стон облегчения. Он решил помочь сам себе. Она облизнула губы и начала:

– Вам с отцом необходимо найти общий язык. Способ общаться так, чтобы не разрушить семью.

– Я думал, вы просто должны избавить меня от потребности в опиуме.

Маргарет сочувственно сжала его руку.

– Это входит в мою задачу. Вы должны встретиться с действительностью и трезво оценить ситуацию.

Взгляд Джеймса стал отстраненным.

– Я…

– У вас получится, – произнесла она твердо. – Я обещаю.

– Я вам почти верю.

– Вы должны. – Миссис Стенхоуп одарила его своей самой обаятельной улыбкой. – И разве вы не слеплены из крутого теста, милорд?

Виконт поднял светлую бровь, вся его уязвимость спряталась обратно за хищный фасад.

– Очень крутого.

Она почувствовала, что краснеет, несмотря на то что понимала: он просто пытается избавиться от собственного дискомфорта.

Джеймс вздохнул.

– Я обещаю остаться и выслушать отца, если вы обещаете однажды уйти со мной из этого проклятого мавзолея.

Маргарет облизнула губы, уже пытаясь придумать разные способы это сделать. Помимо той провальной попытки отправиться в парк.

– Я думаю, это возможно. Но больше никаких сомнительных заведений.

Он протяжно страдальчески застонал.

– Сомнительные заведения служат своим целям.

– О, разумеется, служат, но в этих целях нет ничего хорошего.

– Мы теперь будем обсуждать нравственность, миссис Мэгги?

– Нет. Мы обсуждаем, что может исцелить душу, а ваши приключения в Ист-Энде этому никак не способствуют.

– Вы верите в душу?

Ее вера в Бога пошатнулась много лет назад, но она не могла отрицать свою веру в то, что в людях есть что-то сверхъестественное. Нечто помимо плоти, оно зажигает взгляды и заставляет лица оживленно сиять. И когда душа угасает, то глаза потухают и тело теряет краски. Она видела такое слишком часто.

Маргарет не допустит, чтобы это случилось с ней, и не позволит, чтобы случилось с ним.

– Есть что-то, что делает нас живыми, – осторожно произнесла она. – И если это не подпитывать, то мы перестаем существовать.

– Мы становимся просто оболочкой… – Слова слетали с губ Стенхоупа, холодные, покорные, горькие.

– Да.

– Вы когда-нибудь теряли душу, миссис Мэгги?

У нее сжалось горло. Как ему объяснить, что когда-то, очень давно, она почти утратила веру в человечество? Что такое количество смертей и жестокости почти уничтожили ее? Никто в Ирландии не хотел ее помощи. Доктора в Крыму тяготились ее присутствием и присутствием всех остальных сестер, относились к ним с презрением, и она видела больше людей, брошенных словно мусор, чем была в состоянии сосчитать. Весь этот ужас ее почти уничтожил.

Но в один день каким-то образом Мэгги очнулась от всего этого и решила видеть в людях хорошее. Что на каждого злодея найдется человек, способный поделиться последним куском хлеба, утешить умирающего товарища или просто быть рядом с тем, кому очень плохо.

Маргарет вздернула подбородок и встретила взгляд виконта.

– Несколько лет назад. Да. Почти потеряла. Я была раздавлена, озлоблена и готова велеть миру убираться ко всем чертям.

Джеймс, сомневаясь, не веря своим ушам, наклонился поближе.

– Но вы этого не сделали?

– Я решила принимать мир таким, каков он есть. Местом боли и радости.

– В жизни не видел никакой радости.

Она почувствовала, как губы непроизвольно складываются в улыбку.

– Что ж, придется это изменить.

Его широкие плечи слегка напряглись, но в глазах что-то блеснуло. Надежда, которая поможет ей справиться с любой возможной болью. В этом Мэгги уверена.

Джеймс боролся с желанием сбежать. Внутри все приказывало отправиться в ночь. Оставить позади отцовский дом и воспоминания. Но глядя в прекрасное лицо Мэгги, он знал, что не сделает этого.

Стенхоуп останется не только ради нее, но и ради себя.

Как он мог подумать, что сможет справиться в одиночку? Его безумные выходки даже его убедили, что он больше не способен выжить самостоятельно…

Ради бога! Он стоит посреди коридора в одном халате и угрожает сбежать в ночь. Это не предвещает ничего хорошего. И все же Мэгги держит его за руку и просит выбрать собственное будущее, а не потребность скрыться от боли.

Если быть абсолютно честным, бóльшая часть его по-прежнему хочет именно этого. Спуститься в ад и никогда не возвращаться. Боль была слишком сильной и слишком давней, чтобы верить, что от нее можно избавиться.

Когда он думал о прошлом, то видел только Софию и Джейн. Прекрасное лицо жены, искаженное напряжением вечного стремления к женскому совершенству, и его дочери, отобранной у него прежде, чем она успела начать жить.

Но Маргарет обещала, что есть способ собрать воедино часть осколков того, что осталось от его души. И было ли это таинственное существо внутри ее или твердая уверенность в ее нежном голосе, но Джеймс собирается сделать нечто совершенно ему чуждое. Он собирается поверить, что его еще можно спасти.

Поэтому, вместо того чтобы отправиться в ночь, подальше от боли и превратностей жизни, омраченной воспоминаниями, Пауэрз последовал за ней обратно по коридору, к свободе, которую она так отважно обещала.

Маргарет сглотнула внезапно подступившую нервозность и спустилась по лестнице.

Джеймса не было в комнате.

Мэгги остановилась посреди холла и посмотрела по сторонам. Она отказывается заранее терять хладнокровие. Куда скорее всего мог отправиться ее заблудший подопечный супруг? Она сфокусировалась на высоких двойных дверях, ведущих на улицу. Может, он просто обманул ее вчера и направился обратно, чтобы сломать себя о шестерни Восточного Лондона и его заведений порока?

Маргарет решила не оставаться в его спальне. Это казалось слишком интимным, и к тому же она должна продемонстрировать немного веры в него.

И все же она не удивится, если он и впрямь сбежал. Не может. Не с ее опытом. Несмотря на это, Мэгги поняла, что вопреки всему надеется, что он не поставил на себе крест и собирается исполнить то, что обещал всего несколько часов назад.

До нее донесся гул мужских голосов, и она бросилась в их направлении. Оба голоса были низкими и сильными. Она подошла ближе. Ей пришла в голову неожиданная мысль.

Что, если Пауэрз разговаривает с отцом? Ведь это невозможно? Даже Святой Деве не удалось бы организовать это чудо в столь короткий срок.

Тем не менее, ей пришлось поверить собственным ушам, когда она проследовала по восточной ковровой дорожке через холл к столовой, где подавали завтрак. Перед дверью она замерла.

Воздух наполнял звон приборов.

– Господи боже. Тебе обязательно все время спорить? – потребовал граф.

– И ты еще спрашиваешь? – поддразнил Пауэрз.

Маргарет напряглась и взялась за дверную ручку, готовясь войти и вмешаться в спор. Но остановилась. В конце концов, она раньше не слышала, как общаются эти двое.

– Ты слушаешься эту женщину?

Этой женщиной, надо полагать, была она.

Возникла долгая пауза.

– Я следую ее рекомендациям.

Еще одна пауза.

– Хорошо. У меня есть сомнения, но…

– Почему у тебя сомнения, ради всего святого, если ты сам выбрал и нанял ее?

– И нечего так веселиться.

– Твои намерения опасны. Тебе, черт возьми, надо перестать путаться у нее под ногами и позволить ей делать то, ради чего она здесь.

Сердце Маргарет учащенно забилось. Пауэрз ее защищает? Даже когда она заставляет его делать то, чего он не хочет?